Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 232

Если, например, только за первые 26 дней гитлеровской агрессии — к 19 июля 1941 г. — люфтваффе потеряли сбитыми 1300 самолетов, т. е. в среднем по 50 «стервятников» в день[249], то для сосредоточенных в западных приграничных округах 10 743 боевых самолетов, ежели б все по уму-то, уже через день-другой после начала агрессии попросту не нашлась бы боевой работы — Адольф-то выделил всего 4846 самолетов.

Та есть, коли при тех немыслимо жутких потерях авиации в первый же день агрессии — 1489 самолетов уничтожены на земле, 322 сбиты в воздушных боях[250] — так называемыми «старенькими» самолетами наносили такой мощный, дотоле вообще неведомый гитлеровским бандитам урон, то ведь совершенно же очевидно, что у РККА было вполне достаточно сил, чтобы размолотить вермахт в пыль еще тогда, в 1941 г.

Особенно если, например, учесть, что даже в тех немыслимо наитяжелейших условиях, обладая всего-то старенькими танками типа БТ, на коих аж двое суток добирался до боевого соприкосновения с агрессором командир 9-го мехкорпуса КОВО, в очень скором будущем поистине великий полководец К. К. Рокоссовский, уже через день боев запрашивал разрешение идти на Варшаву![251]

То есть совершенно ясно, что и сил, и решимости со всей суровостью покарать наглого агрессора, и мужества, и доблести нашим войскам хватало, даже невзирая на многочисленные и хорошо известные негативные издержки подготовки к отпору врагу.

Мало кому известно, что, например, подлинный отсчет выдающимся поистине беспрецедентным в своем фантастическом героизме и мужестве подвигам, в частности наших летчиков, необходимо вести начиная с 15-й минуты агрессии гитлеровской Германии. Ровно в 4 часа 15мын 22 июня 1941 г. командир 124-го истребительного полка младший лейтенант Д. С Кокорев совершил самый первый в той страшной войне воздушный таран — был уничтожен германский самолет «Дорнье-215».

В 4 часа 25 мин. летчик с великой русской фамилией И. И. Иванов повторил этот подвиг. Через час после самого первого тарана — в 5 часов 15 мин. летчик Л. Г. Бутелин утроил счет таранов. В 10 часов утра 22 июня летчик П. С. Рябцев совершил четвертый таран. А перечень летчиков, которые совершили таран прямо в первые же часы агрессии, таков: Д. С. Кокорев, И. И. Иванов, Л. Г. Бутелин, П. С. Рябцев, А. И. Мокляк, С. М. Гудитов, В. С. Лобода, А. С. Данилов, Е. М. Панфилов…

А 12 сентября 1941 г. впервые и мире воздушный таран был осуществлен женщиной — светлой памяти мужественной защитницей своей Родины, командиром 5-й эскадрильи 135-го ближнебомбардировочного авиаполка старшим лейтенантом Екатериной Ивановной Зеленко, с мая 1990 г. Героем Советского Союза (посмертно). Высшей награды она была удостоена столь поздно лишь по той причине, что даже командование 135-го ББАП просто не знало о ее подвиге, что, увы, для 1941 г. было более чем характерно

Вечная им слава! И да простят автора те безвестные герои-летчики, чьи славные имена не указаны в этом списке, — возможно, нам еще не все известно о первых мгновение той войны.

Однако коленопреклоненно склоняя голову перед их беспримерными подвигами, я не могу не задать отцам-командирам того времени один, возможно, до остервенения неприятный вопрос: почему уже на 15-й минуте агрессии даже командир истребительного полка оказался вынужденным ради защиты своей Родины идти на таран?!

Ведь боезапаса на истребителях того времени должно было хватить как минимум на полчаса даже самого жаркого боя!

Что же сей факт должен означать — что даже на истребителе командира полка не был установлен боезапас?!

Увы, как правило, это было так, а то и того хуже, в чем еще с горечью убедимся. Лет пятнадцать тому назад автору довелось беседовать с одним стариком в Тверской области. Сам он был выходец из Белоруссии, из одного из приграничных районов. Войну встретил в возрасте 20лет и все хорошо помнил. Хорошенько помянув всех павших в войне — дело происходило 9 мая 1990 г.,— старик со слезами на глазах рассказал, что с расположенного вблизи их деревни приграничного аэродрома летчики не могли даже взлететь — в баках их самолетов была вода!

Так вот, кто бы объяснил, как могло произойти такое, что Сталин за 4 дня предупреждает все войска о предстоящем нападении, требует приведения их в боевую готовность, а там, извините, бардак — на истребителях приграничного базирования не установлен боезапас, а в их баках — вода?!





Ну а кто бы вразумительно объяснил также невообразимо вопиющий факт: почему у призванной оборонять северные подступы к Минску 100-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. Н. Руссиянова уже на второй день войны была изъята вся артиллерия, вплоть до батальонной включительно, и передана на другой, менее важный участок фронта, откуда ее удалось вернуть лишь к исходу 27 июня, когда в сущности участь Минска была решена?!

Да, дивизия Руссиянова даже в безоружном состоянии исключительно достойно встретила лютого врага — три дня (без артиллерии три дня!) удерживала свой рубеж обороны и жгла и жгла коктейлем Молотова танки врага, уничтожив полк мотопехоты, разгромила (в ночном бою!) штаб 25-го танкового полка 39-го танкового корпуса вермахта. Однако же, кто бы и в самом-то деле вразумительно объяснил, почему на второй же день войны именно у этой дивизии изъяли всю, включая даже батальонную, артиллерию?! Ведь она же должна была оборонять столицу Белоруссии — Минск — с севера!

Объяснения этому даются странные: мол, из-за неразберихи первых дней войны, как указывает, например, М. Солонин (22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? М., 2005. С. 480).

Нет, дорогой коллега, неразберихой тут и не пахнет, хотя она и в самом-то деле имела место! Изъятие всей без исключения артиллерии у дивизии, призванной оборонять столицу Союзной Республики, — это откровенное преступление перед Родиной, которое было совершено по приказу сверху! Ибо в условиях войны изъять всю без остатка артиллерию у дивизии, поставленной в оборону столицы Союзной Республики, могли только по приказу командующего Западным фронтом генерала Павлова и командующего армией, в которую входила дивизия Руссиянова. Следовательно, изъяли сознательно, лишь подделавшись под неразбериху. Неужто следует предполагать, что командующие фронтом и армией не понимали, у кого они изымают всю артиллерию? Это начисто исключено!

Так что не о неразберихе следует толковать, хотя, подчеркиваю, никто ее факт и не отрицает, а, к глубокому сожалению, придется еще раз вспомнить, что гитлерюги запланировали взятие Минска на 5-й день агрессии еще в конце 1936 г. и, сохранив и даже подтвердив этот график накануне агрессии, с немецкой же пунктуальностью взяли Минск к исходу 5-го — началу 6-го дня агрессии? Да, говорить об этом до остервенения не приятно, но другого выхода просто нет — факты никак не складываются хотя бы по смягченному варианту! Речь идет действительно о предательстве. Вот почему Павлов был расстрелян с мотивировкой «за создание противнику возможности для прорыва фронта Красный Армии», а дивизия Руссиянова с 18 сентября 1941 г. стала одной из трех самых первых гвардейских дивизий в нашей армии.

Разгром западной группировки РККА состоялся лишь потому, что «собственной слабостью» Красной Армии да и всей системы обороны на западных границах прежде всего явился тот самый план, о котором К. К. Рокоссовский без каких-либо обиняков прямо сказал, что «если он и имелся, то явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжелое поражение наших войск в начальный период войны». Не говоря уже об иных, резко усугублявших и отягощавших указанное обстоятельство причинах…

249

Вторая Мировая война. Краткая история М., 1994. С. 123.

250

Мельтюхов М. Упущенный шанс Сталина. М., 2000. С 511; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart, 1983. Bd. 4. S. 653.

251

Чуев Ф. Несписочный маршал. М., 1995. С. 72.