Страница 69 из 232
Зачем они так остервенело лгут? Причины, конечно, разные. Кто по злобе, кто по скудоумию, кто корысти ради. Однако не эти частные причины лежат в основе глобальной антисталинской кампании. Еще с 30-х годов прошлого века атисталинизм стал формироваться как мощный антисоветской идеологической фронт. И когда Хрущев открыл этот фронт внутри страны, тогда и было предопределено разрушение Советского Союза. Но созданное после падения царизма в России социалистическое государство оказалось столь прочным сооружением, что потребовалась смена поколений, уход из жизни тех, кто мог сравнивать жизнь до и после революции, потребовалось, чтобы позиции в политике, экономике, идеологии социалистической страны заняли потомки тех, против кого поднялись рабочий класс и крестьянство в 1917 году. Сегодня эти потомки создала государство, в котором, как они утверждают, народ впервые в российской истории стал свободен.
Вы свободны? Праздный вопрос.
Никогда не будет свободен народ, воспитываемый на лжи и подлости. И для того, чтобы он не рвался к свободе, его и кормят денно и нощно ложью.
Г. Горяченков»
Глава III. ГДЕ НАЧАЛО ТОГО КОНЦА, КОТОРЫМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ НАЧАЛО»[239]
Война — это по большей части каталог грубых ошибок.
У. Черчилль
К глубокому сожалению, трагедия 22 июня 1941 г. действительно была неизбежна. Потому как была обреченно предрешена, а следовательно — неминуема!
Однако, и хочу подчеркнуть это особо, отнюдь не потому, что-де гитлерюги, видите ли, лучше работали да глубже думали, в чем Жуков до конца своей жизни пытался всех убедить, в т. ч. и особенно с помощью далеко не во всем хорошо разбиравшегося «властителя дум» того поколения — писателя К. Симонова[240].
Если бы герры генералы на самом деле глубже думали, то не полезли бы со своим тевтонским мечом на Русь! Уж сколько веков известно, что «кто придет на Русь с мечом — от меча и погибнет!»
Да и о каком глубоком уме германских генералов можно говорить, если даже предупреждение «железного канцлера»— Бисмарка — о том, что «на Востоке врага нет!» даже для его правнука — графа фон Эйзинделя, офицера люфтваффе, — и то оказалось не впрок! Граф прозрел» лишь тогда, когда угодил в советский плен[241].
О каком уме германских генералов можно говорить, если даже столь почитаемое военными всего мира «светило», как Клаузевиц, и то оказалось не указ! Еще в первой трети ХIХ в. Клаузевиц предупреждал, что «Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, т. е. оккупировать; по крайней мере этого нельзя сделать… силами современных европейских государств…»[242]
Обладай герры генералы хоть капелькой подлинного стратегического ума, им хватило бы и одного арифметического действия, чтобы понять, насколько были правы Клаузевиц и Бисмарк!
Ведь бескрайние просторы России, как в «царской водке», «растворят» любую армию, сколь бы многомиллионной она ни была! Ибо любого незваного «гостя» Русь так «обнимет» в своих «тяжелых нежных лапах», что «хрустнет скелет кичливого врага»![243]
Объективности ради обязан сказать, что червю сомнений однажды удалось, казалось бы, преодолеть столь мощное препятствие, как твердолобость тевтонского стратегического мышления. Незадолго до нападения на СССР на вдрызг окоричневевшие мозги герров генералов вроде как озарение снизошло, которое в их же изложении звучит так: «В результате штабных учений отдельных армейских групп выявились новые проблемы: проблема обширных пространств и проблема людских ресурсов. По мере продвижения армий вглубь России первоначальный фронт в 1300 миль (2410 км. — А. М.) должен был растянуться до 2500 миль (т. е. почти до 5000 км. — А. М.)…»
Но, увы! Для того чтобы червь сомнений навсегда поселился в тевтонском черепе, понадобились меткая пуля простого советского солдата, Великое 9 Мая 1945 года и отличная пеньковая веревка (кстати, из России) Нюрнбергского трибунала.
Предостерегая сторонников нападения на Россию, Бисмарк всегда подчеркивал, что «об этом можно была бы спорить в том случае, если бы такая война действительно могла привести к тому, что Россия была бы разгромлена.
Но подобный результат даже и после самых блестящих побед лежит вне всякого вероятия. Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских…
Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезаемого кусочка ртути.
Это неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей…»[244]
Уж это-то образованные герры генералы могли бы хоть как-то уразуметь?!
Но в то же время трагедии 22 июня нельзя было избежать потому, что такая страна, как Россия, как отмечал Кваузевиц, пускай и временно, но «может быть побеждена лишь собственной слабостью»[245].
Но слабостью не в количестве войск, пушек, танков, самолетов и т. п., чего даже при условии реально имевшегося перед войной отставания (но не безнадежного!) в уровне и масштабах охвата технической цивилизацией, все-таки хватало, а по отдельным параметрам — даже и со значительным перевесом над вермахтом. Во всяком случае для успешного отражения и сдерживания первого и самого мощного удара вермахта — вполне хватило бы.
К примеру, 99-я стрелковая дивизия полковника Н. И. Дементьева трижды выбивала гитлерюг из пограничного Перемышля только 28 июня, когда агрессоры уже были и в Даугавпилсе, и в Минске, эта дивизия отошла своего рубежа на берегу пограничной реки Сан…
Если, например, при тех немыслимо наитяжелейших условиях всего за три недели боев наши войска с успехом отправили «на свидание» с самим рыжебородым Ф. Барбароссой 100 тысяч германских бандитов, что практически столько же (даже чуть больше), сколько вермахт потерял за первые два года Второй мировой войны, то нетрудно подсчитать, что за оставшиеся до конца 1941 г. 24 недели по этому же «адресу» отправился бы как минимум еще примерно миллион тевтонских негодяев! Кстати говоря, примерно так оно и вышло[246].
Если, например, только за один день — 22 июня 1941 г.— противотанковая артиллерийская бригада будущего маршала, а тогда полковника Москаленко уничтожила 42 вражеских танка, а всего до 70 единиц техники, т. е. танков, танкеток, бронеавтомашин, автомашин и мотоциклов[247], то нетрудно подсчитать, что за оставшиеся 189 дней до конца 1941 г. одна только эта часть РККА пустила бы на металлолом одних только танков 7938 шт., что было бы без малого в два раза больше, чем Гитлер выделил для вторжения — всего-то 4171 танк и штурмовых орудий! А всего 132 300 единиц гитлеровской техники! А если учесть, что таких бригад перед войной было создано десять (правда, в основном на бумаге), то, сами понимаете, что урон, который гитлерюги понесли бы только от них, составил бы 132 300 единиц наземной техники! А это уже примерно 20% количества всей техники вермахта при вторжении!
Если, например, только за один самый тяжелый день — 22 июня 1941 г. — 28-я танковая дивизия под командованием полковника И. Черняховского без особого труда передавила целый моторизованный полк фашистских негодяев[248], то нетрудно же подсчитать, что, продолжи она в том же духе, на счету одной только этой дивизии к концу 1941 г. было бы около 200 механизированных полков вермахта, отправленных к «гансовой матери»!
239
К. Прутков.
240
Явная неспособность постоянно изгибавшегося в унисон «зигзагам генеральной линии» К. Симонова детально разбираться в вопросах истории войны, «органически» сочетавшаяся в нем с обязательным по тем временам «физиологическим» антисталинизмом, причудливо переплетавшимся и с мотивами личной мести (дело в том, что любимец Сталина — Рокоссовский — во время войны имел бурный роман с женой Симонова, однако, несмотря на все жалобы на великого полководца, Сталин лично прикрыл эту бытовую передрягу), порой очень чувствительно затрагивала даже наиболее героические события Великой Отечественной войны. К сожалению, именно с его подачи в круговерти и без того не очень-то порядочных и честных исследований о войне «загуляла» оскорбительная для ветеранов войны да и вообще для подвига всего народа версия о том, что-де перед началом советского контрнаступления под Москвой немцы, мол, и так получили приказ на отступление. В книге «Маршал Жуков. Каким мы его помним» К. Симонов писал: «Сейчас в истории Великой Отечественной войны давно общеизвестен тот факт, что к началу нашего контрнаступления под Москвой немецкие войска уже получили приказ на отступление. В то время говорить об этом было не принято… Такое изложение подлинных событий казалось тогда менее героическим, и было принято говорить, что мы нанесли свой контрудар по немцам, еще продолжавшим рваться к Москве» («Маршал Жуков. Каким мы его помним». М., 1988. С 81 — 82.). Едва ли по умыслу, тем более злому, однако вольно или невольно получилось так, что «властитель дум» скатился до лжи. Потому как выдал в этом домысле действительно имевший место, но всего лишь приблизительно похожий частный случай за общую картину. Дело в том, что 4 декабря 1941 г. командующий 4-й армией вермахта генерал фон Клюге действительно вынужден был отдать приказ отойти на исходные позиции частям своей армии, участвовавшим в попытке прорыва на Наро-Фоминском направлении (4 дивизии 20-го армейского и 57-го механизированного корпусов вермахта). В районах к югу от Кубинки и западнее Апрелевки эти части были не только остановлены, но и отброшены назад с тяжелыми потерями. Вот потому-то фон Клюге и вынужден был отдать приказ отойти на исходные перед попыткой прорыва рубежи, что опять-таки даже в рамках его армии не означало приказа на общее отступление. Остальные же 47 дивизий группы армий (ГА) «Центр» вермахта по-прежнему продолжали рваться к Москве, хотя в ряде мест, не выдерживая частных контрударов советских войск, стали самовольно переходить к обороне, в т ч. и на заранее подготовленных рубежах против центра Западного фронта. Как показало в последующем тщательное изучение трофейных документов и других источников, общего приказа на отступление по ГА «Центр» до начала советского контрнаступления не существовало! Напротив, Гитлер отдал категорический приказ «Ни шагу назад!» (куда раньше, чем Сталин), адресованный ГА «Центр». Вот ведь что важно! Обладавший огромнейшим влиянием на умонастроения общества писатель просто обязан был исключительно тщательно все перепроверить, что, кстати говоря, при его-то связях в военных кругах вообще не представляло какого-либо труда. Одного телефонного звонка хватило бы. Невинное, на первый взгляд, якобы переосмысление яко бы в свете новых фактов наиболее важных событий войны в итоге превратилось в ложь о героизме и доблести наших солдат в битве под Москвой! Едва ли писатель имел в виду такой результат, но ведь получилось то, что получилась, — значение подвига солдат и офицеров в битве под Москвой оказалось незаслуженно принижено («Маршал Жуков. Каким мы его помним». М., 1988. С 81 — 82.). Коли так хотелось сказать о битве под Москвой что-то новое, то надо было не упиваться восхвалениями Жукова, а показать его истинную роль в той битве, особенно в сравнении с ролью Сталина, о чем речь еще впереди…
241
НВО. 2003. № 27.
242
Клаузевиц К О войне. Т. 3. М., 1932. С. 127.
243
Выражения (соответственно) А. Блока и А. С. Пушкина.
244
Цит. по: История дипломатии. Т. II. М.; Л. 1945. С. 103.
245
Клаузевиц К О войне. Т. 3. М., 1932. С. 127. Увы, это так, и 145 млн. граждан России, за минусом, естественно, кучки захвативших власть в огромной стране негодяев-предателей, тому очевидцы-свидетели!
246
Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии. Т. 3, кн. 1. М., 1971. С. 130.
247
Москаленко К. С. На Юго-Западном направлении. Кн. 1. М., 1979. С. 27; цифра 42 танка взята из кн. Перина Р. Гильотина для бесов. СПБ., 2001. С. 73.
248
См. Перин Р. Гильотина для бесов. С. 73.