Страница 7 из 73
«Но куда же подевался пистолет?» – недоумевала я про себя. Ведь я нашла в нашем заднем офисе лишь старый револьвер отца.
– Он бегом спустился по лестнице. Полагаю, буквально наткнулся на грабителей, – продолжала я.
– Бег и шок стали серьезной нагрузкой для сердечной мышцы, а при падении он ударился затылком, но он крепкий старик – надо же, погнался за бандитами! – Медик взглянул на меня и перестал улыбаться, увидев выражение моего лица. – А вам лучше лечь. Не хотелось бы, чтобы вы опять упали в обморок и ушиблись. Если бы детектив вас не поддержал, вы бы раскроили голову.
Я последовала совету врача. Состояние у меня еще не изменилось. Я словно зависла в воздухе и наблюдала со стороны, как неотложка мчится к больнице Святого Винсента. Вот я провожаю каталку с папой в приемный покой, держу его вялую руку, пока ему накладывают шов на плечо и вводят в вену иглу капельницы. «Кто эта спокойная женщина?» – хотелось прокричать мне. Конечно, не я: мои нервы искрили, как бикфордовы шнуры, а сердце выстукивало бешеный ритм. Возможно, наружным спокойствием никого не обманешь. Обратив внимание на мою бледность, медбрат велел санитару принести мне стул.
– Не следует, чтобы вы потеряли сознание в мою смену, – проворчал медбрат с певучим вест‑индским акцентом. Голос молодого человека пролетел по стерильной реанимационной палате, как теплый ветерок. Кожа – цвета чая улун, а длинные жесткие курчавые волосы подвязаны ярко‑оранжевой банданой. На беджике значилось имя «О. Смит».
– Он придет в сознание, мистер Смит? – спросила я.
– Я ввел ему столько обезболивающих, что вряд ли, дорогуша. А если и очнется, то вы не услышите ни одного вразумительного слова. Вам бы тоже неплохо немного отдохнуть.
Похоже, он привык, что пациенты беспрекословно выполняют его распоряжения, но я покачала головой.
– Я останусь, – заявила я. – Не хочу, чтобы он пришел в себя в одиночестве.
Примерно через час папу перевели в обычную палату. Там имелась свободная койка, и О. Смит сообщил, что я могу лечь на нее, но я боялась уснуть. Я опасалась, что, если не буду наблюдать за отцом, он умрет. Поэтому я пристроилась на стуле с прямой спинкой между кроватью отца и окном, выходившим на Седьмую авеню. Над зданиями на противоположной стороне улицы темнело ночное небо, но окна верхних этажей отражали жемчужно‑серый цвет утренней зари. Дождь прекратился. Воздух стал прозрачным. Из решеток водостоков извилистыми лентами змеился пар. Прежде я считала, что такими белыми облачками украшен каждый мегаполис, но отец объяснил мне, что под улицами проложена необычная система отопительных труб. Ее изобрели еще до начала пользования электричеством.
«Я полагал, что Нью‑Йорк плывет на облаке, когда впервые его увидел, – делился со мной Роман, описывая свое первое впечатление от города, когда пароход зашел в гавань. – Я решил, что он мне снится».
В детстве я была уверена, что струящийся белый пар является доказательством, что под поверхностью нашего мира существует другой. Возможно, тот, о котором упоминала мама, когда рассказывала мне сказки на ночь. Она называла его то Летней Страной, то Сказочной Землей, где всегда царит лето и цветы цветут круглый год. Там из недр земли били чистые родники и растекались ручьями по зеленым лугам, украшая их, подобно кружеву. Ручейки стекались в озеро с лебедями. Порой Летняя Страна могла мелькнуть в конце лесной тропинки, в отражении горного водоема… или на секунду показаться за открытой дверью на городской улице, где прежде никакой двери не было. А если обернешься еще раз – увидишь только гладкий камень. Искать Летнюю Страну бесполезно, но иногда она могла впустить тебя, причем совершенно неожиданно. Человек проводил там целый день, а вернувшись назад, обнаруживал, что в обычном мире миновал десяток лет. Все его друзья и родственники уже состарились, кроме него одного.
«Поэтому ты так молода?» – обычно спрашивал у мамы отец.
Она смеялась, но в детстве я верила, что у нее есть ключ от этого волшебного места. А еще я думала, что, если смотреть на струи пара зимой, рано утром, я на миг увижу Летнюю Страну. Полюбуюсь белогрудыми лебедями, скользящими по хрустальным озерам, и заколдованными лошадьми, выходящими из пенящихся волн. Но сегодня утром призрачные клубы пара, покачивающиеся в тени больничного здания, перестали быть добрыми посланцами сказочного королевства. Они заставили меня думать о тенях проклятых, восстающих из ада в Судный День. Хотя зрелище уличного пара никогда не наводило меня на такие размышления. То ли в городе что‑то переменилось за ночь, то ли во мне.
– Мисс Джеймс?
Голос вывел меня из тягостных фантазий. Я обернулась – в изножье отцовской койки стоял детектив, побывавший в нашем таунхаусе. Когда он здесь появился? Он что, нарочно подкрался ко мне? Но я отбросила нелепое предположение. Он – просто служащий из полиции, а не индеец‑следопыт.
– Детектив Джозеф Кирнан, отдел полиции Нью‑Йорка по расследованию преступлений, связанных с кражей предметов искусства, – представился сыщик, протянув мне визитную карточку. – Я не хотел будить вашего отца. Ему нужен покой. Врач сказал, что его состояние стабильно.
– Да, но он еще без сознания, – произнесла я. – Вряд ли это хороший знак.
– Значит, он не сумел рассказать вам, что случилось?
– Нет, но все очевидно. Он спугнул грабителей, и они в него выстрелили.
– Вы были свидетелем?
– Нет. Я отстала от отца на лестнице. Когда я вбежала на наш задний офис, он лежал на полу раненный.
– А один из грабителей держал в руке револьвер?
– Нет. Видимо, он его бросил. Они упаковывали в сумку холсты. Все картины, кроме одной, они вырезали из рам. Хотели смыться как можно скорее, после того, как сработала сигнализация сейфа.
– Да… и это тоже вызывает у меня некоторые сомнения. – Детектив бросил пальто на свободную кровать и придвинул ко мне стул – настроился на долгий разговор. – Между прочим, сигнализация на входной двери была отключена. Кто‑нибудь, кроме вас и вашего отца, знал код?
– Несколько человек. Наша помощница по хозяйству, администратор… Мы всегда в сейфе храним самые ценные вещи, так что…
– А комбинация замка сейфа известна посторонним лицам?
– Только мне и отцу. Грабители, наверное, воспользовались взрывчаткой… – Я умолкла, вспомнив момент, когда воры прошли мимо меня в коридоре. Совсем не хотелось к этому возвращаться. Мне сразу же сдавливало грудь. – Когда они приблизились, я почувствовала странный запах. Серы… и еще чего‑то горелого.
– Никаких признаков взрыва мы не обнаружили, – констатировал детектив. – Либо они каким‑то образом выведали шифр, либо…
– Либо что? – сердито осведомилась я.
Сыщик склонил голову к плечу и усмехнулся.
«Симпатичный, – рассеянно отметила я. – Что‑то в нем мальчишеское. Аккуратная стрижка». Отстраненность от реальности не покидала меня с того момента, когда я увидела отца, истекающего кровью. «Курчавые темные волосы, – продолжала я мысленно описывать внешность детектива. – Квадратная нижняя челюсть. Подбородок с вертикальной ложбинкой, широкие плечи, глубоко посаженные карие глаза. Конечно, он привык очаровывать женщин своей импозантностью». Но зачем ему флиртовать со мной? Я ведь из разряда пострадавших, не так ли?
– Не имею понятия, – ответил он. – А как по‑вашему?
– Не знаю, – честно призналась я.
– Ваш отец мог сказать им комбинацию?
– Только если бы они навели бы на него пушку.
– Но вы сообщили, что вбежали на кухню следом за отцом, а преступники успели вырезать из рам все холсты, кроме одного. Следовательно, он никак не мог назвать им код. По крайней мере тогда.
Я не сразу осознала смысл его слов, но спустя мгновение возмущенно воскликнула:
– Вы намекаете, что мой отец причастен к ограблению?
Детектив Кирнан пожал плечами.
– Я просто пытаюсь выяснить правду. Вы уверены, что сейф был на замке?
– Да, я специально вернулась в офис, чтобы сделать это лично… – Я запнулась, сообразив, что в то время как я проводила Зака Риза до выхода и вернулась, Роман уже спрятал картины Писсарро. Тогда у меня никаких сомнений не возникло. – На самом деле сейфом занимался отец, а я прощалась с другом семьи…