Страница 53 из 128
— Отнюдь нет! — Штабной чуть улыбнулся. — Вспомогательный крейсер «Арамис»
возвращается к гражданской службе. Соответственно, он должен быть разоружен. С него
снимается броня. Эта броня направляется в Сайгон для дополнительного укрепления
танков «Рено FT-17». К работам приказано приступать сразу же по прибытии материалов.
9 декабря 1941 года, Сайгон
В офицерском клубе было шумно. Говорили не стесняясь, высказывались откровенно.
Молодых офицеров не смущало даже присутствие старого капитана Буателя.
— Фактически мы предоставили японским военным право оккупировать Индокитай! —
горячился молоденький лейтенантик.
— А что нам оставалось? — резонно возражал офицер постарше. — Не забывайте, мы
ведь проиграли войну немцам — там, в Европе. Следовательно, наши позиции здесь
сделались весьма шаткими. Японцы в любом случае протянули бы свои жадные лапы к
Индокитаю. Лучше уж заключить с ними сделку.
— Если вспомнить, что мы продали им «Рено» еще в двадцать седьмом, — вздохнул
Буатель. О чем бы ни шла речь, его мысли возвращались к любимому танку. — Они
назвали его «Оцу», модернизировали. Вообще, насколько я помню, тот тип «Рено», что
заполучили японцы, отличался от базового варианта — главным образом более мощным
двигателем. Он и более маневренный, чем наш. Японцы потом поставили на него еще
более мощный дизель и оснастили пушкой в 57 миллиметров... «Оцу» неплохо себя
показали в Манчжурии в начале тридцатых...
— Ну, завел старик шарманку, — прошептал один из новичков.
— Он обожает свой танк, — пояснил более опытный служака. — Эта ржавая
драндулетина, по его словам, еще покажет себя в бою.
— Да какой может быть бой, если мы сдались союзнику Германии и превратили нашу
колонию в военный плацдарм и сырьевой придаток Японии! — горячился молодой
офицер.
— Тише, господа, — подал голос Буатель. — Так было нужно. А рассуждать — не наше
дело.
9 марта 1945 года, Сайгон
— Вы арестованы.
С Буателя сорвали одеяло. Он протер глаза. В комнате стояли двое японских солдат,
прямо перед ним находился какой-то японский нижний чин.
— Что происходит?
— О, ничего особенного, — тонко улыбнулся нижний чин. Он сносно говорил по-
французски. — Нам стало известно, что де Голль завоевал независимость своей родины,
но отнюдь не намерен давать независимость Индокитаю. Напротив, он готов послать сюда
вооруженные силы, чтобы обеспечить французское военное присутствие здесь. Нас это не
устраивает. Нам нужны войска Франции во Вьетнаме. Могу вас утешить, господин
Буатель, — прибавил он, — в эту самую минуту аресты производятся одновременно по
всем французским гарнизонам. Поторопитесь, потому что скоро мы все здесь подожжем.
— А что будет с моими офицерами?
— Всех интернируют, — сообщил японец. — Кроме особо злостных. Тех расстреляют.
Буатель не стал спрашивать о собственной судьбе. Его больше интересовала грядущая
судьба его танков.
20 декабря 1946 года, Шанхай
— Мсье, газету?
Буатель находился в Шанхае. После нескольких месяцев в японской тюрьме, о которых
лучше не вспоминать, он все-таки вырвался — помогли старые дипломатические связи и,
как ни странно, сентиментальные воспоминания генерала Биллоте, имевшего полезные
знакомства.
В Шанхае Буатель залечивал физические и душевные раны.
— Газета? Гм. Вряд ли она поможет обрести истинно дзенское спокойствие, — пробурчал
Буатель, всовывая в смуглую руку газетчика монетку. Он с хрустом развернул лист и...
Да. Лучше было и впрямь этого не читать.
Французы, естественно, без боя не сдались. После акции японцев в события неожиданно
вмешалась третья сила — местное население. Националисты Вьетнама подняли мятеж. И,
как ни странно, побеждали, медленно, но уверенно.
Руководил ими тот самый член Французской компартии, теперь он носил китайское имя
Хо Ши Мин. Как его звали на самом деле — Буатель не знал. Да и не интересовался.
Французское командование пыталось установить контроль над Ханоем. Мятежники-
вьетнамцы засели во дворце Бакбофу. Начался штурм.
В действие были введены танки и бронемашины — старый взвод Буателя! Снаряды
«Рено» разрушили ограду дворца. Солдаты моторизированной пехоты бросились на
штурм.
Потери были огромны: более сотни убитых французов. Сколько при этом погибло
вьетнамцев — никто не считал. Автор заметки писал — «все защитники дворца». Без
числа.
Буатель смял газету.
Он чувствовал странное, необъяснимое волнение. Его танки! Столько лет ржавели они в
этом невыносимом климате, столько лет безмолвно грозили своими пушками возможным
нарушителям спокойствия. И вот наконец настал их час. Построенные еще в годы Первой
мировой войны, простоявшие без дела всю Вторую мировую — они наконец-то открыли
огонь.
Это был последний бой «Рено FT-17» принадлежащих Французской республике.
Весна 1955 года, Париж
Жан Буатель сидел за столиком парижского кафе. Цвели каштаны. Он пил кофе. Мир за
окном казался ему нарисованным на картинке.
За соседним столиком он увидел человека, в котором безошибочно признал кохинхинца.
Хотя тот был в безупречно пошитом костюме, холеный, ухоженный — уже не молодой,
полный чувства собственного достоинства, что свойственно лишь очень образованным
людям.
— Разрешите? — Повинуясь инстинкту, Буатель пересел за столик вьетнамца.
— С кем имею удовольствие разделить это прекрасное утро? — спросил вьетнамец.
— Меня зовут капитан Жан Буатель, я много лет командовал танками, размещенными в
Сайгоне, — представился старый вояка.
— Дао Бай, — слегка прикрыл веки вьетнамец. Это заменило у него вежливый поклон. —
Последний император, отрекшийся, как вам известно, от власти и низложенный
референдумом.
— О! — вырвалось у Буателя. — Ваше велич... Господин Дао Бай! Вы так и будете жить в
Париже как частное лицо?
Дао Бай отчетливо произнес:
— Я предпочитаю быть простым гражданином свободной страны, нежели править как
император страной порабощенной.
Не допив кофе, Буатель распрощался со своим знатным собеседником и вышел.
Был Париж, была весна, цвели каштаны...
31. Патриоты Испании: танковая школа в
бою
Начало октября 1936 года, окрестности Картахены
В порту разгружали оружие для Республики: полсотни танков «Т-26», запасные части и
боеприпасы, горючее, автомобили «ЗИС-5». За работой следили командиры отряда —
полковник Кривошеин и его заместитель, капитан Поль Арман.
Работы шли быстро, и скоро уже танки и автомобили мчались по кремнистой дороге на
базу — в небольшой городок Арчена.
— Что же это, мы сюда воевать прибыли, а нас в школу отправляют? — сердился танкист
Анатолий Новак.
Этот молодой офицер выглядел «настоящим киноартистом» — вьющиеся белокурые
волосы, модная внешность героического красавца. Поэтому часто хмурился, рвался в бой:
«доказать».
— Все-таки не учениками, а преподавателями, — попытался утихомирить его Арман.
И уже куда более сурово прибавил:
— Мы должны делать то, что нужно для победы. Испанской республике не победить без
собственных кадров танкистов!
Декабрь 1936 года, Арчена
— Слушай, Новак, — обратился к лейтенанту его товарищ, Петр Сухов. — Ты не замечал
за нашим начальником кое-каких странностей?