Страница 39 из 53
За амбаром был большой сад, через который мы при необходимости могли сбежать. Ряды деревьев в нем отстояли достаточно далеко друг от друга. Мы не хотели оставлять «ягдпанцер» ни в саду, ни рядом.
Сидя в поставленной в амбар холодной машине — мы оставили одну из дверей открытыми, — через пушечный прицел я изучил большой сектор заснеженной земли к востоку от нашей позиции. Во время наблюдения я заметил советские танки, крадущиеся на запад от точки, находившейся южнее полосы нашей контратаки. Затем те же танки двигались на север, чтобы выйти в тыл двигавшимся на восток нашим танкам. Эти пронырливые советские танки, вероятно, станут нашими целями, пока движутся на запад.
В середине дня я увидел, в поле зрения прицела, одну советскую СУ-85, настоящего убийцу танков, идущую на нас почти в лоб, на расстоянии около полукилометра. Это была наша первая СУ-85. В январе 1945 года Советы уже не выставляли их в поле в больших количествах. С зимы 1943/44 года новые 85-мм пушки ставились на танки Т-34–85.
Говоря о маневренном бое, то, что мы видели СУ-85 рядом с собой, означало, что Советы ценили свои самоходные пушки так же, как наша дивизия — свои «ягдпанцеры». СУ-85 также имели ограничение по углу горизонтальной наводки.
Только забравшись в «ягдпанцер», я сразу же увидел ту СУ-85. Первым делом я позвал унтер-офицера Штарке, нашего командира экипажа, чтобы рассказать ему, что происходит. Он быстро поднялся на борт. Услышав, что я сказал Штарке, наш заряжающий Зеппель прыгнул на борт и проскользнул на свое сиденье справа от меня, с другой стороны казенника. Когда бы ни появлялась вероятность столкновения с противником, заряжающий переставал быть мальчиком на побегушках. Он становился человеком, который заряжает оружие нужным типом снаряда. В бою наводчик не может обойтись без заряжающего — по крайней мере, до тех пор, пока не израсходован последний снаряд.
Водитель и радист также появились на своих местах. Для полной эффективности нам был нужен каждый.
Затем, по мере приближения СУ-85, я быстро сделал самое необходимое. Я рассчитал дистанцию до СУ-85:
11/2 марки, каждая соответствует 4 тысячным = 5 тысячных
5 тысячных = 3 м
1 тысячная = 3:5 = 0,6 м
0,6 х 1000 = 600 м
Дистанция, конечно, будет меняться, но 600 метров для начала нормально. Мы использовали бронебойный снаряд, уже заряженный в орудие. Фронтальное движение СУ-85 не требовало высчитывать упреждение.
Если СУ-85 не собиралась поворачивать, лучше всего было навести на фронтальную часть ее мертвой зоны, если, конечно, там не висели 50-см ширины запасные гусеничные траки, поставленные для усиления брони. Слабой точкой была зона вокруг люка, прорезанного в лобовой броне слева от орудия. Направив снаряд вплотную к краю любого люка бронированной машины, ты добиваешься на 15 % лучшей бронепробиваемости. Другая тонкость: на СУ-85 шаровая маска пушки изготовлена из литой стали, которая на 15 % слабее катаной брони. Попадание на ладонь ниже маски пушки не просто лишало оружие возможности вертикального или горизонтального движения. Однако в целом 45-мм лобовая броня СУ-85 работала на нас. Наша была толщиной 80 мм. Стрелять в лоб было сложнее, чем в борт или тыл противника. Наводчику в танке или «ягдпанцере» нужно было использовать знание слабых мест быстрее, чем я пишу об этом.
Направив орудие — оно позволяло тяжелому среднему танку V, или «пантере», пробить бронебойным снарядом 14 см неприятельской брони — в область ниже маски пушки СУ-85, я дернул переключатель, включив электроспуск снаряда в казеннике.
Мгновенно я увидел, уже меньше чем в 400 метрах, вспышку на переднем наклонном броневом листе СУ-85. Думаю, ее экипаж так и не увидел нас в полутьме амбара. Нужно нам передислоцироваться или нет? Одна выбитая СУ-85 не обязательно выдаст наше расположение в амбаре, особенно если частично прикрыть дверь. Ни один командир танка не заподозрит присутствия германской бронемашины за дверью амбара, которая открыта меньше, чем нужно для полного обзора. Так что мы оставались в амбаре. Мы всегда могли полностью открыть дверь, если бы еще кто-нибудь пришел составить нам компанию.
Прошли часы бесполезного ожидания. У нас было время предаться воспоминаниям об эффективности 75-мм пушки. Перед самым закатом Штарке по радио вызвал три остальных «ягдпанцера», которые должны были быть поблизости. Но где точно — мы не знали. Мы не слышали никакой стрельбы танковых пушек. Однако приятели Штарке сказали ему, что тоже кое-чего добились. Кроме того, ни один «ягдпанцер» не был поврежден.
Всю ночь в том амбаре все мы, кроме водителя, по очереди сидели в машине. Черт, как же было холодно! Зеппель и Карлхен, наш радист, облазили дом в поисках одеяла или покрывала, оставленного немцами, сбежавшими с фермы, но ничего не нашли.
Утром — это было 23 января — Штарке по радио предложил остальным трем «ягдпанцерам» собраться; все машины прибыли на встречу.
Чтобы еще раз показать, как хороша для нас была 70-калиберная пушка, я перейду к предпредпоследнему столкновению с Советами, а именно у Гут Д. — Седице. «Гут» — сокращение от «Гутсхоф», то есть «владение» или «ферма». Может быть, «Д» означало «Дойч», то есть «немецкий».
Ни один из наших боев в Западной Пруссии не проходил в городе. Т-34 не нужно было держаться дорог, которых там было в изобилии. Они шли по замерзшим полям; мы, естественно, делали то же самое.
По крайней мере, один из командиров, ведших свои Т-34–85 на запад через зимние поля у Гут Д.-Седице, мог подумать, что крестьянские дома впереди дадут ему и его людям, а также сопровождающей их пехоте отдых в тепле под крышей. Три Т-34 явно шли вместе.
Наш огонь привел к тому, что Т-34, идущий у правого края нашего поля обзора, загорелся. Затем был подбит Т-34 в центре. Наконец, загорелся третий Т-34, шедший слева. Из среднего танка мог выбраться, в лучшем случае, один человек, и то сильно обгорев. Последний раз я видел его сидящим на краю командирского люка, лягавшимся куда-то вниз, как будто отбивавшимся от таклера (Прим. перев. таклер — игрок-перехватчик в американском футболе, который хватает игрока с мячом, чтобы не дать ему двигаться). Не было никаких признаков, что из трех танков кто-то спасся.
По зимним полям дул злой ветер, и из молчащих Т-34 поднимался черный дым.
Несколькими минутами позже наш «ягдпанцер-IV» все еще стоял, зажатый справа и слева углами зданий, отстоящих друг от друга метров на шесть. Западнопрусский двор — дом, амбар и два хлева — был ничуть не хуже других мест, чтобы поджидать Ивана. Вместо того чтобы сидеть за одиночной маскировочной занавеской, мы хотели видеть, откуда он появится, а затем выехать и стрелять.
Хотя на брошенной ферме у нас был всего один «ягдпанцер», где-то там, в четырех домах, было отделение немецкой пехоты. Сразу же после нашего прибытия их унтер-офицер поговорил накоротке с нашим командиром, унтер-офицером Штарке.
Штарке, не звезда и не знаменитость, был тихим, честным человеком лет 30, который, как было известно, соглашался с мнением своего наводчика. Он, например, дал мне самому решить, с которого Т-34 начать; при этом он, как и я, не учел направления жесткого ветра. Он, однако, не был склонен критиковать.
Дующий справа ветер менее чем за минуту натянул сравнительно негустой дым от горящего Т-34 на два других танка. Эта дымная вуаль не давала мне быстро и точно навести орудие на два других советских танка.
Мы сделали дело всего с нескольких снарядов. Наши три пораженные цели, отстоящие на 300 м от нас и сбившиеся слишком плотно, чтобы суметь спастись, горели на белом поле. Ни один «ягдпанцер-IV» из нашей части в Седице не мог бы отчитаться о более продуктивном дне. Начнем с того, что в округе их было всего четыре, считая наш.