Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 88

Но неожиданно его слова подействовали. Гигант отступил и сделал приглашающий жест:

– Я буду счастлив, если белые люди разделят наше одиночество.

Внутри просторный подвал напоминал антикварную лавку. В ней тускло горели разноцветные старинные фонарики, резная громоздкая мебель заполняла все пространство и была расставлена хаотично, из угла глядели чучела разных животных, притом некоторые из них были не напоминали никакое земное зверье. В углу в саркофаге устроилась забинтованная мумия, напоминающая жертву авиационной катастрофы в хирургическом отделении. В центре комнаты была мозаикой выложена пентаграмма с магическими символами.

– Большой Японец ушел, – сообщил гигант. – Большой Японец знает о вас. Большой Японец передал, чтобы вы искали его в других измерениях.

– В каких измерениях? – удивился Лаврушин.

– В других. Вы узнаете. Вы нужны большому Японцу. Большой Японец нужен вам. Вы встретитесь.

– Если живы останемся.

– Вам нужна помощь?

– Нужна. Как попасть в то измерение?

– У вас есть «пианино». У вас есть разум. У вас есть чувство. Больше не нужно ничего. Больше не знаю. Больше не ведаю. Все сказал. Все сделал. До свидания, – хозяин показал на двери.

– До свидания.

Вскоре друзья снова стояли в пятом тупике. Все было плохо. Помощи они не дождались. Советам гиганта была грош цена. К «пианино», которое лежало в нагрудном кармане куртки, Лаврушин боялся притронуться после того, как оно едва не угробило их. Что дальше? Ждать, пока затопчет Годзилла, сожрут крысы‑мутанты или начнется извержение вулкана? Слишком горячее место этот Караван‑сити. А есть ли здесь места спокойнее? Очень сомнительно.

– Куда теперь? – спросил Лаврушин.

– В отель. Главное, выбраться из этой дыры.

Но выбраться отсюда было не так просто. Сперва они заблудились, а все встречные отказывались говорить по‑английски, немецки и русски. А потом…

Переулок был пустынный и короткий. Местных китайцев, нюхом чуявших опасность, моментом как ветром сдуло. Лаврушин остановился, не веря своим глазам, и мечтая, чтобы глаза его ошибались, чтобы на самом деле все было не так, как видится. Но все было именно так. Впереди выход из переулка преградил длинный черный лимузин.

Друзья обернулись.

С другой стороны, сложив руки на груди, стоял высокий человек в черном плаще. Сегодня на нем были черные очки. И у его ног злобно скалился огромный пес…

* * *

Степан огляделся, присматривая вокруг какой‑нибудь увесистый предмет, пригодный для самообороны. Но это было ребячеством, попыткой самообмана. А правда была одна – есть дичь и есть преследователи. Дичь настигнута. И какой волк даст ей шанс выжить?

Дверь лимузина сама распахнулась – неторопливо, будто испытывая нервы жертв.

Что ожидали увидеть друзья? Кого?

Зацокали когти по асфальту. Из машины один за другим выпрыгивали псы. Их было пятеро – братьев того, который жался к ногам человека в черном плаще. Они были чуть меньше его, но все равно – неестественно огромные. Они несли с собой потустороннюю угрозу.

– Что вам надо? – крикнул Лаврушин.

Незнакомец стоял, как изваяние, и смотрел на них.

– Э, уважаемые, пропустите, – встрял Степан. – Мы не сделали вам ничего плохого.

Реплика осталась без ответа.

– Забирайте деньги, – Степан бросил на пол кожаную сумку с долларами, которую, не доверяя сейфу отеля, прихватил с собой.

Человек снял очки.

Глаза его сверкнули, как сверкают во тьме глаза кошки, на которые упал свет автомобильных фар.

Это был не человек.

Это было нечто похожее на человека. Но куда хуже, чем любой из людского рода‑племени.





Он выкрикнул какое‑то незнакомое слово на незнакомом языке. Оно было каркающим и угрожающим. Громкий и шуршащий голос звучал, как испорченная телефонная трубка.

Повинуясь приказу, собаки сорвались с места.

Они мчались огромными прыжками, беззвучно. Они были не от поднебесного мира. Они пришли с Той Стороны, где живут страхи, где тешится своими темными делами сама ТЬМА.

– Господи, – Лаврушин зажмурился. Еще пара секунд – и на его шее сомкнутся страшные челюсти.

Рука его инстинктивно ухватила «пианино».

Он нажал на клавишу. Вырвался тонкий звук. Нажал еще на две клавиши, извлек из «пианино» варварский скрежещущий аккорд.

Перед ним возникла черная морда. Оскаленная пасть горела, из нее вываливался красный, огненный язык. Но дохнуло из пасти не огнем, а морозом.

Лаврушин закрыл лицо ладонью и упал на колено, рефлекторно нажав еще на одну клавишу.

Секунда прошла. Стальные челюсти не рвали его горло.

– Вам помочь? – услышал он рядом с собой голос и почувствовал, что ему помогают подняться на ноги…

Часть третья

Ночные кошмары

Караван‑сити не было. Он затерялся в неведомых далях других измерений. Здесь же был вечер. Был сквер с деревьями, асфальтом и скамейками. И здесь говорили по‑русски. Здесь упавшим людям помогали встать на ноги.

– Спасибо, – сказал Лаврушин, поднимаясь.

– Не за что? Я вам еще нужен? – спросил молодой человек, все еще поддерживающий Лаврушина за локоть.

– Я в порядке.

Молодой человек кивнул и быстрым шагом удалился.

– Где мы? – спросил Степан, державшийся за ствол дерева и трясущий головой, не в силах поверить в неожиданное спасение.

– В России. А вот какое время…

В сквере было безлюдно. Лишь на лавочке в глубине сидела парочка.

– Ох, как же хорошо, – томным голосом вещала девушка.

– Да, дорогая.

– Слышишь, – прошептал Степан. – Натуральная тяжелая эротика. Скорее всего, тут Москва девяностых.

Между тем женский голос продолжал ворковать:

– Как же прекрасно.

– Да дорогая.

– Какое счастье жить в стране победившего социализма!..

Скверик выходил на Волхонку.

Ни храма Христа Спасителя, ни даже бассейна Москва видно не было. На их месте возносился ввысь гигантский Дом Советов с тридцатиметровым Лениным с протянутой рукой на крыше. Здание освещалось прожекторами.

Теплый вечер. Стрелки часов на столбе показывали одиннадцать. Было довольно многолюдно. По асфальту мягко шуршали шины «Побед» и автобусов.

– Пятидесятые годы, – оценил Лаврушин.

Друзья вышли на набережную. Они присматривались к прохожим и прислушивались к их разговорам. Там людей было еще больше. По большей части парни в мешковатых костюмах и кудрявенькие девушки в ситцевых платьицах. На всех лицах была несмываемая печать воодушевления и оптимизма.