Нереальная реальность

Истории известно, что на самом деле Стинкольн начинал с Кунаном в клане «Сынов ночи». Став первым человеком Джизентара, Звездоликий начал разделываться со своими бывшими врагами и друзьями, соратниками и конкурентами. Он не хотел больше не видеть их, не слышать о них. Ему не нужна была ничья власть рядом со своей. Он хотел быть хозяином везде – начиная от дворцов и офисов и кончая самыми глухими улицами.

Потом выяснилось, что и Звездоликому бандиты могут быть очень даже полезны. Главное – найти балланс различных общественных сил. В этом состоит искусство мудрого управления. Получалось, что править Джизентаром куда проще, имея под боком этих кровожадных диких хищников. Хотя бы потому, что кланы составляли противовес силам сопротивления, «Союзу Правдивых». Да и в народном сознании нетрудно было отождествить одних с другими и вызвать к ним одинаковую ненависть. Кроме того, держать в руках «сельву» – это сплошная головная боль, отвлечение сил и средств, которые нужны диктатору для другого. Необузданные стада оборванцев и бродяг из «сельвы» куда сподручнее пасти с помощью диких псов. Кунану удавалось манипулировать всеми этими силами. Он был мастером противовесов. Он умело ограничивал рамки деятельности кланов, направлял их в нужное русло.

Причина, почему Звездоликий не отправил к праотцам своего старого друга Стинкольна, была загадочна. Уж кто‑кто, а старые друзья диктатора были несчастными людьми и на этом свете не заживались. Совсем их, бедолаг, не осталось. Вот только Стинкольн еще коптил небо. Одни считали, что благодаря своей неуловимости. Другие – по причине каких‑то темных связей с Кунаном. А еще ходила легенда, что диктатору предрекли – его успех и жизнь Стинкольна есть вещи мистически взаимосвязанные и взаимообусловленные. Если «Слуга Буйволов» погибнет по милости диктатора, нить оборвется. Свой же успех Звездоликий берег, относился к нему с почтением.

– На этот раз пришлось наступить старому приятелю на больную мозоль, – произнес Стинкольн.

– Не боитесь, – осведомился Степан, – что перепадет от друга?

– Нет, – Синкольн приветливо улыбнулся. – На меня он не подумает. Решит, что это проделка дурковатого Комсуса рен Таго.

– Ну а вам‑то мы зачем? – устало осведомился Лаврушин, уже привыкший к тому, что их скромные персоны пользуются повышенным спросом.

– Вы хотите это знать?

– Еще как.

– То, что я говорю вам, не выйдет из этих стен. Узнай о нашем разговоре Кунан – мне конец. Когда я расскажу вам все, любая, даже слабая попытка выйти из игры, будет расценена как дезертирство. Ясно?

– Куда яснее, – проворчал Степан.

– Конечно, я не слуга, а король. У меня есть королевство. За мной – сила. Но кроме меня есть еще короли. Пусть послабее, но все‑таки короли. Они могут объединиться, и тогда будут сильнее меня. А если их объединю я?

– То станете сильнее многократно, – кивнул Лаврушин.

– У моего друга Звездоликого не все так гладко, как он хочет представить. И поход всех королей ночи, их согласованный мощный удар может выбить его из седла.

В глазах Стинкольна сейчас горела ненависть. Лютая, застарелая, не знавшая выхода долгие годы ненависть. Так можно ненавидеть только друга, который стал врагом и достиг того, о чем ты не можешь даже мечтать. Желание сместить диктатора у него было таким же всепоглощающим, как у Кунана мечта отомстить Содружеству. И таким же бесполезным. Подними Стинкольн хоть всех бандитов планеты, Звездоликий ему не по зубам.

«Умеют же они искренне ненавидеть», – подумал Лаврушин, вспоминая выражение на лице диктатора, когда тот говорил о Тании.

– Выбивайте, мы не против, – пожал плечами Степан.

– Для этого мне нужны вы.

– Зачем?

– У Кунана есть архив, где забита вся информация о «королях». А мне ее так не хватает. Имея ее, я приберу к рукам всех недругов, они станут слугами. У меня будет империя. Мощная. Непобедимая империя. И тогда ни один Звездоликий мне не страшен.

– Пожалуйста, мы не против, – произнес Лаврушин.

– В архиве очень сложная система электронной защиты. Охрану мы можем взять на себя, но вывести из строя электронику не в состоянии. Вы, танинане, можете создавать вокруг себя биополя, парализующие электронные системы.

– Что? – Лаврушин изумленно уставился на него.

– Не скромничайте, – бандит посмотрел на вовсе не горящие воодушевлением лица землян. – Вы сделаете это. Если хотите жить.

Степан хотел что‑то возразить, но Лаврушин предостерегающе стиснул его руку.

– Через три дня в это же время я приду сюда. Постарайтесь быть готовыми. Мы идем на большое дело.

– Постараемся, – кивнул Лаврушин.

У выхода мафиози обернулся и произнес сурово:

– Предупреждаю – двери блокированы. Если вам все‑таки удастся их открыть, у моих ребят приказ – стрелять без предупреждения.

– Мило.

– Они умеют стрелять. У вас не будет шансов.

– Мы верим, – кивнул Лаврушин, ставший в последнее время специалистом по шансам.

Дверь закрылась.

– Везет нам на радушных хозяев, – пробормотал Степан.

– Уж куда больше.

– Один жабе скормить мечтает. Другой – «стреляем без предупреждения».

Лаврушин задумчиво начал скрести пальцем пластиковую обивку кресла. Потом заявил:

– Боюсь, мы не сможем выполнить его просьбу.

– Да что ты говоришь! – хмыкнул Степан. – Если честно, я знаю один безукоризненный способ выводить из строя электронику.

– Какой? – заинтересовался Лаврушин.

– С кувалдой в руках.

* * *

Время тянулось медленно – как запряженная ленивым ослом арба тянется по бесконечной горной тропе. На душе у землян было так гнусно, будто туда крысы из окрестных переходов‑проходов нагадили.

Ничто больше не способствует власти над человеком дурных мыслей и темных предчувствий, чем вынужденное безделье. С целью вынырнуть из глубоко колодца, где черной жижей плещется отчаяние, Лаврушин нашел себе занятие. Он углубился в изучение сложенных стопкой газет и журналов – в них тут недостатка явно не ощущалось.

Интересного в периодике было мало. Обнаженные девицы в объятиях компьютзавров, фривольные рекламы, рассказы, которые от явной порнографии отделяла тонкая жердочка. Первые полосы всех без исключения печатных изданий – будь то хоть биржевой листок, хоть журнал для раскрасок, были заполнены бравурными передовицами. В них бойкие перья бодро и с подъемом призывали крепить верность диктатору, закалять веру штудированием Книг Дзу. Путь к изобилию и стабильности, к счастью и благоденствию, к равенству и братству – в уничтожении врагов Звездоликого, а вместе с ним и его друзей, поскольку из старых изданий (беспорядочная подборка охватывала почти десятилетие, некоторые листы уже пожелтели) выходило, что сегодняшние враги – это часто вчерашние друзья. И со всех первых полос взирал ОН, Звездоликий. Звездоликий – на встрече с главами коропораций космического комплекса. Звездоликий – на конгрессе психиатров. Звездоликий – в солдатских казармах, с деятелями искусств, с малолетними преступниками. Звездоликий, Звездоликий, Звездоликий. Его сверхновая звезда затмевала слабый блеск других звездочек. ОН излучает щедро отеческую любовь к подданным. ОН улыбается ласковым утренним солнышком. ОН высок. ОН красив. В конце концов, ОН – это просто ОН. Звездоликий – разве этого слова недостаточно, чтобы поблекли все иные слова.

Кроме того, почти везде присутствовали сводки с описанием боевых успехов на тайных и явных фронтах. Судя по ним, от сопротивления и Лесной Федерации уже не должно остаться ничего, кроме незначительных группок воинствующих и бандитствующих фанатиков. Но эти группки что‑то зажились на свете – десять лет назад о них писали теми же словами и предрекали скорую гибель.