Страница 24 из 64
Но силы на это появились у него только три дня спустя.
Одевшись до смешного тепло и даже намотав на горло длиннющий шарф (писк моды!), старчески шаркающими шагами он спустился к машине. Долго разогревал мотор, словно и она тоже была нездорова. Неуверенно, точно впервые, вырулил из двора и тормознул у обочины, задумавшись: куда же ехать?…
Эд был слишком увлечен той ночью, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как улица. Эти заросшие задворки могли находиться в любой части города. Направление помнилось лишь приблизительно.
Но смутные очертания местных «достопримечательностей», всплывавшие в памяти, подсказывали - сворачивай на север. И Эд свернул.
Добрых два часа он колесил по пыльным окраинным улицам, похожим друг на друга, как сестры - старые девы: без яркого прошлого и без надежды на изменения…
Паника все больше овладевала им.
Конечно, на поиски дома можно было отправиться и завтра. И послезавтра. И через несколько дней… Но подобная перспектива казалась изощренной пыткой - и так прошло три дня. Ведь за это время могло случиться что угодно!
Эд поежился от вариантов, непроизвольно всплывших в воображении… И самое ужасное - некоторые из них он уже даже видел собственными глазами.
Наконец, отчаявшись, он обратился к проходившему мимо усатому мужчине средних лет с идиотским вопросом: «Где находится бревенчатый одноэтажный дом с зеленым забором и разросшимся садом?» Мужик ожидаемо надолго задумался, вперившись в горизонт мутным взглядом. Поскреб щеку и начал:
- Э-э…
Но тут Эда посетила занятная мысль:
- Скажите, а Садовая - это где?
Собеседник оживился и начал путано объяснять дорогу. Эд уловил только общее направление, но и этого было достаточно - он сорвался с места, думая с улыбкой: «Ничего удивительного! Садовая, Мира, Советская… - где их нет?»
Он уточнял еще дважды, нетерпеливо прикасаясь ногой к педали газа, пока пешеходы описывали указатели и перечисляли повороты. Район оказался совсем недалеко, и вскоре Эд подъезжал, зачарованно разглядывая пышные желтеющие кроны за покосившимися заборами…
В окружении высоток, начатых с размахом и с не меньшим размахом брошенных, убогие дачные домики затаились, как маленькие зверьки, - в надежде, что безжалостная рыночная экономика их не заметит. Но это место уже давно принадлежало прошлому - выцветшим кадрам из старых фильмов…
Эд взялся за дело с рвением - притормозил на главном перекрестке и рефлекторно стал искать ориентиры: огромный орех на углу и грубо сколоченную скамейку через дорогу от него… Но их не было. Зато сразу обнаружился незнакомый почтовый ящик на кованой ножке и вдалеке ржавый мусорный бак.
Эд сворачивал и сворачивал в хлипкой сети переулков. А ночь, все еще стоявшая у него перед глазами, насмешливо хмыкала и посылала искать несуществующие приметы…
И вот, когда больная голова начала шуметь, а руки - терять руль, он решил сдаться на милость подсознанию и просто найти тридцать седьмой номер.
На сорок третий он наткнулся быстро и, поспешно развернувшись, стал отсчитывать дворы под звук колотящегося сердца, не в силах поверить, что умудрился не заметить тот самый…
Но от полосы зарослей вдруг пахнуло узнаванием: те же когтистые плети шиповника, то же буйство деревьев вокруг, та же старенькая калитка, упрятанная в тени кустов. И бревенчатый дом, едва различимый в уже выгорающей зелени…
Обдирая руки с только что зажившими царапинами, Эд долго искал в переплетении ветвей, защищающих забор, табличку с адресом. Она оказалась в самом углу под многолетним слоем грязи. Такая же, как во сне, только изъеденная сотнями дождей и ненадежно висящая на единственном гвозде, она была воплощением этого дома, да и всего района, тихо умиравшего под осенним солнцем.
Эд изумился: неужели тогда в темноте и спешке он умудрился рассмотреть ее и перенести в свой полубред-полусон?
Но табличка с надписью: «ул. Садовая, 37» - была на ощупь абсолютно настоящей… И приходилось верить.
Он пытался заглянуть через забор, но непроницаемая под яркими лучами изгородь открывала только торцы темных бревен прямо перед калиткой.
Эд застыл, раздираемый дилеммой: бросить машину на виду и проскользнуть во двор, рискуя быть обнаруженным кем-то из соседей (а то и самой хозяйкой) или остаться в роли тайного наблюдателя…
Неожиданно его сложил пополам приступ сухого лающего кашля. Отдышавшись, Эд понял, что выбора в общем-то нет, и поплелся к машине.
Он отъехал на целый квартал, физически ощущая растущее расстояние за спиной - между ним и ее домом. В тишине салона глухо постукивали зубы: снова вернулась лихорадка - то ли от еще не минувшей простуды, то ли от возбуждения. Он укутался в шарф с головой, устроился так, чтобы не затекала шея, и приготовился ждать, неотрывно глядя на калитку в зеркало заднего вида…
Глупые ошибки доводили до бешенства.
Он принимал за нее совсем безумных персонажей: толстую школьницу с коричневым портфелем в руках, женщину в возрасте, чинно гулявшую с собачкой вдалеке, а в какой-то момент его сбила с толку даже нетвердая походка местного пьяницы!
И каждый раз после такого обманчивого узнавания сердце проваливалось куда-то вниз, а вместо него пульсировала одна-единственная мысль: это она… Но сказка рушилась. Линии складывались в чужую фигуру - незнакомую, лишнюю, раздражающую.
Эд уже давно витал между сном и отчаянием, упрямо вперив закрывающиеся глаза в зеркало заднего вида, когда наконец увидел ее.
Прямо перед собой. Всего в десяти шагах.
Темные брюки, распущенные волосы, та же сумочка на плече - она шла, глядя строго перед собой на пыльную грунтовую дорогу и, казалось, совершенно не замечала ничего вокруг. Голова была слегка наклонена, как будто девушка слушала какого-то невидимого собеседника, а сосредоточенно нахмуренный лоб выдавал ту степень внутренней концентрации, когда происходящее вовне не имеет значения.
Шаг за шагом она приближалась к машине, и в какой-то сумасшедший момент Эд был абсолютно уверен, что она просто врежется в крыло!…
Но девушка благополучно миновала зеленый корпус, не бросив на него ни единого взгляда, и направилась к своей калитке все той же отстраненной походкой сомнабулы.
Сердце Эда забилось опять. Нет, сорвалось с поводка! И он намертво вцепился в руль, чтобы тут же не броситься за ней следом… Сияющие рыжим солнцем волосы мелькнули в последний раз, а он продолжал сидеть, урезонивая расшалившиеся нервы и уговаривая саднящее горло вести себя тихо…
А потом приоткрыл дверцу и выскользнул в ветреный осенний полдень.
Глаза тут же затянуло слезами, и на полпути Эд почти ослеп, ощущая себя незрячим старым псом, который движется к вожделенной миске жратвы с помощью одного обоняния… Аналогия становилась еще полнее от того, что запахи, доносившиеся из ее сада, были непривычными - смесь приторно-сладкого аромата увядающей зелени, горечи лиственного дыма и свежего навоза. А за ними всеми - запах мокрой земли, что удивляло - дождь прошел три дня назад…
Эд уже поравнялся с калиткой, как вдруг откуда-то из-за угла дома прошаркали размеренные шаги и совсем близко дребезжащий голосок сказал с укоризной:
- Арчибальд, ну я же тебя просила!… Мне теперь так неудобно перед ней! Сам знаешь, она - единственная, кто еще приглашает нас. А если больше не захочет? Что мы будем делать?… - Голос, полный неизбывной тоски, ненадолго затих. Затем раздался глубокий вздох, и диалог продолжился, хотя ответов Эд так и не услышал. - Ну да, конечно, та милая болонка… Хоть кто-то! А вот я…
К своему ужасу, Эд услышал глухой стон открывающейся калитки.
Ее ждали дома?!
В приступе паники он дернулся было к противоположной стороне улицы, но в этот момент калитка перестала стенать, и Эд понял, что опоздал. Он медленно повернулся, чувствуя себя идиотом.
Перед ним стояла совершенно невозможная старушка - в потрясающе элегантном вельветовом костюме темно-бордового оттенка с белоснежной окантовкой, в шляпке (нет, правда, - в шляпке!) в тон костюму, а на ее нешироких полях единственное ослепительно-белое перо растерянно помахивало Эду… Видимо, в знак приветствия.