Страница 21 из 121
— Спасибо, дяденька.
У Эрнеста словно камень с души свалился. Вприпрыжку он пустился в школу.
Многим подобное переживание помогало излечиться от дурной наклонности. Но Эрнест стал только более осторожным и ловким. Доступ в булочную был для него теперь закрыт, но здесь же, в школе, имелась учительская. Иногда учителям надо было что-то принести из класса, который помещался в нижнем этаже, и они посылали туда кого-нибудь из мальчиков. Эрнест всегда охотно выполнял поручения, потому что в этот класс проходили через учительскую, а там, на полках, лежали немецкие книги. Не понимая еще ни слова по-немецки, он каждый раз мимоходом засовывал за пазуху брошюрку. Однажды ему попался на глаза перочинный ножик, в другой раз — пепельница, еще как-то — бутылочка с красной тушью. Все это были ненужные вещи, и дома он не смел их никому показывать, но мальчик испытывал странное удовольствие, если ему удавалось стащить какой-нибудь пустяк и спрятать в сарае. Изредка, когда поблизости не было братьев, Эрнест забирался за поленницу и любовался своими тайными сокровищами, количество которых с каждым днем росло. Ручки, кусочки карандашной резинки, перчатки, синий мел, ленточки из кос девочек хранились вместе с более ценными вещами. Самым замечательным его приобретением была гипсовая статуэтка, стоявшая в свое время в школе на фортепьяно. Эрнест воровал не ради выгоды — приятен был риск. А когда обворованный начинал искать пропажу, подозревая то одного, то другого, так приятно чувствовать себя в безопасности! Как искренне оправдываются ложно обвиняемые, как они плачут и клянутся. А он, Эрнест, знает все и продолжает опасную игру.
Когда дрова в сарае пошли на убыль, Эрнест перенес свой тайник в картофельную яму на поле. Там, правда, было менее удобно — ходить туда можно было только с наступлением темноты, — но зато безопаснее.
6
В ту осень сыновьям Зитара долго пришлось ожидать снега. Лишь в начале ноября река стала и за одну ночь покрылась толстым слоем льда так, что по нему можно было ходить. Карл сейчас же разыскал в каретнике санки и отправился с Янкой на реку. Там они резвились несколько часов, забыв обо всем на свете, в том числе и о книгах.
Сущее наказание с этими книгами! До сих пор учился только Карл, теперь уже не давали покою и Янке: он обязан был ежедневно часа два просиживать за букварем и грифельной доской. Читать по складам он научился еще прошлой зимой, но летом многое вылетело из головы. Теперь отец велел ему выучить таблицу умножения и знать наизусть заповеди. По утрам Янка обнаруживал в букваре снесенный петухом пятак [8]— плату за усердие и прилежание.
Вечерами, когда Зитару приходила в голову мысль проверить знания Янки, они усаживались за стол, и Янка, тихонько водя пальцем по строчкам, читал:
— Ка-о-ко… зе-а-за… коза…
Позже он мог читать не только по слогам и не только по букварю, а по любой книге, где было напечатано крупными буквами.
— Смотри, Карл, как бы Янка не догнал тебя в учебе, — подшучивал Зитар над вторым сыном.
— Да он только по картинкам догадывается, — защищался Карл. — Увидит на картинке льва с гривой и читает: «Лев рычит». Так-то и всякий может.
Но при проверке оказалось, что Янка читает правильно и не видя перед собой картинки.
— Умная голова, со временем выйдет из него толк, — решила мать.
Зитару приходилось соглашаться с ней. Правду сказать, капитана мало интересовало, как живет и растет его младший сын. Возможно потому, что в доме была еще маленькая Эльга. Птицы, выводящие дважды в году птенцов, забывают о первом выводке, когда вылупится из яйца второй. Вся любовь родителей чаще всего сосредоточивается на самых младших, старшим приходится довольствоваться тем, что останется.
Янка не замечал сдержанного отношения отца к нему. И несмотря на то, что отец часто прогонял малыша, он при каждом удобном случае вертелся под ногами, нес показывать свои игрушки и иногда даже пытался втянуть отца в игру. И если Зитар, находясь в особенно хорошем настроении, был так снисходителен, что несколько минут играл с сыном, глаза Янки загорались гордостью, потому что для него, как и для всякого другого мальчика, отец являлся предметом восхищения: он ведь самый большой и могущественный человек в мире.
Редкие минуты ласки искупали недели невнимания. Поэтому Янка не мог понять, как можно плохо относиться к отцу, бранить его и сердиться на него. Когда однажды в Мартынов день Зитар ушел в корчму Силакрогс праздновать именины брата и не возвращался два дня, Янка оказался единственным, кто не принимал участия в кампании, организованной матерью против отца. Весь дом был настроен очень враждебно. Альвина ходила с заплаканными глазами, мать Андрея олицетворяла собой немой упрек и, поглаживая Эльзу по голове, грустно шептала:
— Бедные детки, какой у вас отец…
Даже старшие дети понимали, что отец поступает дурно, оставаясь так долго в корчме, и что мать обижена этим. Когда, наконец, Зитар, еле держась на ногах, вернулся, все сторонились его. Альвина вначале даже не хотела разговаривать с ним и, сердито уклоняясь от прикосновений мужа, ледяным тоном спросила:
— Зачем ты пришел домой? Иди обратно туда, где был все это время. Та уж, наверно, ждет тебя…
— Альвина, неужели я не имею права пойти к своему брату на именины? — Зитар пытался погладить руку жены — признак, что он действительно чувствует себя виноватым.
Альвина отдернула руку, словно ее ужалила змея.
— К брату? — холодно усмехнулась она. — Что ты голову морочишь? Как тебе не совестно? Вся волость уже знает, зачем ты ходишь в корчму. Люди ведь не слепые.
И она зарыдала.
— У тебя дома дети. Умный человек, а бегаешь за хвостом какой-то кабацкой потаскушки. Хоть бы детей постыдился. Думаешь, они не видят, какой у них отец? Не понимаю, чем она тебя приворожила…
В довершение всего, расставшись с любимым креслом, из своей комнаты вышла Анна-Катрина.
— Я, сын мой, никогда не думала, что ты будешь так жить. Твой отец был совсем другим.
Зитар стоял посреди комнаты, словно медведь, оцепленный охотниками. Хныканье жены и плаксивые причитания матери начали раздражать его. Тоже судьи нашлись! В чужом глазу видят сучок, а в своем мачт не замечают. Он мог несколькими словами заткнуть им рты, стоило лишь напомнить кое о чем. Но как говорить, когда в углу стоят дети и слушают? В груди оскорбленного мужа кипело возмущение, но он сдержался и, махнув рукой, повернулся к женщинам спиной.
— Ну, сын, как у тебя сегодня дела в школе? — спросил он у Эрнеста. Тот вопросительно посмотрел на мать и ускользнул от отца. Эльза с высоко поднятой головой, нахмурившись, прошла к бабушке. Карла в комнате не было. Только маленький глупыш Янка стоял у печки и улыбался.
Зитар прошел в спальню и одетый лег на кровать. Еще было светло. Полный горечи, Зитар упорно думал о своем. Неблагодарные, кто о вас заботится, кто дрогнет и мокнет на море во время штормов и метелей, в то время как вы сидите у печки, прислушиваясь к пению сверчка? Сколько раз судно было на краю гибели и жизнь его висела на волоске. Разве не посылал он им денег больше, чем они могли потратить? Разве не привозил полные мешки подарков, скитаясь сам, как бездомная собака, в чужих краях? И вот, когда он разрешил себе немного повеселиться в доме брата… даже такого пустяка ему не позволяют. Неблагодарностью платят за все. Анна совсем не такая.
Зитару стало жаль себя. В этот момент кто-то коснулся его руки и, придерживаясь за нее, вполз на кровать. Маленькая фигурка ловко забралась под одеяло и свернулась рядом с Зитаром. Это был Янка. Он ничего не говорил, только смотрел на отца и дружески ему улыбался. И от этой безмолвной дружеской улыбки у Зитара вдруг потеплело на сердце, забылся недавний скандал.
«Только и осталось у меня друзей, — растроганно подумал капитан и крепче прижал к себе мальчугана. — Все против меня, только ты один мой маленький друг».