Страница 93 из 110
— Ты ведь напишешь, когда приедешь на новое место? — спросила Айя.
— Конечно, — сказал он. — Но ты должна сразу же ответить, потому что я не знаю, как долго я там пробуду.
— Я слышала от вашего сортировщика, что работы хватит до Иванова дня.
— Так долго я не смогу остаться. Мне до Иванова дня нужно вернуться на побережье, там надо шить невод.
И последний вечер Янка провел в каморке Айи. Утром, когда он по старой привычке хотел уйти через окно, Айя сказала:
— Перестань дурачиться. Будь хоть раз смелым и иди через кухню. Чего тебе бояться?
И он сказал, что у него хватает смелости, и пошел через кухню. У очага хлопотала тетка Айи. Он хотел бойко и беззаботно приветствовать ее, а вместо этого получился робкий шепот. Хотя пожилая женщина серьезно ответила на его приветствие и не затрудняла Янку разговорами, ему казалось, что она все понимает, видит его насквозь и смеется над его смущением. Он опустил глаза и скорее проскользнул в комнату рабочих.
Когда сплавщики уходили, хозяйка сказала Айе:
— Ты не проводишь своего друга?
Айя тотчас же оставила работу и проводила Янку до границы Упличей. Они шли, чуть поотстав от остальных рабочих, и почти не разговаривали. Янка не знал, как быть: поцеловать или не поцеловать. Она, вероятно, ждала этого, да и ему хотелось бы. Было бы хоть место не таким открытым, а товарищи не оглядывались. Выбрав, наконец, удобный момент, когда товарищи увлеклись спором, он быстро обнял Айю и, поспешно поцеловав, сказал:
— До свидания. До отъезда домой я тебя навещу.
— Я тебя буду ждать, — улыбаясь, ответила она. Это хорошо, что она не поддалась чувствительности и не прослезилась. Янка улыбнулся, ободряюще кивнул Айе головой и ушел. И, точно поняв его ободрение, девушка беззаботно кивнула в ответ и весело улыбнулась. Пройдя несколько шагов, Янка обернулся назад и с веселой улыбкой, как бы предостерегая, погрозил пальцем. Айя ответила ему тем же, оба рассмеялись и весело разошлись, каждый в свою сторону.
На Гауе Янка проработал до середины мая. Получив в последний раз заработанные деньги, Янка подарил одному из товарищей свой багор. У высоких сапог основательно истрепались подметки, от рабочей одежды тоже почти ничего не осталось. Но в записной книжке Янки хранился весенний заработок — двести латов. Если присчитать сюда те деньги, которые даны взаймы Карлу, то с таким «капиталом» уже можно кое-что начать. Один пай в неводе стоит триста латов. На остальные деньги нужно купить подержанную лодку и запастись несколькими сыртевыми сетями. А там можно будет поговорить со старыми Галдынями о покупке домика Микелиса.
Раздумывая так, Янка возвращался в Упличи. У него не было никакого определенного намерения, он не знал, ряди чего, собственно, проделывает этот крюк. Он, правда, обещал навестить Айю до отъезда на побережье, но ничего особенного не случилось бы, если он прислал бы только письмо: «Очень занят. Мало времени. Мы, возможно, увидимся в другой раз…» Но времени было достаточно, а после многомесячной, тяжелой работы приятно было несколько дней побездельничать. И Янка с легким сердцем разрешил себе этот маленький отпуск.
Под вечер он пришел в Упличи. Айя ушла в лавку за газетами, и Янка больше часу проболтал с хозяйкой, которая держалась по отношению к нему так же доброжелательно и приветливо, как прежде. Заметив, что Янка скучает, она ввела его в комнатку Айи и принесла несколько книг.
— Полистайте, может быть, так скорее дождетесь… Вы ведь сегодня вечером не уходите?
— Если не прогонят… — улыбнулся Янка.
— Ну что за разговор, — ответила хозяйка и оставила его одного.
Пришла Айя, и теперь он больше не чувствовал себя лишним в этом доме. Ужин ему подали в комнату Айи, и никто не спрашивал, где для него стелить постель, — было вполне естественно и понятно всякому, что он останется у Айи. Этот простой взгляд на вещи ему нравился, и он почувствовал себя хорошо.
Позже, когда на усадьбу спустилась тихая летняя ночь, Айя сказала:
— Как же теперь будет…
— О чем ты? — спросил Янка.
— Да так. Нам бы следовало серьезно поговорить. Все равно все уже знают, и тетка советует нам долго не тянуть.
Янка молчал. Тогда Айя продолжала:
— Что особенного нам нужно? Если оба мы думаем одинаково, то все остальное пустяки. Как же другие начинают безо всего?.. Если бы дядя не продал родительский домик… и если бы тебе по душе пришлась крестьянская работа, мы могли бы сейчас поселиться там. В Упличах ведь ты не захочешь оставаться?
Она говорила так спокойно и с таким глубоким убеждением, что, если бы у Янки и имелись возражения, он уже не посмел бы заикнуться. Ведь их отношения настолько очевидны, что об этом и говорить нечего. Все естественно и просто, и так же естественно и просто то, что должно теперь произойти. Самый главный вопрос — думает ли Янка вообще жениться и возьмет ли он ее в жены — Айя обошла. Это имело формальное, чисто внешнее значение. У двух человек, настолько близких между собой, не может быть различных мнений о таких мелочах.
— Не лучше ли, если на осень… — заикнулся было Янка. — Я бы еще кое-что заработал — легче будет начинать.
— До осени ждать будет… трудно.
— Ты думаешь?
— Ты же не захочешь, чтобы крестины были в один день со свадьбой?
Этого Янка совсем не предвидел.
— Ну, тогда уж… — ответил он Айе.
— Завтра мы можем поехать зарегистрироваться, — сказала Айя. — О свидетелях подумаем потом.
Янка прожил в Упличах еще две недели и за это время вполне привык к своему новому положению. Потом они поженились. Свадьба была скромная. Двумя днями позже Янка с молодой, сияющей от счастья женой уехал на побережье.
Их появление привлекло большое внимание не только родственников, но и всей ближайшей округи. Янке это совсем не нравилось. Всякий мало-мальски знакомый считал своим долгом расспрашивать его о семейных делах, утруждать полуироническими пожеланиями счастья. Все считали, что, женившись, он совершил большую глупость, о которой будет жалеть. Самые близкие люди смотрели на него как на конченого, потерянного человека, точно он внезапной женитьбой утопил себя и сжег все мосты к будущему. Зитары из трактира глубокомысленно качали головами. А Мартын как-то сказал:
— Разве я не говорил, что из него ничего не выйдет? Теперь вы сами видите.
Миците казалось, что двоюродный брат продал себя за чечевичную похлебку, и в связи с этим высказала много умных суждений о женщинах, забывая, что она тоже женщина. Эрнест во всем видел только пошлую сторону и своими циничными замечаниями опротивел Янке, Эльза заявила, что все это хитрости Айи, но пусть она не воображает, что Кланьгисы будут дружить с чужим человеком.
— Бедный брат! И где у него был ум…
Тогда Ян Зитар сказал жене:
— Раз они так заносчивы, ответим им тем же. Только об одном прошу тебя: не пытайся перед ними заискивать. Не будь надменной, как они, но сохраняй свое достоинство.
Айя предпочла бы лучше столковаться с новой родней даже в том случае, если бы это потребовало известных уступок. Что особенного — изобразить покорность на лице, чуточку уступить капризам родных и, в конце концов, получить милостивое прощение за то, за что даже не требовалось прощения. Янка и слышать об этом не хотел.
— Как до сих пор обходился без них, так и впредь обойдусь.
Он опять снял дом Микелиса Галдыня и в первое же воскресенье пошел с Айей на Болотный остров. Там нисколько не удивились его женитьбе, и им не пришлось выслушивать ни сочувственных вздохов, ни заумных советов. У жителей Болотного острова были совсем другие заботы: маленький Андрей уступил свою колыбельку сестренке.
— Мы хотели назвать дочку Сармите, но Айя тоже хорошее имя, — сказал Карл.
— Нет, Сармите звучит красивей, — утверждала Айя. — Если у меня когда-нибудь будет дочка, я обязательно назову ее Сармите.
— Разве нельзя назвать обоими именами? — предложил Янка. — Айя-Сармите, Сармите-Айя.