Юлий Цезарь

Трудно точно узнать, какими путями он проходил. Одни историки заставляют его идти из области, где теперь находится Troyes, и направляться через Gray и Дижон на Безансон;[337] другие полагают, что, идя из Vitry-sur-Marne, он спустился в долину реки Tille, прошел через Дижон и, переправившись через Сону возле Saint-Jean-de-Losne, направился к Нарбонской Галлии вдоль правого берега Соны.[338] Иные, наконец, заставляют его идти из Bar-sur-Aube в направлении к Pontailler-sur-Saфne.[339] Достоверно одно, что на четвертый день пути[340] утром, когда Цезарь прибыл в Beneuve, между Brevon и Ource — по фон Гёлеру, на берега Винжанны (Vingea

Что же такое произошло? Почему Верцингеториг оставил свою партизанскую тактику и начал регулярную войну? Так как галльский генерал является нам даже в рассказе Цезаря полным ума и энергии, то при отсутствии точных документов можно предположить, что искать этого столь желанного для Цезаря столкновения принудило того состояние его армии. Можно вести партизанскую войну небольшой армией, небольшими средствами и не имея крупных вождей, но для этого нужны храбрые, решительные и терпеливые солдаты. Пока Верцингеториг стоял во главе маленького отряда кавалерии и инфантерии, составленного почти исключительно из арвернов, бывших его клиентами, слугами или друзьями, он имел достаточно влияния, чтобы заставить их переносить тяготы партизанской войны. Но теперь, когда он был во главе разнородной армии, у него сразу оказалось слишком много солдат и слишком мало влияния. Вероятно, между многочисленными вождями разных отрядов начались раздоры. В армии, образовавшейся за несколько месяцев, в момент душевного подъема, не ведавшей строгой дисциплины; состоящей из солдат, по большей части бывших клиентами крупных сеньоров и привыкших к кратковременным мелким галльским войнам; или сформированной из молодых людей, поспешно набранных во всех классах и лишенных достаточной военной подготовки, в такой армии, конечно, национальное соперничество возрастало день ото дня.

Верцингеторигу приходилось бояться, что патриотический энтузиазм скоро угаснет, если он не поддержит его успехом, аналогичным успеху при Герговии. Он говорил себе также, что римская армия должна быть утомлена и уныла; что если в прошлом году парфяне уничтожили легионы Красса, двинув на них крупные отряды кавалерии, то тот же самый прием удастся и ему. Поэтому он неожиданно двинул свою кавалерию на армию Цезаря во время ее похода, а разделенную на три корпуса пехоту оставил в арьергарде.

Но Верцингеториг, может быть, не зная, что Цезарь набрал по ту сторону Рейна новую кавалерию, вместо малочисленных и слабых римских эскадронов оказался лицом к лицу с храбрыми германскими всадниками. Столкновение между двумя конницами было сильным, но непродолжительным: германцы Цезаря с помощью легионов не замедлили обратить в бегство галлов с громадным для них уроном.

Эта скоротечная битва имела важные последствия, которые нельзя объяснить, не допустив, что галльская армия была лишена необходимых организации и настойчивости и что Цезарь считал ее опаснее, чем она была в действительности. В самом деле, тотчас после битвы Верцингеториг укрылся со своими войсками в Алезии, и Цезарь, прекрасно понимая, что это отступление в крепость означает полное уныние армии, изменил свой план. Вместо того чтобы продолжать свое отступление к Провинции, он решил перейти в наступление и попытаться нанести решающий удар. Если он останется победителем, то с окончанием войны снова поднимется его престиж в Риме; если же окажется побежденным, то погибнет вместе со своей армией в Галлии, обманув свою судьбу, конечно, ожидавшую его в Провинции с побежденными легионами. На другой же день он пустился преследовать галльскую армию и, когда, придя к Алезии, увидал скалу, на которой возвышалась крепость, без колебаний, хоть и пребывая в неприятельской стране и без обеспеченного продовольствия, осадил с 30 000 человек врага, силы которого были равны или даже превосходили его силы.[342] Там он ожидал нападения галльских армий, отправившихся в Нарбонскую Галлию, готовый, если бы они пришли на помощь осажденным, дать под стенами Алезии битву всей восставшей Галлии. Этот план был внушен безумием отчаяния. Но человек, сосредоточивавший в себе судьбы Европы, великий артист стратегии, то крайне осмотрительный, то смелый до безумия, решился на крайний риск. Легионарии сняли с вьючных животных свои лопаты и кирки и сразу принялись рыть траншеи и насыпать валы вокруг города.

Верцингеториг сперва пытался мешать римским работам, делая кавалерийские атаки, но скоро заметил, что смог только замедлить эти работы, но не воспрепятствовать их выполнению. Что же ему оставалось делать? Предпринять вылазку и рискнуть всем в битве было очень опасно, но позволить себя запереть было бы прямым самоубийством. Военный совет после жарких прений решил: раньше чем будут окончены римские осадные сооружения, выслать конницу с поручением отправиться за помощью к различным кельтским народам и провести в Галлии массовый набор. Двести пятьдесят тысяч должны были соединиться и броситься на римские траншеи. Действительно, однажды ночью, обманув бдительность римских часовых, вся галльская кавалерия вышла без шума, прошла через еще неоконченные траншеи и, разбившись на многочисленные отряды, исчезла в разных сторонах горизонта. Первая часть плана удалась. Что-то теперь произойдет в Галлии? Отзовется ли вся страна на призыв осажденных в Алезии последних защитников ее свободы? По всем дорогам, через громадные друидические леса и пустынные болота, от деревни к деревне запылают ли огни, возвещающие об опасности и умоляющие о помощи? Достигнут ли вестники восстания самых дальних горных деревушек, чтобы дать знать, что галльская родина требует последнего кровавого жертвоприношения? И придет ли эта страшная волна вооруженных людей, чтобы разбиться о скалу Алезии?

Цезарь не мог ответить на эти тревожные вопросы. Но жребий был уже брошен: уже нельзя было отступить. Он не мог, как сделал это Лукулл под стенами Тигранокерты, оставить часть своих тридцати тысяч солдат продолжать осаду, а с остальными идти против вспомогательной армии, ибо его войско было слишком мало и при разделении каждая часть легко могла быть уничтожена. Он не мог также допустить, чтобы многочисленная армия захватила его под стенами Алезии. Снова он оказался в весьма критическом положении. Этот человек, чей дух уже семь месяцеь кипел, подобно источнику, пролагающему себе путь через теснину, создал и немедленно с неслыханной скоростью претворил в жизнь один из самых необычайных и грандиозных планов античной войны: он заключил свою армию в большую импровизированную крепость. Он возвел со стороны равнины вторую линию укреплений с башнями и бастионами, оставив между этой траншеей и той, которая уже была проведена со стороны города, большое пространство. Между этими двумя траншеями его армия была как бы в длинной крепости. Перебегая от одной траншеи к другой и двигаясь в узком межтраншейном пространстве, она могла сопротивляться двойным приступам, если бы их совершали и осажденные в Алезии, и те двести пятьдесят тысяч человек, которые должны были прийти из Галлии. Но успеют ли солдаты завершить гигантскую работу, для чего, по вычислениям, нужно было снять два миллиона кубических метров земли?[343] Не рискует ли Цезарь в свою очередь быть осажденным вспомогательной армией, подобно Митридату под стенами Кизика, и принужденным умереть с голоду? Положение было ужасно. Хотя враги были еще далеко и ремы и лингоны оставались союзниками,[344] снабжение армии продовольствием было уже затруднено. Что произойдет, когда огромная масса вооруженных людей займет всю страну и все дороги? Как бы то ни было, с утра до вечера Цезарь с помощью Мамурры, Антония, Лабиена, Децима Брута, Гая Требония, Гая Каниния Ребила и Гая Антистия Регина руководил гигантской работой и сообщал свой пыл всей армии. Он изучал сочинения по осаде городов, совещался с Мамуррой и восточными рабами, наиболее опытными в военном деле, заставлял их делать чертежи, раздавал их центурионам, которые должны были воплощать их, посылал повсюду раздобывать дерево и железо, в то время как девять тысяч солдат работали без отдыха, насыпали землю, рыли далеко на равнине ямы, клали туда рваные куски железа и острые камни, которые прикрывали фашинником и травой, чтобы сравнять с землей эти ужасные ловушки.

337

Von Göler, Caesars gallischer Krieg in dem Jahre 52. Karlsruhe 1859.

338

Revue des Deux Mondes, 1858, 1 mai, с. 87.

339

Spectateur militaire, avril, 1863.

340

Revue des Deux Mondes, 1858, 1 mai, c. 95.

341

Я откровенно заявляю, что тщательно изучал географические карты Франции, измерял расстояния и высчитывал дни пути, но не могу присоединиться ни к одной из этих гипотез. Задача эта, быть может, неразрешима. Для ее решения необходимы во всяком случае стратегические и топографические знания, превышающие мои.

342

Обычно допускают, ссылаясь на Цезаря (В. G., VII, 77), что кроме кавалерии в Алезии укрылось 80 000 солдат. Но следует прежде всего заметить, что эта цифра вложена в уста Критогната, произносящего речь; кроме того, трудно допустить, чтобы 80 000 человек, присоединившиеся к населению, могли найти место в маленьком галльском городе и жить там почти два месяца; наконец, нельзя объяснить бездеятельность Верцингеторига, если он располагал такими силами. См. замечания герцога Омальского в Revue des Deux Mondes, 1 mai, 1858, с. 111.

343

Revue des Deux Mondes, 1 mai, 1858, с. 113.

344

Это вероятное предположение сделано герцогом Омальским. Revue des Deux Mondes, 1 mai, 1858, с. 112.