Юлий Цезарь

Решение было мудрым, но оно представляло и большую опасность. При общем возбуждении умов эта первая очевидная неудача Цезаря могла быть началом его конца. Верцингеториг стал национальным героем; все думали, что звезда Цезаря идет к закату, и это решило участь племен, еще не решавшихся восстать против него. В дороге он узнал, что эдуи наконец восстали. Они перебили римских купцов, захватили в Новиодуне его казну, галльских заложников, обоз и лошадей; разрушили на Луаре мост, разграбили, сожгли или высыпали в реку армейские запасы хлеба и готовились отбросить его назад, в Нарбонскую Галлию, преградив ему переход через Луару. Это был момент, когда Цезарь действительно испугался за свою судьбу.[331] Измена эдуев, самого богатого и могущественного народа Галлии, лишала его лучшей базы провианта, перерезала пути сообщения с Лабиеном, уничтожала все результаты его предыдущих побед, поднимала мятеж по всей стране, увлекая за собой до сих пор колебавшиеся племена.

Древние галльские учреждения, которые он старался заставить функционировать под своим контролем, стали теперь органами восстания, орудием, направленным против Рима. С одного конца Галлии до другого уже шли переговоры о созыве Великого национального собрания в Бибракте.

Еще раз Цезарь увидал себя на краю пропасти, но и на этот раз он не колебался. Он понимал, что если он отступит в нарбонскую Галлию, оставив Лабиена на севере, то галлы легко могут уничтожить их обоих. Поэтому он решил во что бы то ни стало и как можно скорее соединиться с Лабиеном. Не желая терять времени на постройку моста через Луару, вздувшуюся от таяния снегов, он нашел брод, где солдаты могли пройти по грудь в воде, неся оружие над своей головой; выше по течению он пустил кавалерию, чтобы сдерживать, подобно живому молу, течение, и таким образом переправил через реку всю армию. Потом, захватив весь хлеб и скот, какой только мог найти, нагрузив его на рабов, мулов и самих солдат, он двинулся ускоренным маршем и присоединился к Лабиену на территории сенонов, вероятно, по соседству с Агединком. От Герговии до Агединка Цезарь прошел около 200 миль (300 километров); предполагая, что на этот переход он употребит пятнадцать дней, в начале июля он должен был уже находиться во главе все своей армии. К его счастью, в то время как он потерпел неудачу под Герговией, Лабиен одержал значительные победы над сенонами и паризиями.

Затем в военных действиях наступил перерыв. Комментарии Цезаря не говорят нам, как долго он продолжался, но он не мог быть менее месяца, в течение которого велись энергичные и лихорадочные приготовления с обеих сторон. Поражение при Герговии, по-видимому, должно было изменить вероятный исход войны. Эдуи своим примером привлекли к мятежу почти все галльские народности, за исключением ремов, лингонов, треверов и некоторых бельгийских племен. Молодой арвернский герой явился в Бибракте, сделавшееся центром восстания, там собрались и депутаты всех стран Галлии, чтобы созвать сейм, на котором можно было бы принять решение об образовании единой национальной армии. Большой энтузиазм охватывал всю Галлию.

Цезарь, напротив, видя, что опасность может грозить ему со всех сторон, считал Галлию потерянной и имел только одну мысль — вывести своих солдат из опасного положения. Но полководцу, думавшему два месяца тому назад, что он навсегда завоевал Галлию, отступление казалось теперь очень трудным. Солдаты сильно пали духом;[332] бывшее всегда трудным снабжение продовольствием стало еще труднее в стране, охваченной мятежом; недостаток конницы еще более осложнял его положение. В этот роковой момент воспоминание о Крассе должно было тревожить Цезаря: ведя назад через всю Галлию с такой слабой конницей свои упавшие духом легионы, не рисковал ли он пасть, подобно Крассу, под атаками столь многочисленной галльской кавалерии.

Без сомнения, этот страх принудил его двинуть свою армию в сторону Германии, в местность, где теперь, по мнению одних, находится Vitry-sur-Marne,[333] а по мнению других, — Bar-sur-Aube,[334] чтобы набрать значительное число германских всадников. Полководец, семь лет тому назд пришедший в Галлию как разрушитель германского могущества, теперь набирал германцев против галлов, платя им награбленным в Галлии золотом. Там Цезарь провел весь июль и, может быть, часть августа, набирая германцев, формируя из них крупный кавалерийский корпус и готовясь к отступлению. Но его солдаты очень упали духом, в то время как галлы, напротив, были полны взаимного доверия и мужества.

Унынию одних и радости других суждено было, однако, продолжаться недолго. Цезарь ошибался, считая опасность очень большой, как ранее он ошибался, думая, что война окончена. Верцингеториг был обязан всеми своими успехами партизанской войне; и, конечно, если бы по всей Галлии можно было организовать такую войну под начальством подобных ему вождей, Цезарь был бы наконец вынужден из-за голода отступить. Но поражение, испытанное проконсулом под Герговией, спасло римское владычество в Галлии. Ободренная своим успехом часть галлов желала, прекратив партизанские набеги, перейти к правильной войне, а в ней разъединенная Галлия, терзаемая глубоким социальным кризисом, не могла одержать победу над римскими армиями.

Первые затруднения для галлов начались, когда на собрании в Бибракте стали выбирать главнокомандующего и разрабатывать план войны. Эдуи хотели выбрать одного из своих сограждан, другая партия предлагала утвердить в верховной власти Верцингеторига; одна партия хотела полномасштабной войны, другая была за продолжение войны партизанской. Верцингеториг одержал верх, но, чтобы не слишком сильно проявлять свою власть над эдуями и примирить противоположные партии, он предложил смешанную войну, т. е. один из столь опасных и все же столь частых в истории компромиссов, которые роковым образом навязываются даже самым решительным и умным людям слабостью и глупостью других. Эдуи и сегузиавы послали десять тысяч пехотинцев и 800 всадников под начальством одного знатного лица вторгнуться на территорию аллоброгов в римской провинции. Габалы и арверны разграбили территорию гельвиев, рутены и кадурки — территорию вольков-арекомиков, вклиниваясь таким образом в нескольких пунктах в пределы римской привинции и заставляя Цезаря двинуться с севера на ее защиту. Верцингеториг перенес свою главную квартиру в Алезию (современный Alise-Sainte-Reine), маленький укрепленный город мандубиев,[335] бывший превосходным сторожевым пунктом, чтобы задержать неприятеля, так как здесь сходились все дороги, по которым Цезарь мог продвигаться с севера в Нарбонскую Галлию.

Из Алезии, снабдив ее провиантом и укрепив, Верцингеториг с отрядом из 15 000 всадников и уже бывшей у него пехотой старался замедлить поход врага, лишая его съестных припасов и тревожа, когда он выступил на помощь Нарбонской Галлии.

Цезарь, сформировав большой кавалерийский корпус из германцев, начал, вероятно, в первой половине августа отступать к Провинции во главе своих усталых и унылых одиннадцати легионов.[336] Безотрадный конец предприятия, имевшего такое блестящее начало! Война, в которой он поставил на карту свою политическую карьеру, оканчивалась поспешным отступлением. Дело, над которым он трудился семь лет и которое должно было сделать его равным Лукуллу и Помпею, было разрушено. Тридцать тысяч человек, павших духом, шли печальные, таща за собой в длинной процессии на мулах военные машины, багаж, легионных рабов, остатки добычи, спасшихся от резни италийских купцов, короче, все, что только оставалось италийского из людей и вещей в стране, которую они считали уже завоеванной, — эти люди символизировали конец римского владычества по ту сторону Альп и последнюю развалину той завоевательной политики, в которой Цезарь думал подражать своему великому предшественнику Лукуллу или даже превзойти его.

331

См.: Caesar, В. G., VII, 56.

332

Plut., Caes., 26.

333

Герцог Омальский первый заметил, что необходимо предположить это движение Цезаря на восток, о котором Комментарии ничего не говорят. По его мнению, Цезарь отправился в Vitry-sur-Marne. См.: Revue des Deux Mondes, 1 mai 1858, p. 76–77.

334

Spectateur militaire, avril, 1863.

335

Герцог Омальский в Revue des Deux Mondes, mai 1858, p. 94, отметил стратегические преимущества этого места и указал, что Верцингеториг прекрасно поместил свою главную квартиру. Я не останавливаюсь на вопросе, действительно ли Alise-Sainte-Reine — древняя Алезия, так как это мне кажется теперь вне сомнения.

336

Дион (XL, 30) говорит нам, что Цезарь хотел идти на помощь Провинции.