Повести студеного юга

Попытки Джона хоть кого-нибудь привести в чувство не имели успеха. Большинство людей в бессознательном состоянии лежало на палубе, другие одурело смотрели на капитана, ничего не понимая. На все свои угрозы Джон слышал только пьяный бред и ленивую ругань.

Раздавленный собственным бессилием, вернулся на мостик. С ним поднялся наверх и маленький Том. Джон помнит, как, стараясь взять себя в руки, сказал тогда мальчику:

— Ну, что, Томи, тебе нравится эта свистопляска?

— Вы говорите о море, сэр?

Шторм переходил в ураган. В ревущем мраке бригантина то взлетала на головокружительную высоту, то, задрав корму, отвесно падала в пропасть. Казалось, еще один такой прыжок — и все будет кончено.

Цепляясь за поручни мостика, Джон закурил. Он не мог себе простить, что, зная своих людей, так легкомысленно поверил в их благоразумие. С полным парусным вооружением управлять бригантиной теперь было невозможно. И невозможно убрать паруса. Два человека этого не сделают даже в тихую погоду, а в шторм тем более. Чтобы взять рифы, на каждый парус нужно было добрый десяток рук.

— Да, Томми, я говорю о море. Как ты думаешь, мачты выдержат?

— Да, сэр, они крепкие.

— Сейчас это плохо, Томми, нас может опрокинуть. Тебе нужно надеть спасательный пояс.

— Разве мы не в открытом океане, сэр?

— Это ничего не меняет.

— Да, сэр. И здесь, мне кажется, много акул. Мы давно идем в теплых водах.

— Брось, Томми, делай, что тебе говорят.

— Хорошо, сэр, я принесу и ваш пояс.

— Сначала надень свой.

— Слушаю, сэр.

«Рыжий чертенок», — ласково подумал Джон. Он редко о ком думал ласково. В его пиратском сердце находилось место только для этого мальчика.

Так же, как Джон, Томми родился и вырос на пиратском корабле. Его отцом был Клод Морган — внучатый отпрыск Генри Моргана, знаменитого карийского корсара, ставшего затем вице-губернатором Ямайки. Позже Морганы поселились в Штатах, расставшись с прежним ремеслом. Пиратскую линию рода продолжал только Клод. Чарльз Дэвис принял его на свою бригантину старшим помощником капитана и позволил ему привести с собой на корабль девицу, которая ждала от него ребенка.

Когда Тому было два года, «Жгучая индианка» под видом австралийского учебного судна заходила в Гавану. Воспользовавшись моментом, Джени сошла на берег и на корабль больше не вернулась. Клод отправился на ее поиски и тоже не вернулся. Вероятно, его кто-то убил. До девяти лет мальчика воспитывал старый Чарльз, потом заботы о нем взял на себя Джон. Чарльз завещал ему сделать из мальчика настоящего мужчину.

На «Флайин стар» Том был общим любимцем. Послушный и неизменно спокойный, он нравился всем. В этом маленьком создании жили скромность и доброта, которых так не хватало окружавшим его людям. Возможно, никто из них этого не понимал, но все они пенили в нем именно это. Выносить их неразумную любовь Тому было нелегко. Напившись, все требовали от него внимания. Иногда им казалось, что он слишком равнодушный. Рассудительный, слегка иронический характер мальчика начинал раздражать их, и они были не прочь поколотить его, но тогда бы им пришлось иметь дело с капитаном. Джона боялись, и руку на юнгу никто не поднимал, хотя других неприятностей Том терпел немало.

Вернувшись на мостик, мальчик протянул Джону пробковый пояс.

— Возьмите, сэр, это ваш.

— Спасибо, Томми, повесь его на штурвал.

Они стояли рядом, держась за поручни, — длинный бородатый капитан и маленький худой юнга. Капитан чувствовал потребность сказать мальчику что-нибудь хорошее.

— Ты помнишь, Томми, я когда-то убил альбатроса? — не найдя ничего лучшего, спросил Джон.

— Да, сэр, это было на «Жгучей индианке». Вы сняли с его лап кожу и сделали себе ремень для пистолета.

— Говорят, убивать альбатроса не следует. Рано тли поздно дух птицы отомстит моряку.

— Да, сэр, я помню, вам говорил это боцман Мортон. Вы над ним смеялись.

— Тебе не кажется, что я был глуп?

— Нет, сэр, вы поступили так, как считали нужным. Ваш отец не любил, чтобы его желание оставалось невыполненным.

— Ты прав, Томми…

Джон хотел сказать, что теперь он сожалеет о том поступке, но не сказал. Разговаривая с мальчиком, он пытался представить, где они сейчас находятся. Уже много часов стихия гнала бригантину на норд-вест, им же нужен был чистый вест.

— Ты не заметил, Томми, каков ветер был в полдень?

— Я не мог этого заметить, сэр. Меня с утра не выпускали из кают-кампании.

Джон успокаивал себя мыслью, что впереди открытый океан. Если бригантина до сих пор не опрокинулась, она, пожалуй, выдержит натиск урагана до конца.

Он еще успел поделиться этой мыслью с мальчиком.

Внезапно бешеный бег бригантины приостановился. Вдруг, резко дернувшись назад, парусник с грохотом и страшным скрежетом круто полез вверх. Встав на дыбы, корабль пошатнулся и, круша обшивку корпуса, рухнул на правый бок.

Капитан и мальчик повисли на поручнях мостика. В первое мгновение Джон подумал, что они наскочили на коралловый риф. С трудом добравшись до штурвала, он торопливо нащупал спасательный пояс, но так его и не надел. В густом сумраке ночи глаза различили вдали от корабля черный силуэт гор.

Бригантину выбросило на берег.

За сто три года, прожитых на свете, Джон многое уже забыл. Из памяти выпали целые десятилетия. Но не те двадцать семь дней. Те дни забыть невозможно.

Берег, на который их выбросило, Джон принял за остров Флинт. Год назад он проходил на своей бригантине мимо него и запомнил очертания горных вершин. Когда рассвело, ему показалось, что это те же вершины. Ничего дурного о населении Флинта он не слышал, поэтому и не ожидал здесь никакой опасности. Говорили, что на этом острове живет небольшое племя мирных полинезийских рыбаков.

Как только пираты пришли в себя, они сразу безо всякой предосторожности занялись устройством временного лагеря. Хотя от катастрофы корабль здорово пострадал, Джон надеялся, что им удастся заделать пробоины и снова стащить бригантину на воду.

Несколько человек сразу же отправились в глубь острова на поиски необходимого леса. Еще четверым Джон приказал пройти вдоль берега, чтобы выяснить, где находится поселение туземцев. Вблизи того места, куда выбросило «Флайин стар», в море впадала какая-то речушка, росли кокосовые пальмы и много апельсиновых деревьев, но не было видно никакого жилья.

Возле корабля остались тридцать человек. Все работали на берегу, расчищали площадки для палаток. Неожиданно с трех сторон на них посыпались камни.

У пиратов не было времени опомниться. Когда Джон, бросив лопату, рванул из-за пояса пистолет, двое из нападавших уже повисли на его плечах. Они выскочили словно из-под земли. С неистовым воем, визгом и воплями. Их было не меньше сотни. Потом, неся на бамбуковых шестах деревянные клетки, из леса вышло еще столько же.

Кажется, впервые за двадцать три года жизни Джона охватил ужас. Только сейчас, увидев клетки, он понял, как жестоко ошибся. Это был не мирный Флинт. Они попали на маркизский остров Фату-Хива, население которого пользовалось мрачной известностью каннибалов. О клетках, в которые фатухивцы сажали своих пленников, знала вся Океания.

Их долго куда-то несли. Едва приметная тропа, извиваясь по зарослям тропического леса, взбиралась все выше и выше в гору. Потом она так же долго змеилась по склону. Наконец оборвалась. Путь преградила пропасть. Узкое каменистое ущелье будто рассекало гору на две части.

Остановившись, маркизанцы столпились вокруг клетки Джона. Смеясь и жестикулируя, они шумно что-то обсуждали. Очевидно, их удивляла внешность Джона. У него была почти такая же, как у них, смуглая кожа и такие же жесткие черные волосы. Но глаза голубые, а борода — красная. Он красил ее каким-то индейским зельем, которое досталось ему от отца.

Жители атолла Тикахау, где Джону часто приходилось бывать на своей базе, немного научили его полинезийскому языку. Маркизанцы говорили на том же тягучем, будто одно бесконечное слово, диалекте. Но Джон ничего не понимал, он был слишком потрясен.