Помилованные бедой

Вахтер, удивленный, вышел из будки.

— Пропустить всех? — спросил Бронникова.

— Непременно! Ты уж прости, Кузьма! Это настоящие мужики! Они с нами останутся работать и жить…

Показав ребятам душевую, определил их в бывшую подсобку, попросил Семку с Ромкой позаботиться о ребятах, накормить, проследить, чтобы помылись. И главное, не подпускать к ним больных.

Мальчишки, обгоняя друг друга, побежали в душевую. Они уже ожили, на их лицах цвели совсем юные улыбки. Им так хотелось верить, что все горести позади.

— Вот ведь и о еде забыли! — подметил Юрий Гаврилович. И тут же увидел Захара.

— Доктор! Глядите, там, в ведре, полбуханки хлеба! Можно мне взять? Сеструха уже два дня не жравши. Помрет, хоронить не на что…

— Бери, — кивнул согласно.

«А ведь не взял без разрешения, значит, совесть выше пуза держит», — отметил молча.

Захар вытащил хлеб, обтер его и, завернув в майку, побежал в комнату, отведенную для них, там живо сунул хлеб под подушку и, выскочив в коридор, помчался догонять своих.

Утром Бронников позвал Петухова, чтобы рассказать ему о ребятах. Иван Борисович вошел улыбаясь. Подал руку и спросил:

— Все ж дождались они вас?

— Другого выхода и впрямь не было.

— Я уже с ними поговорил. Объяснил, что к чему. Правила и требования втолковал. Все поняли. И результат готов! К семи утра все палаты и коридор чистые, ни единой соринки. Завтрак прошел спокойно. Мальчишки сделали все, как я велел.

— Как у них с больными? Контакты были?

— Только с Тарзаном. Как всегда! Он прыгал на светильник. Говорил, там его костер, у которого ждет Джейн. Но не достал. Со злости навалил кучу. Харитон ее убрал. Ну а Тарзан с претензией, мол, куда унес добычу? Зачем ее украл? Хотел выдавить из Харитона. Тот сбросил с себя Тарзана. Пообещал, если он и впредь будет оставлять добычу не там, где надо, воткнет ему в задницу раскаленные угли и, привязав за ноги, подвесит на лиане. Тарзан хотел спросить, как это сделает? Харитон мигом изобразил. Вопросов больше не было. Мужики сразу стихли. Тарзан даже от утренней прогулки отказался. Лежит на койке, укрывшись одеялом с головой. Даже не пристает ни к кому. Давно ли всех доставал? Видно, не понравилось кверху ногами болтаться. А ведь постоянно гадил то на стол, то в постель кому-нибудь. Теперь, думаю, Харитон отучит.

— Ты думаешь, что он симулирует болезнь?

— Я наблюдаю за ним. И выводы делаю…

— Какие, если не секрет?

— Юрий Гаврилович! Этот засранец никогда не гадит себе в постель. Не наложит кучу тому, кто сильнее и может вломить чужим. Не нассыт в тапки сильному. Это неспроста. Вдобавок, когда его тыкали в родное дерьмо мордой, он вытерся не одеялом. И еще… Он издевается над соседями, что слабее. Может ночью обоссать спящего. А потом будет звать санитаров и врачей, если его поймают и колотят хором.

— В мои дежурства такого не было, — сказал Юрий Гаврилович.

— А вообще кто он? Откуда взялся?

— Из переселенцев, не наш. Но суть не в том. Приступ эпилепсии случился с ним в столовой на вокзале. Он уже поел…

— Понятно, не хотел рассчитываться, — рассмеялся Петухов.

— С чего вы взяли?

— Старый прием! Нет денег — ломают комедию. В этом случае все приступы гасили хорошей затрещиной. По-видимому, в столовой не нашлось подходящего мужика, чтоб вломил тому Тарзану по полной программе. Вот он и разыграл шизика. Давно ли он лечится?

— Да я тебе о нем говорил. Третий месяц он тут. Пока его никто не навещал. Привезла его к нам милиция.

— У переселенцев надо спросить. Может, кто-нибудь знает его? Сдается, что неспроста Тарзан у нас прижился. Может, время лихое хочет переждать или спрятался от кого-то. Но мы не богадельня. И тоже не можем лечить бесконечно, — напомнил Петухов.

— Все так! Но не могу я выставить человека на улицу без документов и денег. Куда он пойдет?

— Не мне советовать! Но как он пришел в столовую?

— Да может, его милиция по дороге тряхнула? — ответил Бронников.

— Короче, давайте наведем справки. Или спрошу нашего Харитона. Мне показалось, что он знал Тарзана до психушки.

— Откуда такой вывод?

— Харитон назвал его имени. А самое удивительное, что после этого короткого разговора с Харитоном он лежит не высовываясь. Даже есть не хочет, аппетит пропал. Своим глазам не верю.

— Ты Харитона не спрашивал о нем?

— Пока нет. Некогда было! У ребят полно дел. Вот освободятся, тогда поговорим.

— Скажи, как дежурство прошло?

— Ничего особого. Обычно. Мальчишки здорово его скрасили. Ведь вот могли отдохнуть вчера, а не захотели. Включились сразу. Наши Семка с Ромкой лишь подсказывали.

— Знаешь, не думал я, не верил, что с ними склеится. Уж слишком несерьезными показались. А когда за воротами поговорили поближе, даже стыдно стало за отказ. Думал, маменькины детки. Оказались мужики! Тяжко им. Если сами решат остаться, конечно, будем помогать. Но беру их с месячным испытательным сроком.

— Что делать? Таково наше правило, любой ступивший на этот порог проверяется по всем параметрам…

Петухов вскоре вышел от главврача, но перед обходом больных постучался в кабинет, заглянул и, пропустив новых альтернативщиков, спешно закрыл за собой двери.

— Неспроста не лежала у меня душа к Тарзану. Так и есть, негодяй! Как привезла его милиция, так пусть и забирает! — говорил волнуясь.

— Иван Борисович, давайте по порядку, что случилось, что отмочил Тарзан опять? — спросил Бронников.

— Расскажи, Харитон! Все, что знаешь, выкладывай! — попросил парня Иван, а сам сел напротив главврача.

— Ну, этого козла мы давно знаем. Все. Он жил где-то в пригороде, потом подженился и перешел на окраину города. Володькой его все зовут. Он пахал на автовокзале грузчиком. Подвозил к остановкам багаж пассажиров. Частенько его колотили там за воровство. Бывало, положит какая-нибудь баба или старуха сумку поверх чемоданов, а из нее горло бутылки или палка колбасы торчит, он бегом к остановке. Баба отстает. Пока она добежит, Володька сумку распотрошит и загонит средь чемоданов, чтоб не видать ее враз. Когда грузят багаж в автобус или такси, кто станет проверять сумки? Скорей запихать все! А Вовка за день столько сшибал! Деньги — это само собой. Но и чистил людей, гад! Я сам видел, как он воровал. У кого продукты, у других — вещи. Короче, заработок и приработок имел. Но однажды ему не повезло, приметила баба пропажу коньяка из сумки. Он в коробке был, дорогой. Ну и подняла хай, Вовке рожу стала царапать, мол, верни, козел, покуда жив. А тот ее ударил да еще матом понес. По-всякому обозвал. Та в милицию. Ну, менты Вову тряхнули классно. В натуре всего наизнанку вывернули. Все забрали, и коньяк, ощипали до нитки. Ну, он той бабе пригрозил, пообещал ее достать. Да не на ту нарвался. Она «крышу» имела прикольную. Указала Вову, крутые стали «пасти» его. Трясли всякий день до анализов. Так что смысла не стало ему пахать. Все до копейки отнимали. И тогда он исчез на годок. Никто не знал, куда делся. А козел устроился грузчиком в продовольственном магазине и стал косить под афганца, будто он был контужен, а по дороге домой у него документы сперли. Но так натурально рисовался в чокнутого, что ему верили и жалели. Там все женщины работали. Кормили, даже вещи приносили от мужиков и сыновей, какие разонравились иль тесны стали. Он эти шмотки загонял на базаре. А бабам трепался, что их украли. Однажды ему дали теплую куртку. Кассирша принесла Вове. Мы для Тихона попросили. Самому Вове она мала. Так этот козел с нас на бутылку потребовал, хоть сам на халяву получил. Здесь нас зло разобрало, мы заложили его, привели баб на базар, показали, где Вова торгует. Ну и все. Перестали его жалеть, а он воровать начал. Мы и тут засветили козла…

— А откуда знали, что ворует?

— Мы были уборщиками на складе и прилегающей территории. Нам полставки за это платили всякий месяц. И конеч-

но, видели все. А на базаре каждый день отмечались. Помогали торгашам принести весы, ящики, мешки — с картошкой, луком, помидорами. Утром и вечером поработаем, на жратву получим. Там вся городская дрань ошивается.