Выскочка из отморозков

Герасим подошел тихо, хрястнул кулаком по спине так, что услышал, как щелкнуло в позвоночнике. Мужик хотел, убежать, поняв, что попался, но не смог и, пропахав носом землю у крыльца, лежал матерясь.

— Захлопнись, козел! — пнул его Герасим в бок и, открыв двери в дом, позвал: — Борис, давай сюда! Кто это? Узнаешь?

— Конечно! Тот самый, первый следователь по делу. Он мне целый час морду квасил во время допроса и после. Позвони ментам, пусть на своей шкуре узнает, что такое камера.

Через десяток минут того в наручниках увезли в «воронке», а мужчины закрыли ставни, ушли в Борькину дальнюю комнату. И пока Степановна на кухне занималась стряпней, Борис с Герасимом успели о многом поговорить.

— Пойми, менты тоже разные. Одни пользуются мундиром и положением на службе, чтоб набить себе карманы. Другие волынят кое–как до пенсии. А третьи вкалывают на совесть, за себя и остальных. Волокут всю работу без премий и благодарностей. Ни званиями, ни похвалами не избалованы. Незаметные, но без них невпродых простым людям.

— Кому они нужны? — презрительно сплюнул парень.

— Вот как! Да если б не они, тебя с матерью давно уж не было б среди живых. Так или нет?

Борька покраснев, опустил голову.

— Ладно другим, мне не соврешь!

— Я там побывал у них! Не на должности, а в камере! Сам знаю — все менты одинаковая сволочь.

— Кто бы говорил! Иль я не знаю, что и как случилось? Сам хорош! И в этой ситуации! Прекрасно знал, кто такой Беркут, и все ж именно к нему пошел требовать повышения оплаты за услуги. Он бы повысил! Счастье, что жив остался!

Оба оглянулись, в комнату вошла Наталья:

— Ну, опять не без приключений? Кого на этот раз к нашему берегу прибило?

И, узнав о случившемся, долго возмущалась,

На следующий день Борька проснулся от резкого телефонного звонка.

— Приезжайте за направлением на учебу, заодно возьмете характеристику, справку из паспортного стола…

Борька положил трубку на рычаг. Ему хотелось смеяться от того, что скоро закончатся все испытания. Он уедет от Беркута и его банды, от алкаша–родителя, от всех неприятностей избавится разом. Они перестанут преследовать его повсюду, стоять за плечами днем и ночью. А тут еще Андрей позвонил, тот самый, что работал поваром в ресторане Беркута, и спросил:

— Ну, как дышишь? Нормально? Я тоже! Да, работаю в том же самом кабаке и снова поваром. Хозяин поменялся, все прочее по–прежнему. Заработки меньше, чем были, но хорошие, больше, чем в других местах. Конечно, вместе с женой работаем. А как иначе? Нет, ко мне никто не прикипается! Что внизу? Продовольственный склад сделали. Работать стало много удобнее… Все прежние, кроме тебя, на своих местах! Давай и ты возвращайся в свои пенаты.

Герасим невольно заглянул в спальню к Борису. Парень увидел его, отвернулся, заговорил тихо, а вскоре и совсем закончил разговор, положил трубку и сел в постели, обхватив руками голову.

Герасим топтался на кухне стреноженным конем.

И только мать без слов и объяснений поняла ситуацию. Степановна вошла в спальню к Борису, подсела рядом, обняла, погладила взъерошенную макушку и спросила:

— Чего ты голову опустил? Что случилось? Чего так меняешься? То смеешься, то плачешь…

— Бабулечка, наверное, потому, что дурак!

— Э–э, те в таком не признаются никогда! Что мутит душу, что бередит?

— Понимаешь, скоро мне ехать на учебу!

— Знаю, уж собираю помалеху.

— Зачем? Я там на всем готовом!

— Не лопочи глумное! Кто тебя исподним обеспечит аль рубаху даст? Тот же шарф и носки свои надобны, чтоб не застыть.

— Все выдают, бабуль, на то она и школа милиции!

— А и свое сгодится, лишним не будет!

— Не надо тряпья, только необходимое…

— Чудной, вдали от дома свое надобно.

— Сказано, что через недолгое время в путь, — охрип голос Борьки,

— Детка ты наш, не навовсе уезжаешь, на время. Опять же на каникулы наведаешься, дома побудешь, душу согреешь. Мы все тебя ждать станем.

— Вы будете. А вот она захочет ли ждать меня?

— Борик, детка моя, коль любит, будет ждать вернее собаки. Если не нужен ты ей, пусть теперь проявится, оторвется и отболит. Эта проверка вам обоим. Может статься — единственная на всю жизнь. Коль суждено, будете вместе, а нет — не о чем сетовать. Как мы своих мужиков ждали — с войны, из тюрем. Редко какая в другой раз семью заводила.

— Так это мужиков!

— Велика ли разница? А и парней! Сколько моих товарок немужними остались? Уж и про войну забыли люди нонешние. А эти так и остались верными тем, кто не пришел с нее. И до сих пор седые старухи плачут, что не осталось у них от тех любовей деток, ради каких стоило бы жить на этой земле. Сколько весен у них впустую прошло. А ведь полюбив однажды, в другой раз уже не суждено любить. И если твоя не станет ждать, значит, она тебя не стоила.

— А как же я смогу полюбить в другой раз?

— Ой, Боренька! Только девки умеют один раз любить. Мужикам такое не дано. Сколько на голове волос, столько Любовей.

— Не все так, — не согласился парень.

ГЛАВА 8 Любовь в подарок

— Да что там не все? У мужиков всякий день весна. Иной идет, лысый, ноги кренделем, морда, как у лешака, а чуть бабу помоложе увидел — слюни до колен пустил. А до того ноги руками переставлял. Тут же откуда прыть взялась? Грудь колесом, и за бабой чуть не вприскочку. У нас в деревне таких озорников полно. Ему уже могилу копают, а он вокруг могилы за молодками бегает. Вона наш конюх — пять жен пережил. Всех схоронил, но сам не успокоился, в шестой раз вздумал ожениться. Хотя уже ноги не держат, песок из жопы рекой, сопли ниже бороды, а туда же, бабу надо. Что он с ней делать станет в восемьдесят пять годов? Смехотища сущая! Иль он всех тех баб любил? Да кинь, Боря! Мужик, он кто есть? Жеребец, кобель!

— Бабуль! У тебя у самой три сына! — напомнил Борька.

— Мои мальчишки не такие…

Герасим, слушавший тот разговор, с трудом согнал с лица шельмоватую улыбку. И подумал: «На то мы мужики! Когда уехать иль вернуться…»

— Мои ребята росли в строгости. Я их всех в руках держала, не дозволяла испаскудиться смалу, — говорила Степановна.

— А смалу — это сколько? — спросил Борька.

— Смалу то, что до семнадцати.

— Ну а дальше уже можно было?

— Удержать трудно. Но и то могла огреть каталкой, оттаскать свое чадо за чуб, коль спаскудился. Вот ныне спробуй проучить так–то, саму отмолотят и с избы за ноги выкинут! А другие вообще родителей не помнят, даже не наведывают стариков.

— Родители тоже всякие бывают. И такие, как мой родной папаша! Тоже мне — отец! Таких смалу давить меж ног!

— Оно и матери всякие случаются. Иную саму рожать не стоило! Не то мужика, детей со свету сживает. А в девках хорошей была. И любила, а потом, когда бабой стала, словно черти ее подменили. От такой всем горе.

Борька слушал бабку молча. Он давно стал понимать, что все люди разные и нельзя мерить всех по одному шаблону. Парень не понимал тех, кто говорил своим детям, что любить им еще рано… И даже высмеивали, обзывали скороспелками.

А кто определит в этом случае, какой возраст подходит? Любовь приходит, не спрося согласия. Она охватывает пламенем всю душу, вытесняя из нее все зло, заставляет петь и радоваться каждой минуте жизни.

Да и какой бы она была, эта жизнь, без любви? Разве бы сумели люди пройти через столько бед и радоваться, что устояли и выдержали все, если б не она? Ради любви, во имя ее шли на подвиг и на подлость. Рожали и убивали, спасали и предавали. Лишь любовь способна до неузнаваемости менять суть и внешность человека. Сделать несчастного счастливцем и наоборот. Только она способна стать счастьем или горем. Только тот, кто по–настоящему познал это чувство, поймет напутствие матерей: «Даю тебе жизнь, а любовь возьми в дар от самого Бога!»

Борька в тот день ничего особого для себя не ждал. Он сидел возле заправки, на солнце, наблюдал за проезжавшими машинами. Они быстрее птиц пролетали мимо.