Схватка с чудовищами

Последний раз Антон встретил Валю случайно несколько лет тому назад. Она шла по Сретенскому бульвару задумчивая, устремленная. Лица ее слегка коснулось время, но оно по-прежнему было прекрасным. Улыбка — пленительной. Глаза излучали теплоту. Фигура несколько раздалась, но это ее вовсе не портило. Он хотел подойти к ней, но не решился, чтобы не бередить ни ее, ни свои чувства.

Она сама остановилась, вскинула брови, улыбнулась.

— Антоша, здравствуй!

— Здравствуй, Валюша. Ты спешишь?

— У меня имеется несколько минут в запасе, — ответила Валя и вдруг спросила: — Скажи, ты счастлив?

— Счастлив.

— Я довольна, что у тебя жизнь сложилась.

— Бывают, конечно, и размолвки…

— И что же побеждает: женская эмоциональность или мужской рационализм? — полюбопытствовала она чисто по-женски, смеясь.

— Побеждает согласие и взаимность чувств, — ответил как бы шутя Антон.

— Я бесконечно рада за тебя, Антоша.

— А у тебя как обстоит на личном фронте?

— Не спрашивай, Антоша, — потупила взгляд Валя. — Встречались на моем пути приличные, умные мужчины. Делали мне предложение. Но мой выбор ты знаешь. — Она оглядела его с головы до ног. — Старая любовь долго не ржавеет. В каждом стараюсь увидеть тебя. И не нахожу. Одна радость — работа. Среди студентов забываешь о себе. А чувства… Чувства можно гасить. Знаю, что не должна тебе этого говорить. Но что поделать, надо же кому-то излить душу.

— Не сочти, Валюша, за бестактность, но это же безумство обрекать себя в таком возрасте, с такими данными на одиночество! — Антон искренне переживал за нее. — Просто твоя звезда еще не взошла на небосклоне.

— А я и не падаю духом. Иначе можно потерять себя, опуститься. Только поезд мой давно ушел, Антоша, а догонять его я не собираюсь. Я не чудачка. Неисправимая однолюбка я, понимаешь! Теперь это не в чести. Но поделать с собой ничего не могу. Скажешь, а как же Татьяна Ларина? Любила Онегина, а замуж вышла за Гринина. Отвечу: видимо, девические иллюзии над нею не были властны. Татьян на свете больше, чем Джульетт.

— И все-таки жизнь прекрасна! Даже когда на банды ходил, когда на Лубянке под арестом находился, не терял надежды.

— Но и трагична! — Валя присела на скамейку и пригласила Антона сесть рядом. — Скажи, ты веришь в бессмертие? — спросила она.

— Верю. Вечен след человека, который он оставляет после себя.

— А еще — душа! Вот мы и шагнем с тобой в вечность! — Глаза Вали светились, улыбка была лучезарной. Воздев к небу руки, приподнято произнесла: — И встретимся там!

— Ты что задумала? — встревожился Антон.

Вместо ответа Валя резко встала, круто развернулась и пошла, ни разу не обернувшись. Глядя ей в спину, Антон не сразу догадался, что произошло. А поняв, задумался: не везет на земле, уповает на небеса. Значит, верит в это. Осознание случившегося в который раз вызвало в нем ощущение вины перед этой женщиной. Однако, в чем? Да и виноват ли? Она всегда была для него эталоном красоты и женственности. Когда-то он сравнивал с ней Лиду, потом — Елену. Лида — ошибка его молодости. Елена — предназначение. А Валюша? Валя — счастье, которое могло быть, но не состоялось по причинам, не зависящим ни от него, ни от нее.

Он входил в подъезд, где жили Волковы, с трепетным ожиданием встречи с другом юности. Валя для него была всегда жива и молода. Встретила же его седая женщина, в которой он лишь угадывал Василису Дементьевну, так она изменилась за эти годы. Она же сразу узнала его. Пригласила в квартиру. Предложила чаю, и он не отказался. О Валюше же спросить почему-то боялся.

— Большое горе постигло нашу семью, мой мальчик, — сказала вдруг она, и из глаз закапали слезинки.

— Что-нибудь ужасное? — спросил Антон, готовя себя к худшему.

— Валечка вышла замуж за хорошего человека. Прекрасно жила с ним, хотя и не очень любила. Мечтала о ребенке, но понимала, что уже поздно. Годы ушли, не успеет воспитать и поставить на ноги. А этим летом вздумалось им провести отпуск в Крыму, в Севастополе. Судя по ее письмам, сняли комнатку недалеко от Херсонеса, почти на берегу моря. Купались, загорали, посещали заповедные места, фрукты у них не сходили со стола. Но сердце мое было неспокойно. Какая-то тревога не покидала меня. Я отговаривала их от поездки. Вот и случилась страшная беда. И надо же было обратно лететь самолетом. При взлете самолет не набрал высоту и врезался в скалу. — Василиса Дементьевна заплакала.

Антон сразу не нашелся, что и сказать. Известие о трагической гибели Валюши он воспринял, как невосполнимую утрату. Он представил последние мгновения ее жизни. Его охватил нервный озноб.

— Я сочувствую вам, Василиса Дементьевна, и вместе с вами переживаю, — едва выговорил он.

— Спасибо, сынок. Я знаю: вы любили друг друга.

— Валюша была цельной натурой. И целеустремленной тоже, — собравшись с мыслями, произнес Антон. — Ее мечте построить со мной семью не суждено было сбыться. Многое стояло у нас на пути друг к другу. Наконец она обрела счастье с другим мужчиной, и вдруг такая трагедия. Страшно даже представить себе, что Валюши больше нет с нами. Вы правы: не стало друга, женщины, которая никогда не была мне безразлична.

— А это Валечка сделала своими собственными руками. И хранила, как редчайшую драгоценность. Бывало, достанет из комода и любуется. Это многое ей напоминало. — Мать Вали протянула ему коробочку.

Открыв ее, Антон увидел утопавший в розовом бархате медальон, анодированный под золото, видимо, изготовленный французскими умельцами. И пронесла она его через гестапо, через банду. Тем дороже он сейчас для него, когда ее нет рядом. С фотографий, любовно вделанных в него, смотрели юношеские лица их обоих, запечатленные в день, когда прозвучал последний школьный звонок. Это его растрогало.

Вспомнилось все: спектакли школьной студии и ее первый поцелуй, к которому он не был готов. Встреча на болоте в конце войны и гневное чувство к ней, как к предательнице. Она же оказалась величайшей патриоткой. Ее приход в нему домой после войны. Пришла в надежде обрести счастье с ним, ушла же убитая, рухнули ее надежды. И эта последняя встреча на Сретенском бульваре, когда она, видно, отчаявшись, возлагала надежду на небеса. Всю войну висела на волоске от смерти и ушла в бессмертие.

— Я иногда достаю медальон из комода и подолгу любуюсь вашими юными лицами, — сказала Василиса Дементьевна. — Хотела тебе его отдать да передумала. Пусть, пока жива, находится у меня на сохранении вместе с ее Почаевской Богоматерью, заступницей нашей.

— Да, конечно, — согласился Антон. — У меня имеются фотографии Валюши и детские, и юношеские.

Взгляд его остановился на портрете Вали, висевшем над ее письменным столом. Под ним лежала стопка его писем к ней.

— Хочешь взять их? Возьми, — сказала Василиса Дементьевна. — Они будут тебе о многом напоминать.

— Если не возражаете… — Антон положил их в портфель-дипломат, набитый книгами.

В день рождения Вали он побывал у нее на могилке. Возложил огненно-красные розы. Представил себе ее красивое лицо и завораживающую улыбку, которую она дарила ему. Постоял в скорбном молчании. Поклонился светлой памяти ушедшего в бессмертие друга юности — Джульетте, Баронессе. Попросил прощения за принесенные страдания. Сказал: «Благодарю тебя, Валюша, и за юношескую любовь, и за взрослую сильную и мужественную. Пусть земля будет тебе пухом, а небеса хранят твою душу вечно».

Елене Антон никогда не рассказывал о Вале. Это была тайна его сердца. Да и зачем? Чтобы встретить непонимание и внести разлад в семью? Он стремился быть порядочным перед другом юности, и перед верной подругой, прошагавшей с ним по нелегкой, чреватой опасностями жизни, воспитавшей его детей. Не скажет ей и сейчас, когда Вали уже не стало.

«Удостоверение участника ВОВ» зеленого цвета и орден Отечественной войны второй степени Антону Владимировичу вручали в торжественной обстановке в уютном зале начальника управления. На орден первой степени не дотянул малость — требовались документы о ранениях. Ранения были, подтверждения же отсутствовали. В регистрационной книге лесной клиники доктора Серебрянкина он значился под вымышленной фамилией. Можно было бы настоять на медицинской экспертизе, которая установила бы, что ранения относятся к далеким временам и являются осколочными, ножевыми. Но совесть не позволяла ему это сделать. Он считал это унизительным для себя, чем-то вроде вымогательства. Ему достаточно и Ордена второй степени. Важно, что признан, и теперь знает об этом Елена, знают дети и внуки, узнают правнуки.