Схватка с чудовищами

— Но страдал-то от этого сам народ! — не унимался Михаил.

— И тем не менее. Народ страдал, народ и поддерживал. На митингах, на демонстрациях. Парадокс века! Но это от неистребимого желания пожить по-человечески.

— Его на каторгу ведут, расстреливают, а он радуется! Глупость!

— Но представь, сынок: предыдущие поколения искренне верили, что создают общество свободных счастливых людей. Надо быть благодарным им.

— За то, что проявляли равнодушие, не сопротивлялись репрессиям?

— За то, что выстояли, не сломались во времена сталинщины; за то, что в войну спасли землю нашу от уничтожения, а народ от порабощения; за то, что, приняв на себя всю тяжесть и жестокость времени, создали потомкам условия для свободного развития. Теперь, сын мой, от вас, молодых, зависит, быть или не быть нашей державе независимой и процветающей, а людям нашим жить в достатке или нищете.

— Да все ли надо молодым наследовать от предков своих? — усомнился Михаил.

— Мой совет: берите все! Принимайте историю нашего государства, как она сложилась. И в падениях, и в возвышении своем ее творили отцы, деды, пращуры наши и выбрасывать из нее что-либо никому не дано. Берите, чтобы не начинать все с нуля, чтобы извлекать уроки и не повторять ошибок. Иначе возврат к каменному веку. И боритесь за лучшую жизнь. Помнишь, у Бальзака: «Бороться, значит, жить!» И далее: «Пусть борьба приносит горе, пусть ранит. Все лучше, чем смерть сердца, которая зовется равнодушием». И радуйтесь самой жизни. Она такая короткая. Но только она есть благо.

Михаил слушал отца задумчиво, видно, переваривая то, о чем он говорил.

— Заблуждения твои, сынок, от недостатка правдивой информации, — продолжал Антон Владимирович. — Забыл, что родителей, как и Родину, не выбирают. Да, они — люди своего времени. И если твои взгляды под воздействием другого времени вступают в конфликт с теми, что унаследовал от отца с матерью, от школы, от института, пересматривай, не осуждая их, и изменяй себя, приводи в соответствие с тем, что требует от члена общества новый этап его развития.

Что же касается информации… Полнотой ее обладает далеко не каждый на планете. Всего знать просто невозможно. Отсюда и отношение разных людей к одним и тем же фактам и явлениям в мире различно. И тем не менее, чтобы быть информированным, надо чаще обращаться к источнику информации — книге. Книги дают знания, учат жить, формируют интеллект, обогащают собственный опыт, память, приучают аналитически мыслить. Да, преступления не выкинешь из памяти народной и через тысячу лет, не забылись кровавые дела средневековой инквизиции. Но ведь делалось у нас немало и хорошего. Это тоже наша с тобой история, сын мой. И не сочти это за назидание. Просто делюсь тем, как поступал в жизни сам.

— Теперь понятно, почему на Западе нас боятся, — неожиданно заключил Михаил.

— Но еще самодержец Александр III предупреждал: «У русских нет друзей. Нашей огромности боятся», — заметил Антон Владимирович.

Это был самый трудный в его жизни разговор. Разговор-исповедь, разговор-завещание. Антон Владимирович схватился за сердце, положил под язык таблетку нитроглицерина, потом вторую. Прилег на софу. Постепенно боль в груди отступила.

Михаил растерялся. Налил стакан воды, подал отцу.

— Прости, если что не так сказал, обидел тебя невзначай.

— Значит, не убедил тебя и на этот раз, сынок.

— Правильно подметил Горький устами Сатина: «Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — Бог свободного человека».

— К кому же ты причисляешь меня?

— Я хотел бы ошибиться, — сказал Миша и ушел.

Антон Владимирович подумал: Сергей и Михаил. Поколение войны и послевоенное. Два человека — два разных взгляда, два подхода к жизни, две оценки того, что было, что есть и будет. А у нас добивались единомыслия. Идиотство!

В органах государственной безопасности были Петровы и Телегины. Но работали и Новиковы, Буслаевы, Стародубцевы, Волковы, которые противостояли и им, и фашистам. Служили те, кто осуществлял в стране геноцид. Но было и свыше двадцати пяти тысяч сотрудников, которые властью были репрессированы, большинство из них расстреляно. Антону Буслаеву, таким, как он, смело смотревшим в глаза и смерти, и правде, не надо стыдиться своего прошлого, считать себя виновными и оправдываться перед сыновьями, приносить покаяние. Они не несут ответственности за преступления руководителей и их подручных. Они защищали Отечество от внешних врагов.

Но жизнь прожита. С чем он остался?..

Войдя в комнату, Елена Петровна поняла все, тем более что разговор был довольно эмоциональным и слышно его было всюду. Подсела на софу поближе к мужу.

— Не обращай внимания, родной, — сказала она. — Мишуня лишь выражает настроения, существующие в нашем обществе. Я не такое от бабулечек и мамулечек выслушиваю на приеме. Жизнь научит и его. Поймет, что ты оберегаешь его от неприятностей.

— Как-то обидно слышать от родного человека… Важно, чтобы Михаил не затерялся, нашел свое место в круговороте жизни.

На следующее утро состоялось как бы продолжение этого разговора.

— Всю ночь только и видела: то заря занимается, и ты с удочкой сидишь на берегу Салтыковского пруда, карасей не успеваешь с крючка снимать, — сказала Елена Петровна, выходя из ванной комнаты и освобождая голову от многочисленных бигудей. — Потом мы с тобой пошли на почту отправлять кому-то письмо. Долго шли. И когда уже подходили к ней, на пути вдруг встал хромой мужчина. Он кого-то напоминал мне, но вот кого именно, так и не припомнила. Еще мама говорила мне в детстве: заря снится — к радостной вести, почта — жди сюрприза. Хромоногий — неожиданность.

— Давно у нас с тобой не было неожиданностей.

— Для меня сюрпризом было бы, если бы Вероня и Мишуня наконец поняли, что я за них переживаю. Несколько дней не звонят, и я уже сама не своя. Как-то у них там?..

— Так ведь Михаил был в командировке. Ездил в Брянск внедрять свое изобретение. А у Вероники перед праздником нет отбоя от клиентов. Кому-то модное платье захотелось пошить, а кому-то потребовалось пальто-модерн.

— Ах да! Совсем забыла об этом…

Елена Петровна приблизилась к мужу, поцеловала.

— Как же легко с тобой! И объяснение всему найдешь, и расставишь все по своим местам, и успокоишь мою душу.

— А я тебя считал психотерапевтом в нашей семье, — оживился Антон.

Елена подняла с пола упавшую бигуди.

— А тут однажды порадовали меня.

— Внучки?

— Детки наши великовозрастные.

— Чем же?

— Смотрю, Мишуня и Вероня уединились. Присмирели. Заглянула в спальню, а они сидят на диване, прижавшись друг к другу, и о чем-то разговаривают. Ну до чего же было приятно видеть их вместе, рядышком, воркующими, будто голубь и голубка! Если бы так всегда было между ними.

— Я понимаю тебя, дорогая. У меня тоже так случается: мне плохо, если им нехорошо. Что это — моя беспринципность?

— Что ты! Скорее, прекрасное чувство родства!

«Женщина — существо открытое и в то же время загадочное, — подумал Антон». Сколько ни пытаюсь, так и не смог открыть в Елене тайну. Читаю ее страница за страницей, как увлекательный роман, открываю все новое и новое для себя, а до тайны так и не добрался. И благодарен этому… «Спасибо тебе, что ты рядом со мной шагала дорогой нелегкой. И чтобы не выдать тревоги своей, глаза вытирала украдкой. Спасибо за то, что не дрогнула в трудные дни, надежду в душе оберегая, за верность твою и терпение твое спасибо тебе, дорогая».

ЦВЕТЫ ЗАПОЗДАЛЫЕ

За успешное выполнение спецзадания в годы войны Буслаев был награжден правительственною наградой, медалью «За боевые заслуги» перед Отечеством. Как ни странно, этого оказалось недостаточно для признания его участником Великой Отечественной войны. Требовались свидетельские подтверждения. Иван Лиханов приказал долго жить. Обратился к Евгению, Грише, Людмиле, которые разделяли с ним опасности того страшного времени. Решил попросить и у Вали Волковой подтверждения того, что с оружием в руках сражался против той же банды Краковского и даже у нее на глазах был им ранен в руку. Но это был лишь предлог. На самом деле ему хотелось повидать ее. Желание было так велико, что он не мог отказать себе в этом.