Страница 41 из 46
Мы шли по знакомой тропинке. Сегодня кроликов не видно. Попросить у Сороки парочку маленьких крольчат? Нашим веселее будет. Каждый день мы рвали на лужайке молочай и клали у норы. Кролики высовывали из-под земли носы и, учуяв еду, тащили ее в нору. Они привыкли к новому месту и далеко от дома не убегали. Деда совсем не боялись. Прыгали у самых ног. Дед только носом поводил и хвостом махал. Ему кролики тоже нравились.
Напротив знакомого дома дымился костер. Котел с ухой был снят с рогулек и дожидался нас. На газете — нарезанный хлеб, зеленый лук, соль. Ребята лежали и сидели на лужайке. Увидев нас, они замолчали.
Аленка и Коля толковали про лосей. Гарик исподлобья смотрел на мальчишек: узнавал участников драки. В окно высунулась черная голова с наушниками. Я узнал Темного.
— Вызывает «Гроза», — сказал он. Сорока тотчас скрылся в доме.
Вернувшись, Сорока пригласил нас к котлу. Наверное, «Гроза» сообщила ему приятные вести, потому что он улыбался. Аленка первая взяла ложку и сунула в котел. Она долго дула на прозрачный бульон и наконец торжественно поднесла ложку ко рту. На нее никто не смотрел, но чувствовалось, ребята ждут, что она скажет. Леха Рыжий тоже ждал. Он здесь главный повар. По носу видно. На носу сажа и на щеке.
Аленка ничего не сказала, она снова засунула ложку в котел. И тогда вслед за ней потянулись к ухе и мы с Гариком, а за нами — остальные.
Уха была вкусная. Такой мы еще дома ни разу не ели. Потом Коля Гаврилов объяснил мне, что это настоящая рыбацкая уха. Тройная. Все ели молча. Иногда кто-либо из ребят сворачивал лук в комок и макал в соль. Я тоже попробовал. И уха с зеленым луком показалась мне еще вкуснее.
— Это вещь… — пробормотал Гарик, облизывая ложку.
— Кто варил? — спросила Аленка.
— Уху не варят, а заваривают, — ответил толстоносый Леха. Лицо у него стало довольным. Он понял, что уха понравилась.
— Я никогда такой вкусной ухи не ела, — сказала Аленка.
— И я, — сказал я.
— Научите такую варить?
— Заваривать, — поправил Леха. — Секретов тут нет — была бы рыба.
— Научишь?
— Можно, — ответил Леха, расцветая от гордости.
— Тащи молоко, — приказал Сорока.
Леха поднялся и принес из дома пузатый кувшин с молоком. За вторым он отправил Колю. Молоко пили из эмалированных кружек с разными рисунками. На моей кружке нарисованы два медведя. Один похож на Кешу. Молоко была холодное.
— Можно подумать, что у вас холодильник, — сказала Аленка.
— А как же… — ответил Коля и опрокинул кувшин. К нашему великому изумлению, из кувшина вывалилась…
— Змея! — воскликнула Аленка.
Коля поднял «змею», стряхнул с нее прилипшие иголки, сучки и снова засунул в кувшин.
— Уж, — сказал он. — Мы их в молоко кладем, чтобы холодное было. А еще лягушек можно.
— Артисты, — сказал Гарик.
— Это не мы придумали, — ответил Сорока. — Наши прадеды.
— И ужи там все время сидят? — спросила Аленка.
— В жару только… — ответили ей.
— И не убегают.
— Им нравится в кувшине.
— Чудеса, — сказала Аленка.
После обеда нас пригласили в дом. Там была всего одна большая комната. Очень светлая. В одном углу новенький телевизор «Волна», в другом — большой квадратный стол. На столе портативная радиостанция, наушники, журнал, микрофон. Сорока подошел к радиостанции, включил. Послышался треск, музыка, разговор.
— Летчики переговариваются, — сказал Сорока. Он дунул в микрофон и сказал:
— Я Сорока. Вернулся Павел Михайлович? Прием.
В наушниках что-то захрипело. Сорока нахмурился и сказал:
— Вернется — сразу сообщи, слышишь? И будь все время на месте… Я проверю.
Снова в наушниках захрипело. Сорока снял их и, немного подождав, сказал:
— Будешь спорить — сменю! И больше не подпущу к микрофону. А с «Грозой» я без тебя договорюсь.
Он выключил рацию. Но не успели мы выйти из комнаты, как Темный (он дежурил у рации и даже не ел с нами уху) окликнул Сороку:
— Опять «Гроза».
Сорока взглянул на нас: очевидно, ему не хотелось при нас разговаривать, но ничего не сказал.
— Я Сорока.
Шорох в наушниках.
— Я разговаривал с аэродромом…
Шорох в наушниках.
— Генерал прилетел?
Длительный шорох в наушниках.
— Я сам поеду с ним… Только мы его просто так не отпустим… После рыбалки у костра. Насчет ухи Леха постарается!
Шорох в наушниках. Лицо Сороки стало хмурым.
— Скажите своему Леве, что он дурак… Все!
Мы вышли из комнаты.
Сорока снял наушники и передал Темному.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Гарик.
— Генерал приедет в гости.
— А кто этот Лева-дурак?
— Мало ли на свете дураков, — ответил я.
За спортивной площадкой на опушке леса мы увидели три большие палатки. В доме ребята не живут. Это их штаб. Мальчишки выволакивали из палаток матрасы, набитые сеном, и выколачивали их. Сегодня суббота. Генеральная уборка, как и у нас в доме. Аленка полы выскоблила, старую мебель протерла мокрой тряпкой. Даже стекла вымыла. Неподалеку от дома лежала огромная мачта, связанная толстой проволокой из трех длинных жердей. На конце мачты — мудреное сооружение из алюминия и проволоки. Интересно, как они ее поднимут? Это та самая мачта, о которой отец говорил. Она сделана по чертежу Сороки.
На лужайке Коля Гаврилов привязывал к прозрачному шару вырезанную из картона черную рыбину. Сейчас запустит в небо. Послышался знакомый гул. Над лесом показались три вертолета. Шар с рыбиной взмыл над островом. Вертолеты пролетели, а мы, задрав головы, все еще смотрели на ясное небо. Черная рыбина отчетливо виднелась. Покачиваясь, она поднималась все выше и выше и скоро исчезла.
— Куда она улетела? — спросила Аленка.
— В космос, — ответил Гарик. — Фотографировать обратную сторону Марса.
— Обыкновенный шар-зонд, — сказал Сорока.
— Высота две тысячи, — раздался голос сверху. На высоченной сосне, у самой вершины, был сделан маленький помост. На нем стоял босоногий мальчишка и глядел в прибор, похожий на подзорную трубу.
— Зачем вы эту штуку запустили? — спросил Гарик.
— Люблю шары запускать… — сказал Сорока.
— Две тысячи пятьсот метров, — доложили сверху.
— Я говорил, до Марса долетит, — сказал Гарик.
— Уж сколько лет ученые спорят, есть ли на Марсе жизнь? — сказал Президент. — И никто не узнает, пока нога человека не ступит на эту планету… Если марсиане существуют, то какие они? На нас похожи или на пауков каких-нибудь? Главное не в этом, а вот мирные они существа или воинственные? Марс — бог войны… В Ленинграде есть Марсово поле. Как они встретят нас? Дубинками или хлебом и солью…
— Марсиане пилюлями питаются, — сказал Гарик. — Я где-то читал…
— Это самая интересная планета… — продолжал Сорока. — После Луны полетят туда… Вот увидите.
— Может быть, ты полетишь, — сказал я.
Сорока посмотрел на меня, усмехнулся:
— Может быть…
— Я был на вашем острове, — сказал Гарик.
— Около острова, — поправил Сорока.
— Помнишь, вы угощали летчика ухой? И Серегин отец был. Летчик рассказывал про какого-то Виктора.
Сорока удивленно смотрел на Гарика.
— Ты был ночью на острове?
— Об этом знает ваш медведь… — засмеялся Гарик. — Он целовался с Сергеем… У самого костра.
— Было такое дело, — сказал я.
Президент позвал Колю Гаврилова.
— Посмотри н журнале, кто дежурил у колодца… В прошлую субботу.
Коля ушел и долго не возвращался. Сорока молча ждал. Наконец вышел Коля. Лицо у него было кислое.
— Кто?!
— В субботу? — спросил Коля.
— Не тяни резину!
— Если в субботу, то я…
Сорока посмотрел ему в глаза. Коля замигал и отвернулся. Я еще не видел его таким сконфуженным.
— А если бы это было на границе?
— На границе другое дело…
— Ты нарушил наш устав, — сказал Сорока. Голос у него был жесткий.
— Захотелось послушать Павла Михайловича…
— Вася! — позвал Сорока.