Способ побега

— Нет. Это из песенки, которую я напевала еще в детстве.

— Э-э… — Он ненадолго задумался. Гоблины ненавидят эльфов, эльфы также ненавидят гоблинов. Ребенок гоблинов, распевающий песенки об отважном эльфе? — А как относились к этому твои родители?

— В русле традиций, — подтвердила она его сомнения. — Они очень не рекомендовали петь это в их присутствии.

— Понятно. А тебя не… не наказывали за это? — Он обнаружил, что миска опустела. И пожалел об этом, потому что теперь у Терли не было повода и дальше оставаться в его камере.

Женщина махнула рукой, как бы говоря — пустяки, и не будем об этом.

— Так ты поможешь мне с побегом? Все, что тебе нужно — это заманить двух гоблинов ко мне в камеру. Я их вырублю. А затем тебе придется протащить меня по коридору мимо мертвых лоз, потому что сам я двигаться не смогу…

— И только? — Плечи у женщины затряслись.

Он насупился и хмуро сказал:

— Да.

Она смеет над ним издеваться?!

Терли, не говоря ни слова, забрала у него миску и скрылась в дверях, оставив на том месте, где сидела, флягу с вином.

Вигала с трудом прождал несколько часов до ее вечернего визита. Его мучило беспокойство, он то и дело вставал и принимался ходить по камере, считая шаги. Очень скоро эльф узнал, что камера имеет всего двадцать три шага в длину (или лучше сказать — аж целых двадцать три? Интересно, каковы стандарты для тюремных камер?) и восемнадцать в ширину. Лючок туалета располагался в двадцати шагах от входа, если идти к нему по диагонали от двери.

И больше в камере не было ничего, что он мог бы обмерить шагами.

Его терзал вопрос — поможет Терли или нет? Пытаясь отвлечься от него, Вигала даже попробовал подсчитать, сколько дней он уже сидит здесь. Но задача оказалась невыполнимой — потому что эльф не знал, сколько времени он провалялся в беспамятстве на полу, пока не очнулся.

Обычное щелканье запоров вызвало бурный прилив радости. Он чуть не подскочил на месте и едва сумел удержать на лице печальную бледность — в конце концов, некоторая грусть приличествует узнику. Да и сочувствие у женщин вызывает.

Сгорбившаяся и ссутулившаяся Терли тихо прошаркала к нему и опустила судок на пол.

Вигала этак опечаленно приподнял голову и смиренным голосом протянул:

— Терли… ты обдумала мою просьбу?

— Тут и думать нечего. — Она оглянулась на дверь.

В полосе света, падающей из приоткрытой двери, не было видно никаких теней. Похоже, двое оставшихся в живых гоблинов не рисковали больше приближаться к его камере. Не то чтобы он очень расстроился — но это могло создать проблемы, когда понадобится подманить их поближе.

— Почему я должна тебе помогать? Я пока еще не самоубийца. Пусть здесь не сладко, но кормят, дают кров и даже одежду…

Он перебил ее:

— Мне показалось, что с тобой здесь обходятся не слишком. И ведь тебе не нравится эта работа, так? Не нравится замывать кровь после очередных пыток, не нравится пахнуть жженым мясом… А я могу помочь тебе выбраться из этого местечка. Если захочешь, конечно.

— Эльф, помогающий гоблинше? — недоверчиво переспросила Терли.

Вигала усилием воли изобразил улыбку.

— Не гоблинше, а существу, оказавшему помощь этому самому эльфу. Я не могу тебе сказать всего, но сейчас для меня очень важно освободиться как можно быстрее. И освободить моих друзей. Мы появились в городе магов по очень важному делу. Оно, гм… оно не касается гоблинов. Только эльфов и моих друзей. А важные миссии — ты должна это знать — приносят пользу не только их исполнителям. Но и всем, кто хоть боком, да был причастен…

Терли распаковала судок и придвинула к нему поближе миску. Он уже привычным движением взялся за ложку.

— Как я говорил — у тебя будет все. Что ты хочешь? Деньги, новый дом в любом мире… Эльфы не уважают материальные богатства, но при необходимости для нас нет ничего невозможного.

— Новый дом — где? — Женщина, не откидывая капюшона, засунула под него руку.

Опять будет дергать себя за прядь волос, догадался Вигала. Непонятно почему, но эта мысль ему понравилась. Он попытался представить, как гоблинша ловит под капюшоном локон.

Мысли начали разбегаться, как блохи на больной собаке. И даже образ гоблинши не вызывал у него почему-то волны привычного отвращения.

Вигала одернул себя, одновременно и застыдившись и разъярившись. Недостойно прирожденного эльфа тешиться мыслями о ком-то из расы гоблинов.

— Где захочешь. Ты когда-нибудь бывала на Каракале? Там удивительно тепло. Безбрежные мелкие моря с водой, чуть солоноватой, розовой и голубой одновременно. Бесконечные отмели и пляжи из белого и желтого песка. Там лучшая во всей Вселенной рыбалка…

— Гм… — Судя по хмыканью, проклятая гоблинша то ли размышляла, то ли издевалась.

Все теплые чувства Вигалы к ней тут же испарились. Женщинам не положено сомневаться. Им положено только одно — с радостью соглашаться на все, что предложит им прирожденный эльф! Что бы это ни было…

Он подумал это без всякой тени смущения. Но потом червячок сомнения все-таки зашевелился в нем. А может, он чего-то недопонимает в женщинах? Или, во всяком случае, в этой женщине из гоблинов.

— Разреши спросить. Почему ты сам там не поселишься? Раз уж на этой Каракале все так миленько и тепло.

— Мое место среди моих сородичей, — вполголоса твердо заявил эльф. — Эльфы всегда вместе, и это…

— Вот видишь, — живо перебила она уверенную речь эльфа, — ты сам привык жить среди своих сородичей. А мне предлагаешь укрытие в полном одиночестве. Убежище, нору, где я должна спрятаться ото всего и ото всех. И еще расположенное неизвестно где.

— Ну почему же в одиночестве? На Каракале, насколько мне известно, живут очень гостеприимные аборигены… — слабо воспротивился Вигала.

— Тогда почему ты не у них в гостях, а у нас? — уличила его Терли. — Это чувство стаи, Вигала… ты ведь разрешил мне называть тебя по имени?

Он кивнул. Женщина разговаривала на д'эллали. И твердое в эльфийском языке имя Вигала звучало у нее как Вьи-игала. Немного мягковато… но ему нравилось.

— Твоя стая просит тебя, и ты бежишь сюда. А моя стая — здесь. Может, она не так хороша, как мне хотелось бы. Но я могу существовать лишь в ней, потому что только она дает мне понимание, кто я и зачем живу…

Он помолчал. Затем в перерыве между двумя ложками заметил:

— Но ты — разумное существо. В стае же бегают лишь звери.

Локоть гоблинши дернулся вниз — значит, ее пальцы продолжали терзать невидимый под капюшоном локон.

— Эльф Вигала… ведь эльфы живут долго. Наверное, тебе тоже немало лет?

— Сорок два, — поджав губы, сознался он.

Почему все так стремятся узнать его возраст?

Собственная недозрелость — по эльфийским меркам — всегда была для него больным местом. Одна радость — с годами этот недостаток он обязательно исправит.

— Вот видишь, — поучающе сказала женщина, — и росту ты большого, и по возрасту уже не мальчик. И вот я сижу здесь и пытаюсь объяснить взрослому эльфийскому благородию, что все разумные существа — те же звери, только гораздо хитрее бессловесных тварей. Бедных, простых зверей… Разница невелика. Здесь, в этих застенках, мир познается быстро. И я не вижу смысла бежать отсюда. Особенно если все это для того, чтобы помочь какому-то благородному эльфу выполнить его миссию. И сидеть затем всю жизнь затворницей в мире с прекрасной рыбалкой не хочу. Даже если ты убьешь Сусли и Гьялви…

«Надо понимать, это имена двух уцелевших гоблинов», — подумал Вигала. И непроизвольно скривился от отвращения. Что было глупо, потому что гоблинша, заметив это, тут же быстро и достаточно жестко проговорила:

— Даже если ты их убьешь — ведь жизни гоблинов для тебя ничего не значат, так? Равно как и моя жизнь, о высокорожденный эльф. Все равно их род будет искать меня всю мою жизнь, чтобы отомстить. Гоблины умеют ненавидеть долго и упорно. И мне придется до последнего дня оглядываться через плечо, прислушиваясь к каждому шагу — а вдруг кто-то из гоблинов у меня на пороге? И все это ради какой-то твоей миссии.