Страница 25 из 29
В ночь подымает огромный фасад цветные созвездья оконного света. У подъездов — густой полицейский наряд, толпится народ. Идет экстренное заседание Совета. …Монотонно читая доклад, секретарь про себя растревожен — о чем говорят? Исход роковой неужели возможен? Неужели наука и техника наши — химеры? Почему же не приняты вовремя нужные меры? Эвакуация или… … — и он продолжает: — «Капитан З.В.2. сообщает: Сырые холодные гроты. Косматые вшивые люди… Смрадно сгнивают у входов остатки охоты… В растопленном жире на каменном блюде горят фитили, темноту по углам разгоняя… … а тьма, как живая — воют в ней волки, и мамонт гремит неустанно в яме-ловушке… … В такой же пещере, но с атомной станцией, кухней и ванной, оставлен патруль и четыре нейтроновых пушки…» И секретарь продолжает: — капитан 6.А.6. сообщает: «Архипелаг облетели от края до края, все примечая. На островах дикари незлобивы, гостеприимны, довольно красивы, любят танцы и песни, цветы и плоды, в своих челноках не боятся ни тихой, ни бурной воды, знают огонь и костяную иглу, пальмовый сок — от брожения — делают пьяным, жарят рыбу, ее зарывая в золу, и травами лечат болезни и раны… …Мы оставили там свой патруль с запасами электронических пуль…» И секретарь продолжает: — Капитан 7. Д.2. сообщает: «… Кроме золота и серебра, мало мы нашли в стране добра — мало злаков, и птиц, и зверей, грубые нравы у дикарей. И, однако — согласно приказу, над озера, водами пустынными, заложили мы город — Тиагуанако, и оставили Тота, Атагуальлу, Гуаскара и Ассу стеречь блокгауз с припасами и машинами…» — Итак, — говорит Председатель, доклад закрывая, — ситуация, в общем, простая: береговые колонки все под угрозой поднятия вод, значит — надо выселить вглубь народ. Но перевозочных средств у нас нет, вернее — катастрофически мало, даже для тех, кого — как считает Совет — в интересах культуры спасти надлежало б. Пока подготовке эвакуации мешали локауты и забастовки. Но мы гарантируем всем ключевым производствам их акции, мы начисляем проценты любому заказу на верфи и фабрики аппаратуры, и строим по сто авионов сразу. В пространствах дичающих материков мы оставляем посты на месте предполагаемых городов. И вы слушали о них известия… Если ж надежды нас обманули и нет нам пощады — если у наших людей истощатся припасы и пули, износятся роботы и автоматы, и в одичании с диким соседом сравняет их время — духа нашего семя для будущего прозябания останется в темном сознании. Оно потеряет изнеженность, слабость, начало растления, станет грубей (и здоровей, без сомнения), сложится новый великий народ, и — за далью столетий — взойдет в свой срок, достигая для нас недоступных высот от нас идущий росток!.. И дружно, как дети на школьной парте, хлопают члены правящей партии. А левый сенатор бурчит, наклоняясь к соседу: — Вы слышали эту «Родную беседу»? Романтическая какофония! О, Посейдония! 12. В обсерватории — как у постели больного — собрались и, бессонные, ждут конца рокового агонизирующих минут… За кадраном привычно глаза следят, руки привычный расчет ведут: «…Смещение координат…» — «Увеличение амплитуд… — …Эпицентр в середине страны». Если треснут базальты коры, если в трещины воды войдут, — всем и всему капут — — только пепел и пена на гребне гигантской волны, на атолл отдаленный шагающей, будто бы стадом слоны в буйстве звериной весны… Меры? Нет никаких мер. Для поддающихся панике масс, (но это тайна высоких сфер), успокоительный пущен рассказ. А кому невозможно не знать — одно остается — ждать… Принимая всерьез свой ученый собор, старики залезают в абстрактный — как водится — спор о природе и нравах гор. Подкалывают цитатами друг друга, выражаясь весьма деликатно: «Осмелюсь заметить, что с севера и с юга…» А молодому совсем не занятно — надоели и эти большие дети, и все вообще надоело на свете. Наука давно оказалась не тем, что когда-то казалось: бесконечен путь познавания, значит — нет абсолютного знания, а не абсолютным (какая малость!) души не насытишь никак… Полудикий шаман и вот этот ученый чудак, что трещит о какой-то там горной породе, оба невежды, хоть каждый в особом роде. Настойка на козьем хвосте или сердце жабы когда-то больным помогала и теперь помогать могла бы, если б наука людей не смущала. Только вера (хотя бы в пустое) лечит болезни, творит героев, учит жизни и смерть побеждает, с необъяснимым примиряет! Но если в школах любому теперь прививают науку — в душу не вложишь веру, как нищему в открытую руку… Мир из одной переходит в другую эру, иначе звучать начинает все та же Вселенной Симфония, Но ее не услышишь ты, о, Посейдония!