Страница 62 из 117
7. КЛЮЧ ЖИЗНИ Завод мой, как мне тебя не помнить! Тяжелые, в стальной синеве, маслом пахнущие ладони меня погладили по голове. Завод мой, твои рабочие руки поднимали меня, несли. Ты открывал мне свои науки, летопись сталинградской земли. Меня, безотцовщину боевую, сироту гражданской войны, встретили, выстроились вкруговую и допросили твои сыны. «Можешь?» — спросили. «Могу!» — ответил и плыл за Волгу в тесном кругу. «Хлеб любишь?» — «Больше всего на свете!» — «А без хлеба можешь?» — «Могу!» — «А можешь?» И я обдирал коленки. «А спрыгнешь с третьего этажа?» Я сжал кулаки, прислонился к стенке. «Ну, попробуй!» — сказал, дрожа. Они заглянули в глаза мне твердо, потрогали ребра и кулаки. «Будешь с нами!» — сказали гордо. И мы пустились наперегонки. Ветер мечется пыльный. Волга к маслянистой воде звала. Над домами всего поселка небо, нагретое добела. Мимо Дзержинского, наглядеться на то, как беспредельна земля, бежало босоногое детство, пятками бронзовыми пыля. По оврагам и подвалам — в разведке, к Мечетке, подпрыгивая на ходу, детство первенца пятилетки выбегало в тридцатом году. К первому льду, зазвенев коньками, к первым арбузам летало вскачь. Ворота отмерив пятью шагами, с утра гоняло футбольный мяч. За первый трактор оно в тревоге. На митинге, дожидаясь конца, на крыле его, свесив ноги, сидело, как на плече отца. Комендатура не знала про это. Детство в завод влетало, трубя. Наши ворота остались секретом. Детство, я не выдам тебя! Детство, вижу в году далеком, мое несмелое, в первый раз в сборочный цех проникаешь боком, стоишь в уголке и не сводишь глаз. Вот и привыкло, почти как дома, опять приходишь сюда тайком. Ты, я вижу, уже знакомо с этим поблескивающим станком. Ага, — оглянувшись, к тискам пристыло среди обеденной тишины. Не глядя, ударило по зубилу, ссадину вытерло о штаны. Ты подпоясалось стружкой верткой. Смотри-ка, и голос уже не тот. Да кто это ходит такой походкой? Не слесарь ли это босой идет? Детство, а ну, разверни ладошки, мозоли потрогаем. Так и есть! Уже успели стальные крошки на кожицу розовую присесть. Ты отступать не желаешь, детство, что же делать с тобою нам? И ты мне само подсказало средство, — брови сдвинув, стало к тискам. «Делай!» — напильник запел несмело. «Делай!» — металл угловат, колюч. Рождается в муках великое дело, первое твое испытание — ключ! Ты слышишь: «Парень в делах не робкий!» Ты видишь — ключ твой, на завитке, шлифованным стеблем, резной бородкой сияет у мастера на руке. Юности ключ этот мы подарим. Бери его. Сделай его судьбой. Ты слышишь — тебя величают: «Парень». Детство, что мне делать с тобой? Прощай, мое детство! Ступая неловко, шагом ухожу навсегда. Пахнет новенькая спецовка ветром свободы, огнем труда. Ты долго, долго бежишь за мною, и выдаешь ты меня прыжком, желаньем по лужам ходить весною, зимою вдруг запустить снежком. В цехах я шествую — взрослый парень? А ты не слушаешься меня, бежишь проехаться на электрокаре, гайками спрятанными звеня. Я к проходным подхожу степенно, свой пропуск открываю, а ты на фотокарточке чубом пенным контролершам улыбишь рты. Ты так непоседливо, так глазасто, тебя похлопывают по плечу, тебе улыбаются метров за сто, а я о деле сказать хочу. Юность моя подошла к девчонке. Ты планы отвергаешь мои: мне б — прикоснуться к ее ручонке, ты — в косу ей впутываешь репьи. Я в комсомол подаю, так что же ты на собранье робеешь вдруг? Комсорг я, хочу показаться строже, — а ты вырываешься с пляской в круг. Я брови сведу — ты зальешься в смехе, сесть приглашают — ты любишь стоять. Меня вожаком называют в цехе, а ты — в заводилы метишь опять. Детство! Я за тебя краснею, мне неудобно с тобой идти. Юность! Мне по дороге с нею! Ты отстаешь от меня? Прости! Где ты? Нет от тебя ответа. Прощай! Всё меньше твоих примет. В первую смену встают с рассветом в году далеком в пятнадцать лет. Прощай, мое детство! Прощай, мое детство! Ключ твой — в надежных руках теперь, юность берет его как наследство, он открывает любую дверь. Не зря мастера заводских слесарен тебя испытывали ключом. За ключ моей жизни я благодарен, любой секрет ему нипочем. Ключом открывается день работы, шумная праздничная страда. Ключ твой открыл для меня ворота в волшебный мир моего труда. 1948