Колумбы российских древностей

Обеспечить научные изыскания не смогло в это время в должной мере и Общество истории и древностей российских, организованное в 1804 г. Оно состояло из восьми профессоров Московского университета, имевших весьма отдаленное отношение к историческим занятиям, и пяти почетных членов — известных историков, понимавших свои обязанности как дело исключительно добровольное. В последующие шесть лет Общество мало продвинулось вперед в осуществлении поставленной перед ним задачи по подготовке издания летописи Нестора. Его реорганизация в 1810 г. была неизбежной и оправданной. Теперь к работе были привлечены несколько журналистов, издателей и служащих, а затем в состав Общества стали избирать окончивших университетский курс кандидатов словесных наук, а также краеведов. Со временем молодые и энергичные члены Общества заняли ведущее положение в его работе. На его заседаниях они выступали со своими исследованиями, проектами, готовили несколько публикаций, в том числе «Записки и труды», «Русские достопамятности» и другие. Некоторые из них — в первую очередь Калайдович и Строев — связывали с этой организацией немалые надежды в реализации своих творческих планов. Большинству из них в первой четверти XIX в. не было суждено осуществиться: слишком ничтожной оказалась в это время финансовая база Общества.

Периодические «засыпания», по выражению Болховитинова, Общества истории и древностей российских, профессиональный снобизм занятий и высокомерие многих членов Академии наук, этимологические упражнения Российской академии во главе с одним из идеологов российского дворянства А. С. Шишковым можно было преодолеть лишь глубокой и искренней заинтересованностью в развитии отечественной науки, самоотверженным трудом, подкрепленным соответствующей материальной базой. Члены кружка, для большей части которых в условиях самодержавно-крепостнического государства реализация научных замыслов была подчас связана с преодолением нелегких условий жизни, нашли в лице Румянцева своеобразного «кассира российской словесности», хотя сам он оскорблялся, когда его так называли.

В начале XIX в. меценатство получило в России известное распространение, являясь одним из проявлений общественной деятельности. В его мотивах часто переплетались и искренние чувства патриотизма, и честолюбие, и стремление обратить на себя внимание императора, не раз внешне демонстрировавшего в это время свою заинтересованность «ходом русского просвещения». Так, сын другого русского фельдмаршала, М. Ф. Каменского — граф С. М. Каменский — стал покровителем изданий нескольких книг о подвигах своего недавно умершего брата — молдавского главнокомандующего графа Н. М. Каменского, а также изданий, посвященных военной истории.

Румянцев не принадлежал к тому типу меценатов, которые лишь внешне демонстрировали свое внимание к делам просвещения в погоне за славой, по честолюбивым соображениям и в надежде на память потомства. Искренняя заинтересованность в судьбах русской науки, патриотизм и личная увлеченность научными проблемами являлись основополагающими причинами его меценатской деятельности. Материальная поддержка Румянцева в свою очередь стала основой неофициального объединения профессиональных ученых, краеведов, своеобразных «технических сотрудников» — писцов, переводчиков, граверов, художников — и стимулом их коллективного участия в решении определенных научных проблем.

Организацию большинства своих предприятий Румянцев старался поставить на деловую основу. Охотно заявляя о готовности платить за труды членам кружка, он не смущался вступать с ними в подчас длительные переговоры о цене. «Я всю свою жизнь, — писал он в 1824 г. Малиновскому, — держался непременно сих двух правил. Первое, чтобы во всяком предприятии делать соглашение ясное и точное; второе, чтобы никогда и ни под каким видом не брать на себя обязательства в платежах беспрерывных, коим точного окончательного срока не назначено, и которые могли бы, продолжаясь, быть приняты как бы за определенный пенсион»[37].

Румянцев практиковал несколько способов привлечения к себе сотрудников. Наиболее распространенными из них стали наем на определенное время и единовременные денежные вознаграждения. Последние являлись своеобразными гонорарами, суммы которых колебались от нескольких десятков до сотен рублей, а ведущим сотрудникам достигали нескольких тысяч. Так, например, Калайдович за описание рукописей Синодальной библиотеки должен был получить 6 тысяч рублей, твердые годовые оклады имели Востоков, Штрандман, Анастасевич, Шегрен. Участие в работе кружка Румянцев поощрял и ценными подарками, протекцией по службе. Наряду с денежными суммами членам кружка нередко выделялись части тиражей опубликованных ими на средства графа трудов, деньги от реализации которых самими авторами поступали в их распоряжение. Все это, конечно, не могло быть единственным источником существования для членов кружка, но тем не менее играло заметную роль в их материальном благополучии. Григорович, например, на деньги, полученные от Румянцева за «Новгородских посадников» (300 рублей), смог отремонтировать свой ветхий дом в Гомеле; В. С. Караджичу 500 рублей, посланные графом в 1823 г., на какое-то время обеспечили «домашние потребы»[38].

Помимо оплаты труда сотрудников материальная поддержка Румянцева распространялась и на финансовое обеспечение их исследований. Денежные средства выделялись графом на организацию археологических, этнографических и археографических экспедиций, приобретение бумаги, чернил, копирование документов и их перевод, типографские расходы. Все это в еще большей степени способствовало появлению трудов членов кружка.

По мнению Е. В. Барсова, Румянцев затратил на научные предприятия свыше 300 тысяч рублей. Цифра эта значительно занижена; по нашим подсчетам, она должна составлять более 1 миллиона. Приведем лишь наиболее известные статьи научных расходов Румянцева: организация географических исследований, в том числе экспедиции на корабле «Рюрик», стоила около 110 тысяч рублей, издание «Собрания государственных грамот и договоров» — свыше 66 тысяч рублей, подготовка изданий летописей и византийских писателей — соответственно более 25 тысяч и 17 тысяч рублей. Средняя стоимость большинства изданных кружком книг (типографские расходы и гонорары авторам) составила около 1 тысячи рублей, а у некоторых была еще выше. Например, печатание «Греческого лексикона», который по поручению Румянцева готовил знаток древнегреческой литературы, впоследствии известный дипломат С. Ю. Дестунис, на самом начальном этапе стоило по крайней мере 4100 рублей, печатание «Финского словаря» Г. Рейнваля — 6,5 тысяч рублей. Известно, что только 44 из более чем семисот рукописей собрания Румянцева стоили ему около 8 тысяч рублей.

Немалые суммы были затрачены и на регулярные мелкие поощрения (в размере от 25 до 30 рублей) лицам, выполнявшим отдельные поручения, а также на строительство памятников М. В. Ломоносову — в Архангельске, П. Г. Демидову — в Ярославле, в честь победы в 1380 г. на Куликовом поле и другие, на пожертвования в училища, коллегиумы, университеты. Уже после смерти Румянцева некоторые из этих пожертвований вместе со значительными процентами были использованы на научные предприятия Академией наук и другими организациями.

В 1814 г. Евгений Болховитинов писал В. Г. Анастасевичу о том, что в России будто бы трудно подобрать людей, которые бы с большой отдачей могли заняться историческими работами: «Вы думаете, что можно было бы такими делами заняться духовным или семинарским учителям. А я думаю, что ни тем, ни другим неудобно. Архиереи все обременены приказными делами по нынешней всеобщей охоте к оным. Священники заняты приходами и доставлением в них пропитания своему семейству. Учителя — уроками и чтением ученических задач, коих оному приходится в неделю прочитать до 300. Монахов, пристальных к досужему учению, мы еще не имеем, а как скоро кто покажется к сему способным, то его тотчас производят в чины и приставляют ко многим должностным делам. Кто же рыться будет в архивах?..»[39] Насколько изменила Болховитинову его обычная наблюдательность, свидетельствует анализ социального состава Румянцевского кружка. С учетом длительности и характера связей Румянцева с современниками, выразившегося в материальном обеспечении с его стороны их научных предприятий, ядро этого объединения приблизительно выглядит следующим образом (не считая зарубежных сотрудников Румянцева и лиц, выполнявших его отдельные поручения, число которых составляет свыше двухсот). Из 55 человек, которых можно признать членами кружка, 26 были чиновниками; 7 — профессорами и преподавателями университетов, гимназий, училищ; 6 — представителями мелкого и среднего духовенства; 4 — членами и адъюнктами Академии наук и 12 состояли непосредственно на службе у Румянцева. Лишь нескольких из них можно назвать профессиональными учеными (представители московского центра кружка, работавшие в Московском архиве Коллегии иностранных дел, профессора и преподаватели «российской истории и словесности»). Для подавляющей части членов кружка научные изыскания были личным делом, поощряемым Румянцевым.

37

Там же, с. 229–230.

38

ГБЛ, ф. 178, карт. 1346, д. 18, л. 14.

39

Письма Евгения Болховитинова к В. Г. Анастасевичу. — Русский архив, 1889, кн. 2, с. 184–185.