Языки Пао

Беран возвратился к себе и нашел Гитан Нецко, сидящую на каменном подоконнике, с подбородком, упертым в колени, которые она обхватила руками. Девушка взглянула на него, и, несмотря на отчаяние, Беран ощутил приятное, незнакомое ему чувство властелина. Она была очаровательна – типичная паонитка с Вайнлэнда, стройная, хорошо сложенная, с чистой кожей и правильными, словно выточенными чертами лица. Выражение его невозможно было разгадать: Гитан ничем не проявляла своего отношения к нему, но так и полагалось на Пао, где интимные отношения юности исстари окутаны дымкой таинственности. Поднятая бровь может означать неистовую радость, а нерешительность и понижение голоса – абсолютное отвращение.

Беран сказал резко:

– Палафокс не разрешит мне вернуться на Пао.

– Нет? И что же теперь?

Он подошел к окну и мрачно поглядел в бездну, где клубился туман.

– А теперь – я улечу без его разрешения, против его воли! И сразу, как только представится возможность.

Она скептически оглядела его:

– А если ты вернешься на Пао, какова будет польза?

Беран покачал головой в сомнении:

– Не знаю наверное. Я надеюсь восстановить прежние порядки.

Она рассмеялась грустно, но без всякого оттенка пренебрежения:

– Потрясающее самомнение. Хотелось бы это видеть.

– Надеюсь, ты это увидишь.

– Но я совершенно не понимаю, как ты этого добьешься.

– Еще не знаю. Самое простое – буду просто отдавать приказы.

Увидев выражение ее лица, Беран воскликнул:

– Ты должна понять – я истинный Панарх! Мой дядя Бустамонте – убийца. Он умертвил моего отца, Аэлло.

11

Решение Берана возвратиться на Пао было очень трудно осуществить. У него не было денег, чтобы купить транспорт, и не было достаточного авторитета, чтобы его получить. Беран пробовал умолять, чтобы его и девушку доставили на Пао, но мало того, что ему отказали, его просто подняли на смех. Вконец расстроенный и рассерженный, он сидел у себя в комнатах, забросив занятия, редко перебрасываясь парой слов с Гитан Нецко, которая почти все время безучастно глядела в туман за окнами.

Прошло три месяца. И однажды утром Гитан Нецко сказала, что она, по-видимому, беременна.

Беран отвез ее в клинику и там зарегистрировал, чтобы до самых родов Гитан была под медицинским наблюдением. Его появление в клинике вызвало удивление и веселье персонала: «Ты зачал ребенка без посторонней помощи? Ну же, скажи нам, кто настоящий отец?»

– Она по контракту – моя! – уверял возмущенный и рассерженный Беран.

– Отец – я!

– Прости наш скептицизм, но ты, похоже, еще не в том возрасте…

– Но факт налицо! – возражал Беран.

– Увидим, увидим! – врачи подошли к Гитан Нецко. – Пожалуйста, пройдите вместе с нами в лабораторию.

В последний момент девушка испугалась:

– Ой, пожалуйста, лучше не надо!

– Это всего лишь часть обычной процедуры, – убеждал ее врач в приемной, – сюда, пожалуйста.

– Нет, нет! – бормотала она, отшатываясь. – Я не хочу туда идти!

Беран и сам был озадачен. Повернулся к врачу и спросил:

– Ей действительно необходимо идти?

– Непременно, – врач начинал раздражаться. – Мы должны провести стандартные тесты на генетическую совместимость, выявить отклонения от нормы, вдруг таковые имеют место. Если это обнаружить сейчас, то можно предотвратить трудности в дальнейшем.

– А нельзя ли подождать, пока она овладеет собой, успокоится?

– Мы дадим ей успокоительного, – врачи положили руки на плечи девушки. Когда ее уводили, она бросила на Берана взгляд, полный такой муки, что он сказал ему о многом. И о том, о чем они никогда не разговаривали.

Беран ждал – прошел час, два. Он подошел к двери, постучал. Молодой врач вышел к нему, и по выражению его лица было ясно, что тот недоволен.

– Отчего такая задержка? Я уверен, что уже сейчас…

Медик жестом прервал его:

– Боюсь, что есть некоторые сложности. Получается, что отец – не вы.

– Какие сложности? – Беран ощутил холодок внутри.

Врач, уже уходя, бросил через плечо:

– Лучше вам вернуться домой. Ждать дольше нет надобности.

Гитан Нецко провели в лабораторию, где подвергли множеству обычных в таких случаях обследований. Ее уложили на спину, на твердое ложе, под которое подкатили тяжелую машину. Электрическое поле успокоило мозговое возбуждение и обезболило ее на время, пока машина ввела невероятно тонкую иглу в брюшную полость, нащупала зародыш и взяла несколько клеток для анализа. Затем поле отключили. К Гитан Нецко вернулось сознание. Ее проводили в комнату ожидания на время, необходимое для определения генетической структуры клеток эмбриона. Эту структуру категоризировали и кодифицировали при помощи калькулятора. Был получен результат: «Ребенок мужского пола, нормальный во всех отношениях, предположительно класс АА». На табло появился ее собственный генетический тип, также и генетический тип отца ребенка. Оператор изучил отцовский индекс без особого интереса, затем взглянул на него снова. Он позвал ассистента, они посмеялись, и один из них что-то проговорил в коммуникационное устройство. В ответ послышался голос Лорда Палафокса:

– Паонитская девушка? Покажите-ка лицо… Да, я помню – я оплодотворил ее, а потом отдал воспитаннику. Это действительно мой ребенок?

– Действительно, Лорд Палафокс. Немногие генетические индексы известны нам столь хорошо.

– Прекрасно, я переведу ее в свой дом.

Палафокс появился минут через десять. Он отвесил церемонный поклон Гитан Нецко, глядевшей на него в страхе. Палафокс говорил вежливо:

– Выяснилось, что ты носишь моего ребенка, предположительно класса АА

– великолепного класса. Я возьму тебя под свое личное попечение, о тебе будут хорошо заботиться.

– Я ношу вашего ребенка? – она мрачно поглядела на него.

– Это показывают анализаторы. Если ты будешь хорошо справляться с этой задачей, то получишь вознаграждение. И уверяю, тебе не придется упрекать меня в скупости.

Гитан Нецко вскочила на ноги, глаза ее пылали:

– Это ужас – я не буду носить такое чудовище!

Она стремительно побежала по комнате, выскочила в двери, врач и Палафокс бросились вслед. Гитан промчалась мимо дверей, ведущих в комнату, где некоторое время назад ее ожидал Беран, но увидела лишь огромный эскалатор. Около входа на него она замешкалась и оглянулась с гримасой ужаса. Худая фигура Палафокса была всего в нескольких ярдах позади нее.

– Стой! – яростно крикнул он. – Ты носишь моего ребенка!

Она не ответила – лишь глянула на лестницу. Потом закрыла глаза, вздохнула – и упала вниз. Лестница была очень крутой. Гитан катилась – вниз, вниз, ударяясь с глухим стуком о ступени, а Палафокс в изумлении глядел ей вслед. Наконец она остановилась – далеко внизу. Мягкий комочек, сочащийся кровью… Врачи тут же на носилках подняли ее, но было ясно, что ребенок погиб, и Палафокс отбыл в крайнем раздражении.

У нее было множество других травм, и так как Гитан Нецко решила умереть, вся медицина Брейкнесса была бессильна вдохнуть в нее жизнь.

Когда на следующий день Беран вернулся, ему сообщили, что дитя принадлежало Лорду Палафоксу, и что, узнав об этом, девушка вернулась к нему в дом, чтобы получить вознаграждение за вынашивание и рождение ребенка. Действительные обстоятельства дела тщательно скрывались: в Институте Брейкнесса ничто так не могло уронить престиж человека в глазах равных ему, как эпизод подобного рода – если женщина предпочла убить себя, только бы не носить его ребенка.

Неделю Беран сидел у себя в комнате или гулял по холодным улицам до тех пор, пока его тело выдерживало напор ветра. Тогда ноги сами несли его домой. Никогда прежде собственная жизнь не казалась Берану гнетущей.

Наконец он очнулся от столбняка и тоски и со всей страстью погрузился в учебу, набивая мозг знаниями, чтобы вытеснить горе.