Исс и Старая Земля

«Куда они и попали», – злобно подумал Глауен. Правда, в них никак не проливался свет на то, какими именно «изысканиями» занимается Уэйнес, хотя по множеству намеков и аллюзий ими можно было заинтересоваться, особенно такому человеку, как Спанчетта.

О Хартии Уэйнесс упомянула всего один раз, и то в связи с умирающим Обществом. Вполне невинное упоминание, подумал Глауен. Уэйнес много писала о разочарованности Пири во всей концепции Консервации, чье время, по его мнению, давно прошло; во всяком случае, относительно Кадвола, где поколения выродившихся натуралистов позволили делам зайти в такой тупик под святым знаменем Консервации. «Дядя Пири пессимист, – писала Уэйнесс. – Он считает, что хранители на Кадволе должны защитить Хартию своими собственными силами, поскольку ныне Общество натуралистов не имеет для помощи им ни сил, ни желания. Я слышала от него и то, что Консервация по самой своей природе, может быть только проходящей фазой в жизни таких миров, как Кадвол. Я пыталась спросить, напирая на то, почему бы рациональной администрации, руководствующейся существующей Хартией не поддерживать Консервацию во все времена, что для этого есть все основания, а нынешние временные проблемы возникли лишь из-за обилия просчетов и ошибок прежнего руководства. Оно хотело получить бездонные источники дешевой рабочей силы и потому позволило йипам остаться на атолле Лютвен в явное нарушение Хартии, но нынешнее поколение должно просто покончить с этим и восстановить все в первоначальном виде, чтобы все было именно так, как и должно было быть. Но как это сделать? Явно, что йипы должны быть удалены с Кадвола в равное по условиям или более лучшее место в другом мире. Конечно, это трудный, дорогостоящий и нервный процесс и в настоящее время мы на него не способны. Дядя слушал мои речи вполуха, словно мои выстраданные рассуждения были детским лепетом наивного младенца. Бедный дядя Пири! Как бы мне хотелось, чтобы он был порадостней! Да и я тоже. А больше всего я хочу, чтобы здесь оказался ты!»

Глауен позвонил в Речной Домик и тут же увидел на экране лицо Эгона.

– Говорит Глауен Клаттук. Я только что прочитал письма Уэйнесс с Земли. Спанчетта украла их и спрятала, не собираясь отдавать вовсе.

– Что за странная женщина! – В полном удивлении воскликнул Эгон. – Но зачем она так поступила?

– Таким образом она демонстрирует презрение ко всему, что связано с отцом или мною.

– Но это же какая-то глупость! С каждым днем мир становится все запутанней. Уэйнесс тоже смущает меня: такое поведение выходит за рамки моего понимания. Но открыться мне она отказывается на основании того, что я, мол, не сумею держать рот на замке. – Эгон как-то заискивающе посмотрел на Глауена. – А как насчет вас? Может быть, у вас есть какой-то ключ к тому, что происходит?

– У меня нет ни малейшего представления о том, где Уэйнесс и чем она занимается, – ушел от прямого ответа Глауен. – От меня она писем не получала – и слава богу – потому что не будет писать дальше, пока не получит.

– У меня вообще нет от не вестей. И я вообще ничего не знаю. И все-таки я чувствую некую силу, нажим, прессинг, заставляющий ее делать совсем не то, что ей хочется. Она слишком молода и неопытна для серьезных испытаний. Я очень расстроен и…

– Я разделяю ваши опасения, – тихо ответил Глауен.

– Но почему она так скрытничает?

– Она явно узнала нечто, что при обнародовании может погубить многое и многих. Если я смею сделать одно предположение…

– О, сделайте, сделайте!

– Было бы очень хорошо, если бы ни один из нас не говорил о ней ничего и особенно на публике.

– Интересная мысль, которую я вовсе не понимаю. Однако я приму ее близко к сердцу, хотя и напрочь не догадываюсь, что могло сорвать столь юную особу с места и занести в такую даль. У нас, разумеется, немало проблем, но все они сосредоточены здесь, на Кадволе.

– Я полагаю, что у нее есть веские основания делать то, что она в данный момент делает, – жестко подытожил Глауен.

– О, без сомнения! И, надеюсь, ее следующее письмо принесет какую-то ясность!

– А также откроет ее местонахождение, как я очень надеюсь. И, кстати, думаю, что Вук уже сообщил вам о завещании Флоресте?

– Он передал мне копию и предложил ознакомиться поподробней. Но на самом деле сначала позвольте мне объяснить, что происходит в Речном Домике. Каждый год я вынужден бросать все дела ради обоих Варденов. На этот раз к ним присоединятся еще Вилдер Фергус, Клайти Вердженс, которую вы, вероятно, помните, и ее племянник Джулиан Бохост.

– Отлично помню всех.

– М-да, они незабываемы. Но будут и другие гости, более непривычные, непривычные, разумеется, лишь в контексте Речного Домика. Это Левин Бардуз и его компаньон по странствиям – существо странное, называемое Флиц.

– Флиц?

– Не больше, не меньше. Бардуз человек богатый и может позволить себе всякие фривольности. Я о нем ничего не знаю, за исключением того, что он, кажется, друг Клайти.

– Эта дама в своих обычных выкрутасах?

– Даже более. Она решила сделать из Титуса Помпо народного героя – благородного и бескорыстного революционера, защитника угнетенных.

– Это серьезно?

– Вполне.

– Флоресте немного прошелся пол поводу этого Титуса, – задумчиво улыбнулся Глауен.

– Буду рад ознакомиться в деталях. Думаю, что и гостям это понравиться. Может быть, вы придете к нам позавтракать и сам прочитаете завещание вслух?

– Буду счастлив.

– Отлично! Тогда до завтра. Приходите чуть раньше двенадцати.

Утром Глауен позвонил в аэропорт и связался с Чилком.

– Доброе утро, Глауен! Что у тебя нынче на уме?

– Сказать тебе пару слов и желательно прямо у тебя.

– Время любое?

– Я буду немедленно.

Приехав в аэропорт, Глауен прошел в стеклянный офис, находящийся неподалеку от ангаров, где нашел Чилка, человека, вывести которого из себя было практически невозможно, ветерана тысячи экспедиций и эскапад, в половину которых вполне можно было верить. Это был мужчина среднего роста, мощный, широкоплечий, с цветущим лицом, с матовыми, полуседыми кудрями и с подвижными желваками на щеках.

Он стоял у стола, потягивая из кружки чай.

– Садись, Глауен, – бросил он через плечо. – Чай будешь?

– Если дашь.

Чилк налил вторую кружку.

– Это настоящий, с холмов Старой Земли, а не местное барахло. – Он с комфортом расположился в кресле. – Ну, и что привело тебя сюда в столь ранний час?

Глауен посмотрел через стекло на ангары и зал ожидания.

– Мы говорим без свидетелей?

– Полагаю, да. К дверям ухо никто не прикладывает – такова уж судьба стеклянных дверей. А с чего вдруг такая подозрительность?

– А как с жучками?

Чилк повернулся и включил завесу какой-то диковатой музыки.

– Это смажет всех насекомых в нужном радиусе, если ты, конечно, не станешь петь свои новости. Так в чем секрет?

– Вот копия письма, которое Флоресте написал вчера в полдень. Он утверждает, что отец до сих пор жив, и при этом упоминает тебя. – Глауен дал письмо Чилку. – Читай сам.

Чил взял письмо, откинулся в кресле и стал читать. Где-то на половине он оторвался от строчек.

– Ну, не диво ли? Смонни все еще думает, что я владею ценностями деда!

– Дивно, если не владеешь. Так не владеешь?

– Не думаю.

– А ты когда-нибудь проводил инвентаризацию поместья?

– Зачем? Рыться в сараях? Смонни сама все прекрасно знает, она грабила ранчо раза четыре.

– И ты уверен, что это она?

– Никому другому это неинтересно. Хоть бы она окончательно взяла все в свои руки. Меня уже достало быть объектом ее страсти или гнева – без разницы. – Чилк вернулся к чтению и, закончив, какое-то время посидел молча, а затем вернул письмо Глауену. – И теперь ты, значит, собираешься рвануть и освободить отца, так?

– Что-то вроде того.

– А Бодвин Вук присоединится к этой миссии.

– Сомневаюсь. Он слишком осторожен порой.