Страница 42 из 50
Г л о с т е р.
Ну как? Что горожане говорят?
Б е к и н г е м.
Да что!.. Безмолвствуют, не говорят ни слова.
Г л о с т е р.
Сказал, что дети Эдварда ублюдки?
Б е к и н г е м.
Ну да. Сказал…
О похоти сказал и о насильях
…………………………………………
Над горожанами, о казнях страшных
За пустяки; о том, что он ублюдок,
Что не похож он вовсе на отца;
Потом о вашем сходстве говорил я,—
…Я ничего
Не упустил, что было б вам полезно.
Когда же кончил речь, я предложил
Всем…
Кричать: «Да здравствует король наш Ричард!»
Г л о с т е р.
Ну, а они кричали?
Б е к и н г е м.
Помилуй бог, ни слова не сказали,
Как будто камни или истуканы…
Роль «народа», «одобряющего» замыслы Ричарда, выполнили «молодцы» Бекингема, стоявшие в ратуше «поодаль».
Вверх шапки кинули…
И жидко крикнули: «Король наш Ричард!»
Там же, 111, 7
Это безмолвие народа в момент «избрания» разве не предвещает скорого падения узурпатора?
Еще более убедительно решающая роль народа в судьбе венценосцев изображена в драме «Ричард II». Ликование лондонцев при встрече Болингброка и нескрываемое презрение к Ричарду предрешили в конечном счете согласие Ричарда на коронацию Болингброка.. Вот слова Генриха IV:
Похитил я приветливость у неба,
Облекся я смирением таким,
Что стали все сердца ко мне стремиться,
Меня встречали дружным криком…
«Генрих IV», ч. I, III, 2
А вот случай, когда непосредственное выступление народа круто изменило расстановку сил при дворе Генриха VI.
С о л с б е р и.
Властитель, просит вам сказать народ,
Что если Сеффолка не обезглавят
Иль не изгонят из страны родной,—
Они его отсюда вырвут силой…
«Генрих VI», ч. II, III, 2
И хотя лорд Солсбери только передал королю требования толпившегося у ворот народа, хотя он явился уполномоченным «от медников», а голос народа, как значится в авторской ремарке, раздавался за сценой, этот голос был достаточно грозным, чтобы «святой» король тотчас уступил и Сеффолк был изгнан из пределов Англии. Разумеется, от изображения подобных эпизодов «вторжения народа» в ход истории до подлинного осознания его исторической роли еще очень далеко, однако несомненно, что сама эта проблема, пусть неосознанно, для Шекспира уже существовала. И это объясняет, почему действия народа становятся в хрониках важнейшим, типическим обстоятельством, определяющим развитие истории в ее решающие моменты.
В заключение остановимся еще на одном вопросе: как трактуются Шекспиром народные движения?
Как мы могли убедиться, Шекспир лишь продолжал ренессансную традицию, усматривавшую в народных движениях источник общественного хаоса и помеху на пути к «улучшениям», ожидаемым от просвещенных магистратов, философа-монарха. С данной точки зрения не делалось различия между феодальными смутами и народными движениями. И в том и в другом случае вместо установленного порядка, мира и гармонии утверждался якобы волчий закон сильного.
В «Речи» Томаса Мора, обращенной к восставшим подмастерьям, обрушившим свой гнев на живших в городе чужеземцев, «речи», как предполагают, сочиненной Шекспиром (в драме «Сэр Томас Мор»), мы читаем:
Допустим, что они изгнаны и что этот ваш мятеж
Низвел на нет все чины и степени в стране,
Представьте, что вы видите жалких чужестранцев,
С младенцами на руках и жалким скарбом,
Бредущих к пристаням в поисках кораблей.
И что вы восседаете на троне своих желаний,
Что в шуме буйном мятежа умолкли власти
И вы невозбранны в своем самомненье.
Что же приобрели вы? Я скажу вам: вы преподали урок,
Как торжествует наглость и грубая сила,
Как разрушать порядок. Но, поверьте, в подобных условиях
Никто из вас не достигнет почтенной старости.
Ибо другие головорезы, по вашему примеру и прихоти своей,
По праву голой силы поглотят вас, и люди, подобно хищным
Акулам, будут пожирать один другого 28.
Поразительно, до чего изображение последствий мятежей в «речи» Мора созвучно заключению речи Улисса:
…Если б только сила
Давала право власти; грубый сын
Отца убил бы, не стыдясь нимало,
Понятия вины и правоты…
………………………………
Исчезли бы и потеряли имя,
И все свелось бы только к грубой силе,
А сила — к прихоти, а прихоть — к волчьей,
Звериной алчности, что пожирает…
…………………………………….
Самое себя.
«Троил и Крессида», I, 8
Но поскольку в этом откровенно отрицательном, даже враждебном отношении Шекспира к народным восстаниям и мятежам нет ничего специфического, индивидуально присущего только ему, его мировидению, то вряд ли в этом заключен ответ на интересующий нас вопрос. Наше внимание должно быть направлено на те черты шекспировской трактовки проблемы, которых нет или которые, во всяком случае, крайне редки в литературе этой эпохи и поэтому составляют особенность только его пьес. Поиски в данном направлении приводят к наблюдениям и идеям, которые отражают чаяния низов,— к системе воззрений, во всех отношениях противоположной господствующему стереотипу.
В самом деле, еще в одной из первых хроник — в «Генрихе VI» (ч. II) — мы слышим о жалобах народа на огораживания общинных земель, предпринимаемые лордами. Так, герцог Сеффолк обращается к явившемуся к королю просителю: «Ты о чем? Что там? (Читает.) На герцога Сеффолка, огородившего мелфордские выгоны. Что это значит, господин плут?». Второй проситель: «Ах, сэр, я ведь только бедный проситель от всего нашего города» («Генрих VI», ч. II, III, 3). В сцене на кладбище, глядя на выброшенный могильщиком из ямы череп, Гамлет замечает: «Вот еще один. Вообразим, что это череп законника… Гм! В свое время это мог быть крупный скупщик земель…» («Гамлет», V, 1). Эта тема в творчестве Шекспира приобретает в дальнейшем все более громкое звучание.
Трагического пафоса она достигает в «Короле Лире».
Л и р.
Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды —
В лохмотьях, с непокрытой головой
И тощим брюхом?..
«Король Лир», III, 1
Не менее красноречиво представлено и положение городской бедноты в драме «Кориолан». «Пекутся о нас! — иронически замечает горожанин.— Нечего сказать! Да они (т. е. отцы города.— М. Б.) никогда о нас не заботились, у них амбары от хлеба ломятся, а они морят нас голодом. Да издают законы против ростовщичества, которые идут на пользу ростовщикам, для бедняков, что ни день, издают новые постановления, чтобы покрепче скрутить и прижать их» (I, 1).
Созвучна «Утопии» и критика Шекспиром наступившего всевластия золотого тельца.
Тут золота достаточно вполне,
Чтоб черное успешно сделать белым,
Уродство — красотою, зло — добром.
Трусливого — отважным….
Оно
Подушку вытащит из-под голов
У тех, кто умирает. О, я знаю,
Что этот желтый раб начнет немедля
И связывать и расторгать обеты…
Заставит обожать, возвысит вора,
Ему даст титул и почет всеобщий…
Ты — шлюха человечества…
«Тимон Афинский», IV, 3
Золото — причина вражды и войн народов, всех бед, оно превращает общество в скопище льстецов, в котором «пред каждой из высших ступеней нижайшая стоит благоговейно». Оно уродует природу человека: найти дружбу можно только во сне, доброта оказывается худшим из зол, «все вкривь идет — прямого ничего» (там же).
Воззрения Шекспира на причины и цели народных движений с течением времени претерпели значительный сдвиг: от иронии и открытой насмешки — до глубокого проникновения в суть народных бедствий. Так, в изображении Шекспиром восстания Джека Кэда в хронике «Генрих VI» (ч. II) явно преобладает ирония: настолько он в ту пору еще находился под влиянием идеологического стереотипа.
Но даже из этой ранней пьесы можно узнать о целях восстания Кэда куда больше, чем из исторических и драматических источников, которыми пользовался драматург при создании хроники. Дело в том, что многие из современных ему идей и реминисценций Шекспир вложил в уста восставших в середине XV в. Так, они «заявляют» о своем желании «изменить все порядки» в стране, что означало прежде всего ликвидацию феодальной собственности на землю («все в королевстве будет общим, и мой конь будет пастись в Чипсайде»), Помимо этого, они хотят установления низких цен на продовольствие и уничтожения сословного неравенства («чтоб все ладили между собой, как братья»), отмены старых и издания новых (т. е. справедливых) законов и т. д. Но что означают эти повторяющиеся обещания Кэда: «Отныне все будет общим»? Отзвук плебейских требований, раздавшихся впервые в Англии в дни восстания Уота Тайлера и повторявшихся затем в каждом крупном народном движении (включая восстание в восточных графствах Англии в 1549 г.), или своеобразное «резюме» «Утопии» Томаса Мора? Возможно, и то, и другое, и даже третье — отражение плебейских устремлений, проявлявшихся на рубеже XVI и XVII вв.