Маргаритки

— Хорошо, — сказал он. — Мы немедленно займемся этим. Ты не облечешь все это дерьмо в письменную форму — прости усталого комиссара за выражение — и не положишь мне на стол?

«Если сама не придешь в понедельник», — мысленно добавил он.

— Уже сделано, — отрапортовала Фредрика. — Если вдруг меня не будет в понедельник.

Он улыбнулся.

Пока они ехали дальше в сторону Броммы, Алекс поделился с Петером тем, что рассказала ему Фредрика.

— Иногда она прямо на ходу подметки рвет, — вырвалось у Петера.

— И не говори, — согласился Алекс.

— Словно сам никогда не сомневался в компетентности — впрочем, это было только в первые месяцы ее работы в группе.

На этот раз Рагнар Винтерман не встречал своих гостей снаружи на крыльце. Вместо этого полицейским пришлось долго колотить в ворота приходского дома, прежде чем им открыли.

О плане допроса они условились еще по дороге. Рагнар Винтерман оставался единственным, кто упорно допускал возможность самоубийства Якоба Альбина. Кроме того, именно он был более других убежден, что Каролина Альбин страдала наркозависимостью. Эти факты настораживали группу, так как Винтерман был слишком близок к Якобу Альбину, чтобы его мнение и оценки можно было игнорировать.

— К сожалению, на этот раз у меня не так много времени, — объявил он, проведя своих гостей в библиотеку. — Мне только что позвонила одна из прихожанок, чей супруг был долгое время болен и теперь скончался. Она ожидает меня в ближайшее время.

Алекс кивнул.

— Мы надеемся, что не отнимем у вас много времени, — заверил он настоятеля. — Но у нас возникли новые вопросы, которые я бы хотел обсудить с вами.

Теперь был черед Рагнара Винтермана кивнуть в ответ.

Алекс внимательно посмотрел на него. Тот сидел выпрямившись, положив обе руки на подлокотники кресла. Охотник, застывший наготове. Вооруженный до зубов. Словно кадр из какого-то виденного Алексом фильма.

«Крестный отец», — подумал комиссар и чуть не рассмеялся. И правда похоже на переговоры итальянской мафии, разве что никто не выкладывает пистолеты на стол.

Догадаться о причине перемены настроения у настоятеля Алекс не мог. Но сам был весьма расположен задать свои вопросы и получить исчерпывающие ответы. Он был уверен, что Петер, молча сидевший справа от него, также уловил изменившуюся атмосферу.

— В прошлый раз мы обсуждали проблемы Каролины Альбин с наркотиками, — начал Алекс и откинулся на диване. — Не могли бы вы примерно указать, когда они начались?

Рагнер Винтерман также откинулся на спинку кресла. Вид у него был вызывающий.

— Я, как мне кажется, ясно сказал, что практически все сведения получал от самого Якоба, — заявил он. — Поэтому мне сложно ответить на ваш вопрос более точно.

Он посмотрел на Алекса, чтобы убедиться, что тот услышал и понял. Алекс понял.

— Но можно осторожно предположить, что ее проблемы начались уже в конце подросткового возраста.

— Сразу же тяжелые наркотики?

— Ничего не могу сказать по этому поводу.

«Пошел на попятную, — подумал Алекс. — Сообразил, что его показания больше не являются неопровержимыми».

— Якоб регулярно делился с вами всем этим?

— Да, — подтвердил Рагнар Винтерман, — да, делился.

— На протяжении скольких лет Якоб прятал беженцев в доме на Экерё? — непринужденно спросил Алекс, словно этот вопрос естественным образом вытекал из всего предыдущего разговора.

— Это, к сожалению, мне также неизвестно, — сказал священник и положил ногу на ногу.

— Но вам было известно, что он их там прятал?

Настоятель вздохнул.

— Это всем было известно.

— Но, когда мы были здесь в прошлый раз, вы решили не упоминать об этом?

— Я предположил, что это не имеет значения для расследования дела. Кроме того, я не хотел очернять память Якоба перед полицией.

Алекс улыбнулся.

— Очень благородно с вашей стороны, — вырвалось у него.

Взгляд Рагнара Винтермана помрачнел, и Алекс продолжал:

— Вы принимали участие в этой деятельности?

— Никогда.

— А кто-нибудь из прихожан?

— Мне это неизвестно.

Раздражение Алекса росло. Он бросил быстрый взгляд на Петера.

— По прошествии нескольких дней, — сказал Петер, — вы все еще убеждены, что Якоб Альбин совершил самоубийство?

Настоятель замер. Поза и взгляд переменились, словно перед ним внезапно пронеслась гигантская тень.

— Да, — ответил он ясным голосом, — убежден.

С плохо скрываемой горячностью Алекс наклонился вперед:

— Объясните ход вашей мысли!

Рагнар Винтерман тоже подался вперед, повторив движение Алекса.

— Я не могу сказать, что мы с Якобом особенно тесно общались. Но, будучи коллегами, мы были очень близки. Ежедневно мы поверяли друг другу сокровенное и делились соображениями относительно разнообразных вопросов веры. Поэтому я могу утверждать, что я действительно знал Якоба. И поверьте мне, чувствовал он себя нехорошо. Совсем нехорошо.

— Его психиатр дает другую оценку его состоянию, — сухо заметил Алекс.

Рагнар Винтерман фыркнул.

— Эрик Сунделиус? Я потерял доверие к нему довольно давно, и я, и Марья умоляли Якоба сменить врача. Но он ведь был всегда таким упрямым!

— Почему вы хотели, чтобы он сменил врача?

— Сунделиус безответственный, — ответил священник. — Он никогда не менял своих методов лечения, хотя они и не оказывали на Якоба должного эффекта. Я должен сознаться, что в какой-то момент так забеспокоился, что решил разузнать побольше про этого психиатра.

«Священник, играющий в частного сыщика, — только этого нам и не хватало», — устало подумал Алекс.

— Что же вы узнали? — спросил Петер.

— Что мое ощущение оказалось верным. У него два выговора от комиссии по охране здоровья за — как это там называется — «безответственное лечение» пациентов группы высокого риска; оба случая закончились самоубийствами. Кроме того, его обвиняли в убийстве любовника своей жены.

Увидев удивленные лица Петера и Алекса, Рагнер Винтерман откинулся в кресле, весьма довольный собой.

— Но это конечно же уже известно полиции? — мягко сказал он.

«Нет, — сдерживая себя, подумал Алекс, — не известно».

— Что за черт, — горячился Алекс, заведя автомобиль и рванув со двора. — Как мы вообще могли пропустить это?

— Не знаю, были ли у нас основания проверять его, — задумчиво начал Петер, но его прервал звонок мобильного.

Ильва. Она редко беспокоила его по приятным поводам.

— Петер, у Исака очень высокая температура, — беспокойно говорила она. — И сыпь на животе. Я поеду в больницу, но хотела спросить, не посидишь ли ты пока с Давидом.

Страх охватил Петера. Его сын заболел, а его самого нет рядом. Никогда не дремавшая совесть снова напомнила о себе.

— Я сейчас же приеду, — сказал он коротко, — я в машине с Алексом, попрошу его высадить меня по дороге в Управление.

Алекс посмотрел на него, когда тот положил трубку.

— Один из пацанов заболел, — сказал Петер. — Не подбросите меня к Ильве? Если Фредрика все равно на работе, может, она съездит с вами к Элси и Свену Юнг?

Алекс кивнул:

— Идет.

Всю короткую дорогу до дома, который когда-то был общим для него и Ильвы, он размышлял о своей жизни. Новость о том, что Пия Норд съезжается с этим гадом Юаром, мгновенно потеряла важность. «Не подбросите меня к Ильве?» — сказал он Алексу. Словно этот адрес никогда не был и его адресом тоже.

В какой-то момент он почувствовал, что сердце в груди вот-вот разорвется на куски. Он так давно никого не любил так сильно.

Снова зазвонил мобильный. На этот раз звонил брат.

— Привет, — как обычно, протянул Джимми.

— Привет, — ответил Петер и услышал, как смеется брат.

Иногда это оказывалось кстати, что Джимми так легко развеселить, осчастливить.

— У меня тут такое случилось! — взволнованным голосом произнес брат.

Петер рассмеялся. «Такое случилось» с равным успехом могло означать, что Джимми посетил король или что у него в комнате повесили новую люстру.