Маргаритки

— Вы имеете в виду, она закрывала глаза на некоторые проблемы дочери? — спросил Алекс.

— Да, именно так, — подтвердил Рагнар. — И по-моему, не так уж это странно. Альбинам и без того было тяжко из-за болезни Якоба, а тут внезапно еще и с дочерью проблемы. У Марьи просто не осталось сил. Так иногда случается.

Алекс, как отец двоих детей, не был так уж согласен с настоятелем, а впрочем, комиссар плохо представлял себе, что такое постоянно жить рядом с человеком, страдающим тяжелой депрессией. Наверное, существует некий естественный предел горя, которое человек может вынести. В этом смысле Рагнар прав.

— Якоб получил известие о смерти дочери в воскресенье вечером, — продолжал Рагнар. — Он позвонил мне вскоре после этого, в растерянности и отчаянии.

— А от кого он получил это известие? — спросил Алекс.

На мгновение Рагнар замялся:

— Я не знаю… это важно?

— Скорее всего, нет, — сказал Алекс, — но хотелось бы знать все равно.

Юар беспокойно заерзал:

— Разве он ничего не рассказал жене?

Рагнар прикусил нижнюю губу и покачал головой:

— Ни слова. И меня умолял тоже ничего не говорить. По его словам, он хотел сам осмыслить случившееся, прежде чем говорить об этом Марье. Признаться, я не видел причин не пойти ему навстречу и дал ему время до среды, то есть до сегодняшнего дня.

— До сегодня? — переспросил Алекс.

Настоятель кивнул.

— Сегодня Марья должна была принимать участие в приходском собрании, и если бы Якоб до тех пор не сообщил ей скорбную весть, то я бы сам это сделал — так мы с ним договорились. Ей ведь следовало это узнать в конце концов.

В голове у Алекса крутилось множество мыслей. Картина постепенно прояснялась.

— А потом вы разговаривали с ним или это был последний разговор?

— Мы созванивались еще один раз, — отозвался Рагнар и снова напрягся. — Вчера. В его голосе звучало странное облегчение, он заявил, что собирается рассказать все Марье вечером. Что все разрешится.

Он сделал глубокий вдох. Алекс испугался, что настоятель разрыдается, но этого не произошло.

— Что все разрешится, — повторил настоятель глухим голосом. — Мне следовало понять, следовало предпринять что-нибудь. Но я ничего не сделал. Пальцем не пошевелил.

— Такое часто случается, — заявил Юар таким деловитым голосом, что настоятель и Алекс удивленно посмотрели на него.

Юар отложил ручку и отодвинул блокнот.

— Мы полагаем, что мы разумны и проницательны в любой ситуации, но, к сожалению, человек устроен иначе. Мы ведь не способны читать мысли, и «понять» мы можем только потом, когда узнаем все факты и станет ясно, что нам следовало что-нибудь предпринять. И тогда мы призываем самих себя к ответу. Совершенно напрасно. — Он покачал головой. — Поверьте, в тот момент у вас не было тех решающих сведений, которыми, как вам теперь кажется, вы располагали с самого начала.

Алекс изумленно посмотрел на своего молодого коллегу: как же мало мы знаем друг о друге!

— Другие друзья Марьи и Якоба утверждают, что Якоб не мог застрелить себя и жену, — сказал он.

Настоятель медлил.

— Вы имеете в виду Элси и Свена? — медленно произнес он. — Они уже давно не являются лучшими друзьями Марьи и Якоба и многого не знали.

«Например, о наркозависимости дочери», — мысленно добавил Алекс.

— А почему? — спросил Юар. — Почему они перестали быть друзьями?

— Ну, разумеется, они остались друзьями, но уже не такими близкими, — ответил настоятель. — Почему? Я толком не знаю. Но несколько лет назад они разошлись, и после этого все стало по-другому. Затем Свен и Элси досрочно вышли на пенсию, а покинув приход, они стали еще меньше общаться с Якобом и Марьей.

Юар снова что-то пометил в блокноте.

— А что с их другой дочерью, Юханной? У нее тоже были проблемы? — задал вопрос Алекс.

Настоятель покачал головой.

— Нет, вот уж нет, — ответил он. — О ней я слышал только хорошее. С другой стороны, — добавил он с сомнением в голосе, — о ней до меня доходило немного меньше сведений. Она рано дала понять, что, в отличие от остальной семьи, не интересуется церковью, что вообще не верит в Бога, и по этой причине она несколько отдалилась от них всех.

— А чем она теперь занимается? — полюбопытствовал Алекс.

— Она юрист, — ответил Рагнар. — Большего я, к сожалению, не знаю.

— И вам неизвестно, как мы могли бы найти ее?

— Нет, к сожалению, нет.

На некоторое время все замолчали. Алекс отпил кофе, пытаясь подытожить все то новое, что услышал. Большая часть выглядела вполне логично. Якоб не отменил ужин с Элси и Свеном по той простой причине, что иначе Марья заподозрила бы неладное. А то, что разговор с ним по телефону произвел такое умиротворяющее впечатление на настоятеля, объяснялось решимостью Якоба убить жену и покончить с собой.

Смущало комиссара только одно — дочь Альбинов, Юханна. Неужели она настолько отдалилась от семьи, что Якоб посчитал возможным оставить ее без родителей? Надо найти ее как можно скорее.

Он решил задать еще один, последний вопрос:

— Допустим, мы не поверили, будто Якоб был болен до такой степени, чтобы лишь жизни жену и себя. Кто еще в таком случае мог бы сделать это? Вы можете вообразить себе другого потенциального убийцу?

Рагнар наморщил лоб.

— Вы спрашиваете, были ли у Якоба и Марьи такие недруги, которые могли убить их?

Алекс утвердительно кивнул.

— Понятия не имею.

— Якоб ведь весьма активно занимался вопросами беженцев… — начал Юар.

— Да, возможно, это создавало ему проблемы, — ответил Рагнар. — Но мне о них ничего не известно.

Встреча на этом завершилась. Мужчины допили кофе, доели плюшки и поговорили о том, что снег причиняет столько неудобств. После этого пожали руки и разошлись.

— Боюсь, настоятель прав в своей оценке событий, — задумчиво произнес Алекс, когда они ехали в машине обратно на Кунгсхольмен. — Нам необходимо разыскать дочь и сопоставить эту историю с ее версией. Кроме того, мы должны поговорить с лечащим врачом Якоба.

Но и несколькими часами позже, когда Алекс и Юар уходили домой с работы, им так и не удалось разыскать никого из тех, с кем они желали встретиться. И как бы Алексу ни хотелось думать, будто все под контролем, нарастало ощущение, что дело обстоит совсем иначе.

Фредрика Бергман бежала изо всех сил. Прикрывая рукой живот, она бежала через темный лес быстрее, чем когда-либо в жизни. Длинные ветки деревьев хлестали ее по лицу и телу, ноги проваливались в мягкий мох, волосы слиплись от жаркого летнего дождя.

Ее преследователи были уже близко. Она знала, что проиграет. Они кричали ей:

— Стой, Фредрика! Ты знаешь, что тебе не уйти! Остановись сейчас же. Ради ребенка!

Слова только подстегивали ее. Им нужен ребенок, это ради него они за ней гонятся. Один из мужчин держал нож с длинным блестящим лезвием. Настигнув ее, они вспорют ей живот, вынут ребенка и оставят ее умирать в лесу. Точно так же, как они поступили со всеми другими женщинами, лежащими навзничь между деревьев.

Силы оставляли ее, и она уже совсем отчаялась. Ей придется умереть в лесу, и спасти своего нерожденного ребенка она не в силах. Она захлебывалась от плача, ее шаги, быстрые и широкие вначале, делались все короче и медленнее.

Наконец она споткнулась о корень дерева и сильно ударилась о землю. Упала на бок, ребенок внутри живота застыл, перестав шевелиться.

Через несколько секунд они стояли вокруг нее, высокие темные силуэты. Каждый с ножом в руке. Один присел рядом с ней на корточках.

— Ну, Фредрика, — прошептал он, погладив ей лоб, — зачем все усложнять, когда все можно сделать так просто!

Они собрались вокруг ее обессилевшего тела, перевернули на спину, крепко удерживая.

— Дыши, Фредрика, дыши, — произнес голос, и одновременно один из ножей взметнулся вверх.

Она закричала изо всех сил, пытаясь вырваться.

— Фредрика, черт побери, ты меня до смерти перепугала, — вскрикнул знакомый ей голос.