Кумир

— Лу, у меня возникло нехорошее чувство, что мы играем втроем.

Не спеша с ответом, Бендер поднялся и стал прохаживаться туда-сюда. Наконец сказал:

— Послушай, ведь я пришел сюда, чтобы сделать тебе предложение. Ускользнуть тебе на этот раз я не дам.

— Ладно, послушаем,— будто покорился Раух.

— Позаботься о Манкузо, а я позабочусь, чтобы ты вернулся в действующий флот при всех воинских регалиях.

— Тебе это не удастся сделать.

— Сделает Сэм Бейкер.

— Не станет он. Мы с тобой уже обсуждали это,— с досадой заметил Раух.

— У него был разговор с О'Брайеном. Он сам мне об этом сказал.

— Что-то не верится.

— Просто ты недостаточно хорошо знаешь Сэма Бейкера. Как знаю его я,— сказал Бендер и опять сладко улыбнулся.— Иногда он кажется слишком уж бескорыстно честным. Но не забывай, он ведь политик.

Раух сидел задумавшись.

— Манкузо знает, что Уилсон подсадил его? — спросил Бендер.

— Сомневаюсь.

— Тогда почему бы не устроить им дружескую встречу? Не поехать куда-нибудь вместе? В какое-нибудь тихое, славное место. А назад вернется один из них, а? Организуй это. Тогда и о кораблях поговорим. Идет?

Раух медленно опустил голову.

— Хорошо. Идет.

Бендер поднялся.

— Ну и грязный ты подонок, Лу.

Бендер на миг задержался и поглядел на Рауха с улыбкой.

— Не я устанавливаю правила игры, Билл. Но играю я на выигрыш.

17.20.

Манкузо распахнул дверь бара "У Герти", и две "ночные бабочки" у стойки обернулись к нему. Одна из них кивнула:

— Привет, Джо.

Остальные просто не узнали его или притворились, что не заметили. Он прошел в глубину зала и сел, чувствуя себя здесь невидимкой. Когда горе, всегда так: ты словно в пустоте, никто тебя не видит. Все отвернулись.

Герти сидела на своем месте и читала газету. Заголовок гласил:

РЕЧЬ НА СЪЕЗДЕ ПРОИЗНЕСЕТ ФЭЛЛОН

— Привет, Джо,— тихо произнесла она, увидев его.— На улице дождь собирается?

— Да.

Он сел рядом, и она налила ему двойную порцию "Джека Дэниела". Пока он пил, она, постучав длинным ногтем по первой полосе газеты, заметила:

— Парень не промах, этот Фэллон.

— Ты угадала.— Манкузо встал и оглядел присутствующих в баре.— Мэнди не видела?

Герти пожала плечами:

— Развлекается где-то.

— А ключ ее здесь?

— Конечно.

Манкузо протянул руку.

— Решил отдохнуть? — спросила Герти.

— Да.— Манкузо сунул ключ, в карман.

— Я рада, что тебе полегчало.— Это прозвучало искренне.

Манкузо вышел из бара.

17.30.

Салли бросила на пол тяжелый узел, который с трудом выволокла по ступеням лестницы из подвала, и бегом взлетела наверх, успев на четвертом звонке схватить трубку телефона.

— Слушаю! — выдохнула она, запыхавшись.

— Я не вовремя? — Это был Терри.

— Ничуть. Просто… я укладывалась.

— Укладывалась? Куда это ты собралась?

— Как куда? На съезд. Разве мы не уезжаем завтра?

— Ах да, конечно.

— Терри, ведь я еду с тобой?

— Само собой, дорогая,— откликнулся он.— Но пока мне нужна твоя помощь. Меня попросили подготовить обращение к съезду.

— О господи, Терри! Но это же прекрасно! Значит, президент просил тебя…

— Нет, не президент, а руководство партии.

— В самом деле? — Салли опустилась на стул и одернула на себе юбку.

— Сдается, они подают мне сигнал.

— Да, и вполне определенный.

— Сегодня у меня предвыборный обед, который дает руководство партии. Думаю, к концу обеда наши позиции будут ясны.

— Терри, я так за тебя…

— Я прошу тебя написать текст моей речи.

— Но, Терри…— Это предложение ошеломило ее.

— Ты можешь подготовить его?

Она оглянулась на дверь черного хода. Там стояла машина Томми Картера с открытым багажником.

— Ты хочешь, чтобы я написала его сегодня? Прямо сейчас?

— Конечно, сегодня.

У нее было столько дел. Неотложных…

— Терри, если я…

— Салли, ну пожалуйста. Ты мне очень нужна, Салли. Слышишь?

— Да.

— Я тебя люблю.

У Салли опустились плечи и ноги стали как ватные, словно она уступила его крепким объятиям.

— Так могу я на тебя положиться?

— Да,— сказала она.— Да, да.— Ничего на свете не было для нее дороже, чем это.

Даже чем она сама.

— Позвони, когда набросаешь что-нибудь,— сказал он.— Я пришлю посыльного.

— Да я и сама привезу.

— Нет, нет. Позвони мне. Оставайся у своей пишущей машинки. Пусть посыльный побегает.

— Ладно. Пусть. Может, ты и прав. Я тут же начну.

— Я же знал, что могу рассчитывать на тебя.— И он повесил трубку.

Она на седьмом небе от счастья, включила электронную пишущую машинку.

17.40.

Открыв дверь, Манкузо услышал тонкий детский голосок:

— Мамамамамама…

И вслед за этим топот босых ножек по деревянному полу. Он закрыл за собой дверь, задвинул задвижку и тут в прихожей наконец разглядел малыша с большущими глазами, совсем голого, если не считать подгузника.

Манкузо присел на корточки.

— Привет, Стенли,— сказал он малышу.— Привет.

Но малыш повернулся и заковылял назад в кухню.

— Это вы, Джо? — окликнул его женский голос.

Манкузо снял шляпу.

— Да, миссис Робинсон.

— Присаживайтесь,— отозвалась она.— Я тут настойку делаю.

Манкузо окинул взглядом бутылки из-под виски, бокалы, стоявшие прямо на телевизоре.

— Пожалуй, я бы пропустил стаканчик.

— Я вам другого дам для разнообразия,— отозвалась миссис Робинсон, появляясь из кухни с плетеным подносом, на котором стояли чайник и две чашки.— Чего, чего, а уж выпивки вы, наверно, пропустили через себя немало, на всю жизнь хватит.

Миссис Робинсон, мать Мэнди, была женщиной небольшого роста, с круглым лицом, одетая в черное платье, расшитое красными и зелеными цветами. Волосы короткие, черные, под глазами коричневые круги. Она поглядела на Манкузо.

— Лучше уж повесьте ваш плащ, если не хотите оставить на ковре лужу, а?

— Да, конечно, мэм.

Он снял плащ, и тут она увидела его оторванный карман, пришпиленный английской булавкой.

— Что с вашим пиджаком?

— Небольшое приключение.

— Садитесь. Давайте его сюда.— Она протянула руку.— Ну, давайте же.

Он снял пиджак и подал ей.

— Ой-ёй-ёй,— сказала она и покачала головой.— Да садитесь, садитесь.

Когда он наконец сел, она налила ему чашку чая и вышла за шкатулкой для шитья.

Манкузо взял чашку обеими руками и посмотрел на желтоватую водичку, похожую, скорей всего, на мочу и пахнущую не лучше.

— Это розмарин,— сказала миссис Робинсон,— и мята. Хорошо успокаивает.

Но Манкузо с вожделением смотрел на бутылку "Джека Дэниела", стоявшую на телевизоре. Потом, поморщившись, отхлебнул чаю.

Миссис Робинсон отколола оторванный клок пиджака и покачала головой.

— Что получится, просто не знаю,— сказала она и, достав из шкатулки иголку и черные нитки, начала сшивать рваные края.— Значит, они убили вашего напарника?

— Да.

— Мне он нравился.— Она шила, поднеся пиджак к самым глазам и разговаривая скорее сама с собой, чем с ним.— Не мучайтесь так из-за него. Он теперь с нашим Иисусом. Хвала господу!

— Он был евреем,— заметил Манкузо.

Она поглядела на него поверх очков.

— Когда ты умер, это уже не имеет никакого значения, сынок,— сказала она.

Тут они услышали, как в дверях поворачивается ключ, и на пороге появилась Мэнди.

— Привет, мама. Хэлло, Джо! — Она раскрыла красный зонтик, поставила его в передней и вернулась в комнату.— А где Стенли?

— Сосет свою бутылочку,— ответила миссис Робинсон.

Мэнди повесила плащ за дверью.

— Пойду посмотрю на него. Джо, я сейчас вернусь, дорогуша!