Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 112

В действительности на этих переговорах между Молотовым и Трумэном центром обсуждения был продолжительный внутрисоюзнический спор о правительстве послевоенной Польши. С одной стороны Советы выдвигали свою интерпретацию Ялтинского договора, что существующий про-коммунистический режим в Варшаве будет расширен и реконструирован. С другой стороны британцы и американцы настаивали, что Ялтинский договор означает, что должно быть новое правительство в Польше, и что члены существующего режима не могут расчитывать на участие в перговорах по его формированию.

Этот аргумент был выдвинут в Москве, в комиссии, учреждённой на Ялтинской конференции по польскому вопросу, и жёсткий разговор состоялся в США не только с Трумэном, но и в беседе с гос. секретарём Эдвардом Стеттиниусом (Щетиниус?). Раздражённость Молотова проявилась во время мелкого инцидента в Сан-Франциско, когда он запретил своему переводчику Павлову сравнить записи перевода с британским вариантом.

Итог обсуждения польского вопроса, несмотря на впечатление Молотова, полученное из двух его бесед с Трумэном, был далёк от негативного. Первая беседа Молотова с Трумэном, 22 апреля, была вполне дружественной. В конце беседы Трумэн предложил тост, сказав, что хоть они и говорят на разных языках, он будет рад встретиться со Сталиным, и надеется, что советский вождь посетит Соединённые Штаты когда-нибудь. С советской точки зрения решающим моментом этой первой встречи был ответ Трумэна на вопрос Молотова, знает ли президент о Ялтинском договоре по советскому вступлению в войну на Дальнем Востоке.

Трумэн ответил, что он вполне ознакомлен с ялтинским решением, и Молотов поблагодарил его за такой ясный ответ, сказав, что он сообщит это Сталину. На второй встрече Трумэн, недавно приступивший к исполнению обязанностей, под влиянием советчиков из его политического окружения, занял более жёсткую позицию по польскому вопросу, чем в ходе его первой встречи с Молотовым. Но президентские комментарии были простым заявлением англо-американской позиции, прямо изложенной в послании Сталину от 18 апреля. Случившееся не было предсказуемой попыткой давления Трумэна по Польше, но его твёрдым обязательством продолжать политику Рузвельта по сотрудничеству с Советским Союзом и соблюдать договоры.

Трумэн не добился успеха в переговорах с Молотовым. Сталин принял советскую интерпретацию Ялтинского договора по Польше и решительно настаивал, что Москва не станет формировать в Варшаве правительство, недружествкнное СССР. 23 апреля Сталин писал Трумэну:

«Вы очевидно не согласны, чтобы Советский Союз установил в Польше правительство, которое будет дружественным для него, что советское правительство не может согласиться на существование в Польше враждебного правительства… Я не знаю насколько будущее правительство Греции будет подлинно представительным, или насколько бельгийское правительство является подлинно демократическим. С Советским Союзом не консультировались, когда эти правительства были сформированы. Не притязая на право вмешиваться в эти процессы, так как очевидно, насколько важны Бельгия и Греция для безопасности Великобритании, я не могу понять, почему в дискуссии по Польше не пытаются учесть интересы Советского Союза в отношении безопасности».

Трумэн сдал Польшу первым. Когда европейская война закончилась, он принял решение, что Гарри Гопкинс, особо доверенное лицо Рузвельта, также пользовавшийся доверием Советов, отправится в Москву в качестве посредника между ним и Сталиным. Он говорил Сталину, что американское общественное мнение обеспокоено происшедшим в последнее время развитием американо-советских отношений, особенно провалом Ялтинского соглашения по Польше.

Но Гопкинс успокоил Сталина, что Трумэн намерен продолжать политику Рузвельта по сотрудничеству с СССР. В ответ Сталин, используя одну из своих излюбленных переговорных тактик, обвинил третью сторону, заявив, что в то время, как Советы хотят дружественного правительства в Польше, Великобритания старается восстановить антибольшевистский санитарный кордон, аналогичный тому, что появился после 1-й мировой войны.

В конце беседы Сталин высказал идиотскую гипотезу, что Гитлер не умер, но скрылся и, возможно, бежал на подводной лодке в Японию. На самом деле в это время советские военные и медицинские эксперты уже провели исследование, и сделали вывод, что можно считать доказанным без сомнения, что Гитлер, и Геббельс совершили самоубийство. Но Сталин заподозрил, что видимо была проведена операция прикрытия побега нацистского диктатора из Берлина.





На встрече 27 мая Сталин изложил Гопкинсу своё понимание советско-американских отношений. Также, как и спором по Польше, Сталин возмущался американскими манёврами добиться членства в ООН для Аргентины, нейтрального государства, которое, на взгляд Советов, в военное время сотрудничало с Гитлером. Затем вовлечение Франции в дискуссию союзников о репарациях с Германии, с которым Сталин не соглашался, и резкая манера, с которой США прекратили поставки по ленд-лизу Советскому Союзу, как только Германия капитулировала. Сталин также беспокоился о своей доле немецкого военного и гражданского флота, и подозревал, что британцы, и американцы станут препятствовать её получению.

Позднее в разговоре Сталин принял более примирительный тон. Он сказал Гопкинсу, что США являются мировым государством с всемирными интересами, и по этой причине он признаёт, что американцы имеют право участвовать в решении польского вопроса. Сталин признал, что Советский Союз в одностороннем порядке действовал в Польше, но просил Гопкинса понять причины этого. В будущем, предложил Сталин, четыре или пять министров в реорганизованном польском правительстве могут быть выбраны из политиков, предложенных британцами и американцами.

Это решение Сталина было внесено в резолюцию по обсуждению польского вопроса. В июне 1945 года дело обстояло так, что польское временное правительство, в котором доминировали коммунисты, было реорганизовано. В него были включены четыре прозападных министра, включая Миколайчика, который стал одним из двух заместителей премьер-министра (другим был польский коммунистический лидер Гомулка), при социалисте левого толка Эдварде Особка-Моравски, ставшем премьер-министром. Это реорганизованное правительство было признано британцами и американцами 5 июля.

Другой важной темой обсуждения между Гопкинсом и Сталиным было вступление Советов в войну на Дальнем Востоке. Гопкинс хотел знать о подготовке Красной Армии к войне, особо предлагая дату вступления в войну. На их третьей встрече 28 мая Сталин сказал Гопкинсу, что Красная Армия будет готова наступать 8 августа, в соответствии с Ялтинским договором, который определил, что Советский Союз объявит войну Японии через два или три месяца после окончания войны в Европе.

Однако выполнение Ялтинского договора было связано с китайским согласием признать независимость Внешней Монголии и уступить Советскому Союзу различные портовые и железнодорожные сооружения в Манчжурии. Сталин говорил Гопкинсу, что не хочет начинать переговоров с китайцами пока секретная передислокация советских сил на Дальний Восток не будет полностью завершена. Он также объяснил Гопкинсу, что Япония, подобно Германии, будет совместно оккупирована после войны и разделена на на американскую, британскую и советскую зоны военной оккупации. Сталинское отношение к Японии было аналогично отношению Германии – он предпочитал карательный мир.

Маршал Сталин сказал, что война, такая, как нынешняя, возможно случается только раз в сто лет, и будет лучше воспользоваться случаем и полностью разгромить Японию, и её военный потенциал, и таким образом обеспечить 50 или 60 лет мира.

Гопкинс был очень болен, когда прибыл в Москву со своей последней миссией (он умер в январе 1946 года), но он выполнил очень важную работу. Его переговоры со Сталиным проложили путь резолюции по польскому вопросу, и дали возможность провентилировать вопросы по ряду других проблем в советско-американских отношениях. Обе стороны выразили намерение поддерживать отношения в совместных традициях, установленных Рузвельтом. Сцена была подготовлена для повторения в Потсдаме триумфального тройственного союза Ялты, обеспечивающего укрепление отношений между Советским Союзом и его союзниками времён войны.