Страница 54 из 112
Но Сталин не соглашался, по его мнению Германия сможет восстановиться через 15-20 лет, и затем будет в состоянии начать новую агрессивную войну. Чтобы предотвратить эту агрессию, Великие Государства должны иметь возможность оккупировать стратегические позиции внутри и вокруг Германии. То же самое относится и к Японии, и новая международная организация должна иметь право оккупировать эти стратегические позиции. Рузвельт ответил, что «он согласен с маршалом Сталиным на сто процентов».
Весьма важно учитывать происхождение очевидной одержимости Сталина по немецкому вопросу в Тегеране. В наркомате иностранных дел незадолго до того началась серьёзная работа по планированию послевоенного будущего Германии. Главным толчком создания этих планов были будущая военная оккупация Германии и расчленение немецкого государства. В то время Советы были согласны с разделом немцев и установлением наблюдения для ослабления государства на долгий срок. Сталинская идея подготовки оккупации стратегических районов была естественным логическим результатом внутренних советских обсуждений немецкого вопроса.
Беседа Сталина с Рузвельтом была прервана необходимостью присутствовать на церемонии вручения «Сталинградского меча» – дара короля Георга-IV в честь граждан героического города. Как обычно в таких случаях, оркестр играл «Интернационал» (бывший в то время советским государственным гимном) и «Боже, храни короля». После этого советский диктатор и британский премьер-министр обменялись любезностями об англо-советских отношениях. Сталин принял мечь от Черчилля, поцеловал его и передал Ворошилову, который чуть его не уронил. Об этом моменте церемонии союзной прессе не сообщили.
На втором пленарном заседании продолжилась дискуссия по операции Оверлорд. Сталин давил на Черчилля по ряду связанных с ней вопросов: по дате вторжения во Францию, которое планировалось, как было известно Советам; о совещании англо-американского высшего командования операцией, которое было необходимо в любом случае; и по соотношению плана Оверлорд с другими планируемыми военными действиями западных союзников. Острота диалога с Черчиллем была суммирована в сталинской колкости, что он «будет рад узнать, верят ли англичане в операцию Оверлорд, или только говорят о ней, чтобы успокоить русских».
На следующий день, 30 ноября, Черчилль и Сталин беседовали вдвоём и продолжили перепалку по Оверлорду, обсуждая, что план не надёжен, вторжение может быть задержано, если силы немцев во Франции будут велики. Сталин настаивал, однако, что Красная Армия надеется на вторжение союзников в северной Франции, и что он желает знать, будет проводиться операция, или нет. Если она будет проводиться, Красная Армия может начать наступление на нескольких направлениях, чтобы связать немцев на востоке.
На следующем совместном обеде Рузвельт объявил, что он намерен начать Оверлорд в мае 1944 года, вместе с поддерживающим вторжением в южной Франции. Решение о втором фронте было окончательно принято. Беседа между Черчиллем и Сталиным стала вновь дружественной. Черчилль начал разговор о праве России на незамерзающие морские порты. Сталин воспользовался удобным случаем поговорить о турецком контроле над проливами, ведущими в Чёрное море, и о необходимости изменить режим проливов в пользу России.
Сталин также говорил о незамерзающих портах на Дальнем Востоке, включая манчжурские порты Дальний и Порт-Артур, арендованные царской Россией в 19-м веке, но уступленные Японии после поражения в русско-японской войне 1904-1905 годов. Черчилль прореагировал повторением, что «Россия должна иметь выход к тёплым морям», и затем продолжил, что «руководство миром должно быть сконцентрировано в руках трёх наций, которые будут полностью удовлетворёнными и не будут иметь претензий… Наши три нации являются именно такими странами. Главной мыслью является то, что после войны мы договоримся между собой, мы будем в состоянии считать себя полностью удовлетворёнными».
Дружественный обмен различными политическими материями завершился на следующий день. Во время обеда состоялась длинная дискуссия о черчиллевском любимом проекте о вовлечении турок в войну на стороне союзников. Сталин был настроен скептически, но он уже обещал объявить войну Болгарии, если вступление в войну Турции вызовет болгаро-турецкий конфликт. Это доставило большое удовольствие Черчиллю, и он благодарил Сталина за принятие такого обязательства.
В дискуссии о Финляндии Черчилль высказался с сочувствием и пониманием о необходимости обеспечения безопасности для Ленинграда, но выразил надежду, что эта страна не будет поглощена Россией после войны. Сталин ответил, что он надеется на независимость Финляндии, но будут сделаны территориальные изменения в пользу СССР, и что финны заплатят репарации за военный ущерб. Черчилль напомнил Сталину большевистский лозунг времён 1-й мировой войны: «Нет – аннексиям, нет – контрибуциям». Но советский вождь сострил: «Я уже говорил вам, что стал консерватором».
После обеда, на официальном пленарном заседании было достигнуто соглашение о разделе итальянского военного и торгового флота. Черчилль и Рузвельт обещали Сталину передать корабли так скоро, как он только захочет. Следующим предметом обсуждения была мелочь: Польша. Черчилль и Рузвельт решили вопрос со Сталиным о восстановлении отношений Советов с польским эмигрантским правительством в Лондоне.
Сталин был непреклонен, утверждая, что этого не произойдёт, так как польские эмигранты продолжают сотрудничать с немцами. По территориальному вопросу Сталин поддержал идею о получении Польшей компенсации за счёт Германии, но настаивал, что западная граница (СССР) должна быть установлена по границе 1939 года, с включением западной Белоруссии и западной Украины в СССР. Когда Иден заявил, что это означает линию «Молотова-Риббентропа», Сталин ответил, что он может говорить всё, что ему нравится.
Молотов влез в разговор с замечанием, что они ведут речь о линии Керзона, и она теперь несущественно отличается от этнографической границы, установленной британским секретарём министерства иностранных дел лордом Керзоном и русско-польской границей, предложенной Советами. Сталин уступил, однако, с тем, что любые территории на восток от линии Керзона с преобладанием этнических поляков могут отойти к Польше.
Финальной темой дискуссии Большой Тройки в Тегеране было расчленение Германии. «Немецкий вопрос» был поставлен Рузвельтом, и Сталин спросил его, что он хочет этим сказать? «Расчленение Германии», – ответил Рузвельт. «Это то, что мы предпочитаем», – взбодрился Сталин. Рузвельт сказал, что для надёжности нужно разделить её на 107 княжеств. Но Черчилль заметил, что на его взгляд 5 или 6 больших частей будут лучше. Сталин повторил, что «немцы во всяком случае должны быть разбиты так, чтобы не смогли объединиться, и предложил направить вопрос в трёхстороннюю европейскую консультативную комиссию, учреждённую на Московской конференции для подготовки немецкой капитуляции и долговременной оккупации.
В самом конце конференции Черчилль вернулся к проблеме польских границ и сделал формальное предложение, что они могут быть проведены по линии Керзона на востоке и по реке Одер на западе. Сталин сказал: «Русские не имеют свободных ото льда портов на Балтийском море. Следовательно русские нуждаются в незамерзающих портах в Кёниксберге и Мемеле… Русские нуждаются в крупном куске немецких территорий. Если англичане решат отдать нам эти территории, мы поддержим формулу, предложенную Черчиллем». Черчилль ответил, что он изучит это очень интересное предложение.
7 декабря 1943 года факт, что совещание Большой Тройки состоялось в Тегеране, был объявлен миру, и совместная фотография Черчилля, Рузвельта и Сталина, сделанная во время конференции, была опубликована в прессе союзников. Коммюнике от имени трёх лидеров объявляло, что:
«Мы выражаем решимость, что наши нации будут вместе работать в войне и мире, который последует после войны. Наше руководство собралось за круглым столом переговоров, и теперь мы имеем согласованные планы по уничтожению немецких сил. Мы полностью согласовали районы и выбор времени операций, которые будут проводиться с востока, запада и юга… Мы уверены, что наше согласие обеспечит после победы длительный мир… Мы пришли сюда с надеждой и решимостью. Мы расстаёмся друзьями по делам, духу и намерениям».