Страница 44 из 66
Падение шиитского калифата после двух столетий его периодически славного правления, как и следовало ожидать, немедленно нанесло ущерб секте ассасинов, которые как и во времена Гассана ас-Саббаха, ещё ждали, что Фатимиды воспрянут от летаргии и начнут новый золотой век шиизма. Видя, что эта мечта уходит навсегда, члены секты были настолько обескуражены, что их сирийский руководитель Рахидеддин Синан, «Старец горы», отправил Амори послание, заявляя, что готов обратиться в христианство со всеми своими сторонниками. Ассасины тогда владели многими крепостями и городами в Центральной Сирии, где вели относительно мирную жизнь. В последние годы они вроде бы отказались от впечатляющих операций. Рахидеддин, разумеется, ещё имел в своём распоряжении несколько групп превосходно натренированных убийц, а также преданных ему предсказателей, но многие адепты этой секты стали добрыми крестьянами, которым нередко приходилось платить регулярную дань ордену тамплиеров.
Обещая обратиться в христианство, «старец» надеялся, помимо прочего, избавить своих сторонников от налога, который полагалось платить только нехристианам. Тамплиеры, чьё отношение к собственным финансовым интересам было далеко не поверхностным, с беспокойством следили за контактами между Амори и ассасинами. Когда стала просматриваться возможность соглашения, они решили расстроить его. В 1173 году послы Рахидеддина отправились на встречу с королём, тамплиеры подстерегли их и перебили. Никогда больше об обращении ассасинов речь не шла.
Независимо от этого эпизода, упразднение фатимидского калифата имело ещё одно столь же важное, как и непредвиденное последствие: оно дало Саладину политическую значимость, которой он до того не имел. Нуреддин, очевидно, не ожидал такого результата. Кончина калифа вместо того, чтобы низвести Юсуфа в ранг простого представителя сирийского владыки, сделала его полновластным сувереном Египта и законным хранителем сказочных сокровищ, накопленных павшей династией. С этого времени отношения между двумя правителями всё больше обострялись.
Вскоре после описанных событий, Саладин направил на восток от Иерусалима смелую экспедицию против франкской крепости Шаубак и, когда её гарнизон уже, казалось, был готов сдаться, Саладин вдруг узнал, что Нуреддин идёт во главе своих войск, чтобы принять участие в операции. Не медля ни секунды, Юсуф велел своим людям свернуть лагерь и скорым маршем возвращаться в Каир. В письме к сыну Зенги он объяснил свой стремительный уход якобы начавшимися волнениями в Египте.
Но Нуреддин не позволил водить себя за нос. Обвинив Саладина в вероломстве и измене, он поклялся лично отправиться в страну на берегах Нила, чтобы наконец взять дело в свои руки. Обеспокоенный молодой визирь собрал своих ближайших соратников, среди которых был и его отец Айюб, и стал советоваться с ними, как действовать на случай, если Нуреддин осуществит свою угрозу. В то время, как некоторые эмиры изъявляли готовность поднять оружие против сына Зенги, и сам Саладин, казалось, разделял их мнение, Айюб вмешался дрожа от гнева. Обращаясь к Юсуфу как к уличному мальчишке, он заявил: «Я твой отец, и если здесь есть тот, кто тебя любит и желает тебе добра, так это я. И всё же знай, что если Нуреддин придёт, ничто не сможет помешать мне пасть перед ним ниц и целовать землю у его ног. Если он прикажет мне отрубить тебе голову моей саблей, я сделаю это. Потому что эта земля принадлежит ему. Ты напишешь ему следующее: «Я узнал, что ты желаешь направить войска в Египет, но тебе не нужно этого делать; эта страна — твоя, и тебе достаточно прислать мне коня или верблюда, чтобы я явился к тебе смирный и покорный»».
После этого собрания Айюб сказал своему сыну наедине: «Клянусь Аллахом, если Нуреддин попытается забрать у тебя хоть пядь земли, я буду биться с ним до смерти. Но зачем тебе показывать свою гордость открыто? Время на твоей стороне, позволь провидению вершить дело!». Юсуф согласился с отцом и послал в Сирию предложенное им письмо, и успокоенный Нуреддин в последний момент отказался от своей карательной экспедиции. Но Саладин, наученный этим тревожным событием, послал одного из своих братьев, Тураншаха, в Йемен с задачей завоевать эту горную страну к юго-западу от Аравии, чтобы создать там убежище для семьи Айюбов на случай, если сын Зенги вновь задумает обрести контроль над Египтом. Йемен был оккупирован быстро и без большого труда… «от имени царя Нуреддина».
В июле 1173 года, меньше чем через два года после несостоявшегося рандеву у Шаубака, произошёл аналогичный инцидент. Саладин отправился воевать на восточный берег Иордана, Нуреддин собрал свои войска и выступил ему навстречу. Но в очередной раз, напуганный перспективой свидания со своим повелителем, визирь поспешил вернуться в Египет, сообщив, что его отец находится при смерти. Действительно, Айюб как раз в это время впал в кому в результате падения с лошади. Но Нуреддин не был готов к тому, чтобы удовольствоваться этой новой отговоркой. И когда в августе Айюб умер, Нуреддин понял, что в Каире у него нет больше ни одного человека, которому он бы мог полностью доверять. Поэтому он решил, что настал момент взять египетские дела в свои руки.
Нуреддин начал приготовления к тому, чтоб вторгнуться в Египет и отобрать его у Салахеддина Юсуфа, ибо он пришёл к мысли, что тот избегает войны против франков из-за нежелания объединиться с ним.
Наш хронист Ибн аль-Асир, которому во время этих событий было четырнадцать лет, определённо занимает сторону сына Зенги.
Юсуф предпочитал иметь у себя на границе франков, нежели быть непосредственным соседом Нуреддина. Последний написал в Мосул и другие страны с просьбой прислать ему войска. Но, когда он готовился идти со своими солдатами в поход на Египет, Аллах дал ему приказ, который не подлежал обсуждению.
Действительно, правитель Сирии внезапно серьёзно заболел по-видимому очень тяжёлой формой ангины. Его врачи прописали ему кровопускание, но он отказался. «Человеку шестидесяти лет кровь не пускают», — сказал он. Пробовали другие средства, но ничто не помогло. 15 мая 1174 года в Дамаске было объявлено о смерти Нуреддина Махмуда, святого князя, моджахеда, объединившего мусульманскую Сирию и создавшему предпосылки для объединения арабского мира в решающей борьбе против захватчиков. Во всех мечетях по вечерам собирались, чтобы читать стихи из Корана в его память. И несмотря на то, что Саладин последние годы был в конфликте с покойным, он постепенно превратился из его соперника в продолжателя его дела.
Но, по крайней мере поначалу, родственники и соратники умершего руководствовались по отношению к Юсуфу злопамятностью, опасаясь, что он воспользуется общей неразберихой, чтобы напасть на Сирию. Поэтому, чтобы выиграть время, постарались задержать отправку сообщения в Каир. Но Саладин, имевший друзей повсюду, послал в Дамаск голубиной почтой искусно составленное письмо: «От нашего заклятого врага нам пришла весть о владыке Нуреддине. Если, упаси Аллах, это известие правдиво, нужно прежде всего избежать того, чтобы в сердцах установилось разделение, и безрассудство возобладало в умах, ибо только враг извлечёт из этого пользу».
Но несмотря на эти дипломатичные слова, вражда, вызванная возвышением Саладина, стала непримиримой.
Глава десятая
Слёзы Саладина
Ты зашёл слишком далеко, Юсуф; ты перешёл всякие границы. Ты всего лишь слуга Нуреддина, но теперь ты хочешь захватить власть для себя одного? Но не строй себе иллюзий, ибо мы, поднявшие тебя из небытия, сумеем вернуть тебя обратно!
Несколькими годами позже это предостережение, присланное Саладину знатными людьми Алеппо[41], показалось бы абсурдным. Но в 1174 году, когда правитель Каира начинал становиться главной фигурой арабского Востока, его достоинства были очевидны ещё не всем. В окружении Нуреддина как при его жизни, так и после его смерти, имя Юсуф не произносили. Чтобы обозначить его, использовали слова «выскочка», «неблагодарный», «изменник», или чаще всего «наглец».
41
Письмо из Алеппо, как и большинство посланий Саладина, содержится в «Livre des deux jardins» («Книга двух садов»), произведении дамасского хрониста Абу-Шама (1203–1267). Она является ценным сборником официальных документов, которые больше нигде нельзя найти (прим. авт.).