Страница 66 из 66
Ибн Джубаир имел основания для беспокойства, поскольку он обнаружил на дорогах сегодняшнего Южного Ливана явление, чреватое последствиями: хотя понимание справедливости у франков сопровождалось некоторыми чертами, которые, как подчёркивает Усама, можно было охарактеризовать как «варварские», их общество обладало преимуществом «раздатчицы прав». Понятие «гражданин» ещё, конечно, не существовало, но феодалы, рыцари, духовенство, учебные заведения, горожане и даже «неверные» крестьяне имели прочно установленные права. На арабском Востоке судопроизводство было более рациональным, но оно, тем не менее, никак не защищалось от княжеского произвола. Это, конечно, замедляло развитие торговых городов и эволюцию идей.
Реакция Ибн Джубаира заслуживает особого внимания. Будучи достаточно честным, чтобы признать достоинства «заклятого врага», он тем не менее разражается проклятиями, понимая, что порядочность франков и их хорошее управление представляют серьёзную опасность для мусульман. Не повернутся ли они спиной к своим единоверцам и к своей религии, если обретут благополучие в обществе франков? Вполне понятная позиция путешественника тем не менее выражает симптомы болезни его единоверцев: в течение всей эпохи крестовых походов арабы отказывались воспринимать идеи Запада. И это, по-видимому, самый пагубный результат агрессии, жертвой которого они стали. Для захватчика овладение языком побеждённого народа является вопросом способности, для последнего же овладение языком победителя становится компромиссом и даже предательством. Действительно, было много франков понимавших арабский язык, тогда как жители этих стран, за исключением некоторых христиан, оставались невосприимчивыми к языкам западных пришельцев.
Можно привести множество примеров этого явления, поскольку во всех своих владениях франки учились у арабов: и в Сирии, и в Испании и на Сицилии. То, что они при этом получали, было необходимо для их дальнейшей экспансии. Наследие греческой цивилизации стало доступно Западной Европе лишь при посредстве арабов, которые были переводчиками и продолжателями греков. В медицине, астрономии, химии, географии, в математике и архитектуре франки обретали свои знания из арабских книг, которые они усваивали, которым подражали и которые превосходили. Об этом и поныне свидетельствуют слова: зенит, надир[60], азимут, алгебра, алгоритм и даже самое обиходное слово «цифра». В области производства европейцы сначала восприняли, а затем улучшили арабские технологии производства бумаги, выделки кожи, изготовления текстильных изделий, получения алкоголя и сахара — ещё два слова, заимствованные из арабского. Отнюдь не стоит забывать и о том, в какой степени европейская агрокультура обогатилась от восточных контактов: абрикосы, баклажаны, лук-шарлот, апельсины, арбузы… Список «арабских» слов нескончаем…
Но если для Западной Европы эпоха крестовых походов была началом подлинной революции, и экономической и культурной, то на Востоке эти священные войны закончились долгими веками упадка и мракобесия. Атакованный со всех сторон, мусульманский мир ополчился сам на себя. Он стал боязливым, оборонительным, нетерпимым, бесплодным, причём это положение ухудшалось по мере того, как продолжалась планетарная эволюция, от которой мир ислама чувствовал себя отстранённым. Прогресс был чужим. Модернизм был чужим. Следовало ли мусульманам утверждать свою культурную и религиозную идентичность, отвергая этот модернизм как символ Запада? Или следовало, напротив, решительно встать на путь модернизации, рискуя потерять свою идентичность? Ни Ирану, ни Турции, ни арабскому миру не удалось решить эту дилемму; и по этой причине мы и сегодня являемся свидетелями зачастую резкого чередования фаз насильственного приобщения к западным ценностям и фаз крайнего фундаментализма с сильным привкусом ксенофобии.
Будучи одновременно поражён и напуган этими франками, которые были известны как варвары, которые были побеждены, но которые затем сумели стать хозяевами Земли, арабский мир никак не может отважиться признать крестовые походы всего лишь простым эпизодом минувшей истории. Часто приходится удивляться тому, до какой степени отношение арабов и в целом мусульман к Западу остаётся и поныне под воздействием событий, которые, как полагают, закончились семь веков назад.
Действительно, в канун третьего тысячелетия ответственные политики и религиозные деятели арабского мира постоянно вспоминают о Саладине, о падении Иерусалима и о его возвращении. И в народном восприятии и в речах некоторых официальных лиц Израиль уподобляется новому государству крестоносцев. Из трёх подразделений Армии освобождения Палестины одно до сих пор называется Гиттин, а другое — Айн Джалут. Президента Насера во времена его славы постоянно сравнивали с Саладином, который, как и он, объединил Сирию и Египет — и даже Йемен! Что же касается Суэцкой экспедиции 1956 года, она воспринималась как аналогичная походу 1191 года, как крестовый поход, осуществлявшийся французами и англичанами.
В самом деле, схожесть событий заставляет задуматься. Как не поразмыслить о личности президента Садата, вспомнив о том, как Сибт Ибн аль-Джаузи клеймил перед народом Дамаска «предательство» правителя Каира аль-Камиля, который осмелился признать вражеский суверенитет над Святым Градом? Как отличить прошлое от настоящего, когда речь идёт о борьбе между Дамаском и Иерусалимом за контроль над Голанскими высотами и долиной Бекаа? Как остаться бесстрастным наблюдателем, читая размышления Усамы о военном превосходстве захватчиков?
В мусульманском мире, постоянно подверженном внешней агрессии, невозможно помешать появлению чувства загнанности, которое обретает в лице некоторых фанатиков форму опасной одержимости: разве мы не видели, как 13 мая 1981 года турецкий гражданин Мехмет Али Агджа стрелял в папу, до этого объяснив в письме: «Я решил убить папу Иоанна Павла II, главнокомандующего крестоносцев»? Даже если отвлечься от этого индивидуального акта, очевидно, что арабский Восток всегда видел в Западе своего естественного врага. По отношению к нему любое враждебное действие — политическое, военное или связанное с нефтью, — являлось лишь законным реваншем. И нельзя сомневаться в том, что раскол между двумя мирами начался именно с крестовых походов, ещё и сегодня переживаемых арабами как акт насилия.
60
Астрономический прибор (прим. перев.).