Под кровом Всевышнего

— Где ты взял блины?

— Сам испек. Я видел, как мама месит и жарит, вот сам и испек. А малышу было всего пять лет. Однажды мы ели сладкие мясные котлеты, и все с недоумением переглядывались.

— Это я фарш подсахарил, чтобы вкуснее было, — сказал Федюша.

Я чувствовала его безграничную любовь, когда он бывал со мною в храме. Я стояла на клиросе, вокруг меня пел левый хор. Держать ребенка на руках было тяжело, я опиралась рукой на широкий обитый бархатом валик деревянной загородочки. Сидя на этих перилах, Федя засыпал, прижавшись ко мне. А на стене над Федей красовался во весь рост написанный его Ангел — святой великомученик Феодор Стратилат. Федюша в возрасте двух-трех лет мог спать на службе под пение хора, просыпался, целуя меня, улыбающийся, довольный.

Владыка Стефан

Однажды в Гребнево приехал служить обедню епископ Стефан. Феде было два года. Я взяла его в храм, где он проспал около меня всю службу. Владыка сказал прекрасную проповедь. Мне навсегда запомнились его слова: «Все вы, хозяюшки, каждый день чистите картошку. За этим делом нетрудно про себя читать Иисусову молитву. Так читайте ее: хотя пять, хотя семь минут, но ежедневно призовете Господа…».

Я видела Владыку Стефана, когда еще была школьницей, а Владыку звали тогда Сергей Алексеевич. Он был врачом. Родители мои говорили, что советуются с Сергеем Алексеевичем насчет здоровья папы и Сережи, но, кажется, это было не так. Зачем тогда уводили Сергея Алексеевича в папин кабинет? Зачем нас, детей, туда не пускали, пока Сергей Алексеевич был у папы? Я только впоследствии узнала, что Сергей Алексеевич был уже тайным священником, что он был тоже из «маросейских». Потом Сергей Алексеевич был арестован, отбыл ссылку, вернулся в Москву. А в начале 60-х годов Сергей Алексеевич был уже викарием Патриарха, епископом Можайским.

В Гребневе его принимали с большим почетом, все ему показывали как посетившему нас начальству. Отец Димитрий Слуцкий, наш настоятель, был инженером и прекрасным хозяином, ему было что показать. Он служил в Гребневе около десяти лет и обновил оба церковных здания, отстроил сторожки, сделал ограду. До отца Димитрия везде была гниль и грязь. Но батюшка нашил новые облачения, произвел внешний и внутренний ремонт обоих храмов, приучил народ ходить ко всенощной и отстаивать со свечкой в руке акафисты святым, которые он очень любил читать.

В день приезда Владыки отец Димитрий устроил обильный стол, созвал много гостей. Владыка Стефан был усажен среди духовенства за средним столом, а столы поставили буквой «П».

Я знала, что в доме у отца Димитрия нет энергичной хозяйки, что некому будет обслуживать праздничный стол, хотя старушки прихода приготовили всего в изобилии. Я смело вошла в столовую, когда все уже сели за стол. Обстановка была напряженная, все молчали, будто стеснялись при Владыке начать разговор. «Благословите, батюшка, обслужить дорогих гостей», — сказала я весело, проходя мимо отца Димитрия с блюдом горячей рыбы. Отец Димитрий вздрогнул, но, увидев меня, молча закивал. Я подошла сбоку к Владыке, положила ему на тарелку рыбу и сказала:

— Пожалуйста, Владыка, кушайте на здоровье. Я рада Вас видеть, а Вы меня не узнаете?

— Нет, узнал, Вы похожи на своих родителей. Я слышал, что Вы где-то в Гребневе живете…

— Да, лет двадцать пять прошло со дня нашей последней встречи. Теперь Бог привел меня свить здесь свое гнездышко. Вот и дом наш виден из этого окошка!

— Очень рад, очень рад, — говорил Владыка Стефан, улыбаясь.

Я продолжала обслуживать стол, забирала грязную посуду, разносила горячее. Еще несколько раз мы с Владыкой за это время перемолвились друг с другом. Владыка спрашивал о здоровье моих родителей, передавал благословение моему супругу. Лицо его сияло, как будто он встретил своих родных. Видя радостное настроение Владыки, присутствующие оживились, тягостное молчание прекратилось.

Мне хотелось, чтобы Владыка благословил моих детей, ведь его все считали (кто его лично знал) исповедником, святым человеком. Когда был окончен послеобеденный осмотр территории храмов и служебных построек, отец Димитрий пошел провожать Владыку к воротам ограды, за которой уже стояла легковая машина. Духовенство шло за Владыкой, а вдоль дорожки я выстроила своих ребятишек. Они протянули ручонки, прося благословения. Владыка бережно, благоговейно осенял каждого крестом. Двухлетнего Федюшу оттеснили назад, тогда я сказала: «Владыка, вот еще один, младший, тут…», — и я раздвинула столпившихся детей.

Владыка взглянул на Федю и тихо ахнул. Чему, казалось, удивляться? Малыш в темно-синем бархатном остроконечном капюшончике.

Но Владыка уже не смотрел на него, а медленно поднимал кверху свою голову, пока взгляд его не достиг чего-то необычайного, пред чем Владыка застыл, так и оставшись стоять с поднятой рукой. Все кругом замерли. «Благословите ж малютку, Владыка», — с трепетом сказала я. Владыка Стефан низко склонился над младенцем, осеняя его крестом. Когда машина отъезжала, дети махали Владыке ручками, а он через стекло благословлял их. Что увидел Владыка в небесах над моим крошкой? Будущее покажет.

Музыкальная школа

С третьего класса наш Коленька начал учиться в московских школах — в общеобразовательной и музыкальной. Это предложили мои родители, когда гостили у нас летом во время отпуска Николая Евграфовича. Они видели, что старший внук их одарен большими музыкальными способностями, играет на скрипке, охотно ходит заниматься музыкой и пением к слепому старичку Ладонычеву Ивану Александровичу — регенту церковного хора. А во дворе дома №20, где проживали в Москве мои родители, в тот год открылась музыкальная школа. Чтобы попасть туда, дети проходили большой конкурс, после которого их распределяли на разные инструменты. Вступительные экзамены были уже позади, а мы никак не могли решиться расстаться с нашим первенцем. Нам обещали привозить его домой на выходные дни и каникулы. Коленьку соблазняли тем, что он будет часто видеться со своим дорогим папочкой, так как отец Владимир проводил время от утренней до вечерней службы на квартире наших старичков. Я говорила Коле: «Как ты хочешь. Нам больно расставаться с тобою, но мы с папой понимаем, что такого образования, какое ты будешь получать в Москве, мы здесь в Гребневе тебе дать не можем».

Наконец все решили так: если Колю беспрепятственно примут в музыкальную школу, то, значит, есть воля Божия на то, чтобы жить ему у бабушки с дедушкой. В последних числах августа бабушка повезла своего любимца, чтобы показать его учителям музыкальной школы. Вернувшись, бабушка рассказала нам следующее: «Нас приняли холодно, сказали, что группы уже укомплектованы, что мы опоздали, что надо было начинать учить ребенка музыке с семи лет, отдав его в подготовительные классы». Но Зоя Вениаминовна не сдалась. Она сказала, что музыкой Коля занимался с шести лет, что может сыграть «Сурка» на скрипке, что Коля хорошо поет. Тогда дирекция попросила педагога проверить у Коли слух. Коля не играл на фортепиано, но часто слышал игру бабушки и Ивана Александровича. Когда Колю поставили спиной к инструменту и ударили по клавише, то мальчик тут же показал верную ноту. Тогда педагог ударил одновременно по двум клавишам, велел Коле отыскать их.

— Спой их!

Он чисто спел. Педагог нажал сразу на четыре клавиши, Коля обернулся и нашел каждую из четырех.

— Абсолютный слух! — сказал педагог. — А если я тебе сразу пять звуков в один солью — как, ты отыщешь и их? Попробуй!

— Вот этот я слышал, также и этот, и этот, и вот этот и еще один — вот этот! — победоносно сказал Коля.

Учительница выбежала и стала звать директора:

— Идите сюда! Мы нашли мальчика с абсолютным слухом! В одном аккорде он слышит пять нот!

— Не может быть! — отозвался директор, однако пришел и также сам проверил слух Коли. — Да, такого надо взять, поразительно!