Чернильные стрелы

– Расплющат, разотрут в пыль, разметают в разные стороны и скажут, что так и было.

С этим Вагнер не стал даже спорить. Он погладил своего коня по черной, с белой полоской морде и, не глядя на витаньери, спросил.

– Вы со мной, Тойло?

– Да, три короля нам на две задницы! Но, мать Ваша блудная, почему я?!

Ростримо всем телом повернулся к Шаэлью и медленно, тихо произнес:

– Потому что у Вас в глазах, Тойло, тоска. Словно Вы только что сбежали от одной тайны, испугались. И боитесь себе в этом признаться. А у меня для Вас как раз запасная.

Глава 3. 

Дорога заняла все же больше времени, чем планировал Панари. Сольфо умудрилась ушибить копыто, на самом верху перевала пришлось распрягать ее и заводить в ручей. Все равно ничем кроме холодной воды сейчас лошадке было не помочь. Олег же в это время сначала залез под телегу, рассматривая устройство рессор и поворотного переднего моста, затем звенел сломанными механизмами в кузове. Любопытный он.

Последнюю ночь перед въездом в Контрарди путешественники провели на заброшенной ферме. Люди тут не жили уже лет сто, наверное, но каменный дом неизвестный хозяин в свое время выстроил добротно. И хотя потолочные балки давно сгнили, Панари всякий раз находил время, чтобы кинуть на стены несколько лесин и закидать их сверху еловыми лапами. Зато в непогоду тут его ждало хорошее укрытие от ветра, дождя, а иногда и снега.

Пока мастер разводил костер в старом очаге, Олег с выражением восторга на лице принялся исследовать руины. И вот ведь: сколько лет здесь ездил пуйо Коста, но ничего интересного не находил, а явный чужак за четверть часа умудрился откопать жестяную коробку, рассыпающуюся в руках, а в ней – бронзового Вавва. Идол, которого в незапамятные времена почитали как покровителя урожаев, святыми братьями когда-то изничтожался со всем рвением, на которое они только были способны. Но с не меньшим упорством масари продолжали втихаря возносить ему мольбы о своих пашнях, не брезгуя иногда и кровавыми жертвами. Панари читал, что обычно просто вскрывали жилу и окропляли статуэтку, но в голодные годы Вавв порой получал полноценную жатву – ребенка. Творец этого одобрить не мог, и за почитателями идола охотились.

Давно уже не было слышно о поклонении Вавву, и находка Олега у ценителей старины, которых в Контрарди предостаточно, могла потянуть на пару королей. А если выяснится, что этот идол еще какой-то особенный, то и на все десять, если не больше. Панари даже не стал счищать зеленую патину, вспомнив, что ее тоже очень ценят на таких вещах.

В город въезжали ближе к вечеру, но еще засветло. Спутники наслаждались теплом, оставшимся от дневной жары, согреваясь после промозглого холода гор. Каждый раз мастер клялся себе, что в следующую поездку точно возьмет теплый свитер и плащ, но все равно выезжал в тонкой камизе и легкой парусиновой куртке. Олег же в своей одежде незнакомого покроя утром совсем продрог, что мелко дрожал, завернувшись в грязную мешковину. Переодеться ему было все равно не во что: упитанный, хотя и не толстый, чужак все равно бы утоп в вещах мастера.

Но сейчас он сидел на козлах и восхищенно крутил головой. Хотя смотреть вроде было не на что, для чужака вид Контрарди определенно был экзотичным.

Город вообще появляется театрально, если ехать к нему с запада: дорога огибает очередной отрог Контрала, круто забирает вправо и под уклон, и внезапно глазам путешественника открывается великолепный вид на равнину. Среди буйства зеленого моря, на половине пути к горизонту раскинулась старая столица, чьи золоченые шпили видны даже с такого расстояния. И хотя Панари видел все это уже и не сосчитать сколько, все равно при приближении к тому самому повороту у него каждый раз начинался нетерпеливый мандраж, всегда ждал, когда в глаза, привыкшие к сосново-еловому полумраку гор, ударит яркий солнечный свет, и сверкнут яркой точкой в прозрачном воздухе крыши Контрарди, до которых, на самом деле, ехать еще половину дня.

За двадцать крепов до города начались загородные поселения контрардийских пуаньи. Домов простолюдинов тут почти не было – имения в большинстве своем фамильные, не продающиеся ни за какие деньги. Тем более что от податей они освобождены по древнему праву благородной крови.

Особняки стояли чуть в стороне от тракта, поэтому разглядеть их Олег не мог, зато, когда телега въехала в предместья, он только и вертелся на скамье, вглядываясь в обычные дома и банальную городскую жизнь.

– Панари, дать айфон.

– Дай, а не дать.

– Да, дай айфон.

– А где «пожалуйста»? – проворчал мастер, но вытащил из сумки требуемое.

«Айфон», значит, не «офон».

Олег взял артефакт и куда-то нажал. Но вдруг выругался на своем языке. Точно, он же забыл, что механизм умер. Забавно.

Чужак протянул айфон обратно и вновь закрутил головой по сторонам.

Ничего необычного здесь не было, обычные предместья, которым не хватило места за городской стеной. По закону тут нельзя возводить никаких каменных построек, только дерево. Это объяснимо: случись война, и враг подступит к Контрарди, все эти кварталы будут безжалостно сожжены самими горожанами. Незачем дарить осаждающим прочные укрытия. Слободские управы с каждого дома собирали каменную подать – деньги, на которые когда-нибудь будет сооружено еще одно кольцо высоких стен. Вот тогда здесь отстроятся настоящие городские кварталы с каменными и кирпичными домами, улицы замостят, а предместья снова начнут липнуть уже к новым границам города. По слухам, до этого еще было далеко, скорее всего, это поколение слободских настоящими горожанами так и не станет: воздвигнуть полноценные стены такой длинны – это ужас как дорого.

Когда-то Панари и сам жил тут, как раз с этой стороны города, хотя и севернее. Слобода Вокри была его домом почти десять лет, пока он не смог позволить себе дом с мастерской в Новом городе. Жизнь в предместье была, конечно, дешевле, но, во-первых, статус, а во-вторых, спокойствие. Войны Коста не боялся, даже не думал о том, что она может случиться, но простая жизнь порождает простые нравы. Все же за стенами, пусть даже внешними, ночная прогулка – это всего лишь прогулка. А вот в слободе она может закончиться потерей кошелька, а то и жизни. Стражи тут меньше, и следит за порядком она отнюдь не так строго. В Северной слободе солдаты вообще скорее заботятся о собственной безопасности, а не о спокойствии жителей. Хотя северских, пожалуй, побеспокоишь…

Потом в предместьях все же не очень чисто. В Вокри еще ничего, но все равно – запрет на мощение улиц так или иначе подразумевает грязные лужи после дождя и пыль в сухую погоду. Мусорщики порой забывают приезжать к поганым местам, и от тех на жаре исходит смачная вонь. А сжигать страшно: сколько слобод в истории ойкумены полностью выгорало от одного маленького костерка. И страх проснуться однажды в море огня тоже подталкивал Панари переехать за стены. Заплатить, конечно, пришлось много, но жить механику стало куда как спокойнее.

Поэтому слободы он проезжал без какой-либо ностальгии и интереса и обрадовался уже виду городской стены. Ближайшие постройки отстояли от нее на сто гло – тоже закон – ров выложен камнем, в нем все так же тихо текла вода. Со стороны предместий его огораживал деревянный парапет, чтобы никто спьяну лишний раз не падал. Панари покосился на Олега. Угадал: тот рассматривал куртины и мощный барбикан с восторгом ребенка, которому старый стражник дал подержать свой потертый меч. И даже разрешил вытащить его из ножен. Экипаж выехал на мост, рыжая Сольфо зацокала копытами по дубовым доскам настила. Гвардейцы не обратили на спутников ни малейшего внимания, как и на прочих горожан, снующих в обе стороны. Уже давно ворота Контрарди не закрывались, хотя и содержались в полном порядке. Мастер обратил внимание, что петли сверкали свежим маслом.