Убежище

Историк оказался вполне сведущим человеком.

— И вот я никак не пойму одного, — заключила она. — Кто-то готов проливать кровь людей, стремясь завладеть книгой, но в целях, которые ставили перед собой эти ученые, не просматривается ничего злонамеренного. Так о чем же книга?

Боустани усмехнулся:

— Может быть, дело в «иксире».

— В чем?

— Речь идет о самой древней мечте человека. Понимаете, вы же смотрите на все с рациональной точки зрения.

— Мне это уже говорили.

— Вы читали о достижениях ученых-философов, которые легко объяснить и наглядно продемонстрировать. Но, как вам известно, они не ограничивались изучением какой-либо одной дисциплины. Их интересовало все, что известно человеку, они стремились овладеть таинственными силами природы и во всех областях науки стать путеводными огнями. Потому-то они изучали медицину, физику, астрономию, геологию… Их одолевала жажда знаний, помогавшая им совершать множество научных открытий. Они изучали анатомию человека, для чего производили вскрытие трупов; установили законы взаимодействия небесных тел в пределах Солнечной системы… Но рано или поздно каждый из них неизбежно приходил к увлечению алхимией.

— Алхимия?! Но ведь они были учеными, а не какими-нибудь шарлатанами!

— Алхимия и являлась настоящей наукой, — невозмутимо возразил Боустани. — Без нее мы до сих пор добывали бы огонь трением.

И он стал рассказывать о раннем периоде истории человечества, когда наука и религия находились в очень сложных отношениях, и о возникновении алхимии.

Боустани объяснил, как древние греки отделили науку — в те времена в основном сводившуюся к изучению астрономии и «хемеи», что означает «смешивание» различных материалов, — от религии, и рассказал о том, к каким поразительным результатам это привело.

— Науки обязаны своим процветанием пытливому уму ученых и мыслителей, стремившихся найти всему рациональное объяснение, — говорил ей Боустани. — Все изменилось после того, как Птолемей, один полководцев Александра Великого, захватил Египет. Александрия — город, основанный великим завоевателем и названный в его честь, — стала центром передовой науки, что подтверждает ее богатейшая легендарная библиотека. Захватчиков поразили знания египтян в области «хемеи», хотя в них отразились их религиозные представления и навязчивая идея о существовании загробной жизни. И в результате греки восприняли их науку и религию. «Хемея» стала переплетаться с мистицизмом, и тех, кто ею занимались, считали посвященными в темные тайны жизни и смерти. Астрологов и ученых, занимающихся «хемеей», стали бояться так же, как и жрецов. Ученые сочли нежданно-негаданно свалившуюся на них репутацию магов и колдунов довольно удобной и основали нечто вроде замкнутой касты, скрывая свою деятельность за завесой таинственности. А стремясь придать своим трудам еще больше мистики, они стали писать их символами, понятными лишь посвященным.

Вот так и слились воедино наука и магия.

И в результате наука — я говорю о серьезной науке — оказалась в весьма сложном положении. Подозрительное отношение окружающих вынуждало ученых работать изолированно, не делиться с другими своими достижениями, равно как и неудачами. Досаднее всего, подобная практика вызвала появление всякого рода мошенников и шарлатанов, которые еще больше компрометировали настоящую науку. Плутов больше всего соблазняла идея превращения в золото одного из основных металлов. Такими опытами занимались все кому не лень, размах их уже выходил из-под контроля, но появившиеся на арене Европы две силы положили конец развитию науки. Во-первых, император Диоклетиан, опасавшийся, что дешевое золото подорвет экономическую основу его правления, приказал сжечь все известные труды по «хемее». Второй силой явилось христианство, чьи адепты категорически отвергали науки, считая их еретическими, языческими учениями. Таким образом, христианская Римская империя отказалась от греческих учений, а Восток, напротив, подхватил и усвоил их.

В седьмом веке многочисленные арабские племена, обитавшие на полуострове Аравия, объединились под знаменем новой религии и начали наступление на Азию, Европу и Африку. Завоевав Персию, они обнаружили там разрозненные труды греческих ученых и прониклись к ним глубоким интересом. «Хемея» стала называться «ал-хемеей»: арабская приставка «ал» означает определенный артикль. Судьба вручила греко-египетскую алхимию арабским ученым, добросовестно служившим ей на протяжении пяти столетий и значительно продвинувшим ее вперед.

Золотой век окончился с вторжением варваров — монголов и турок. Затем настала эра великих Крестовых походов. Когда христианские войска Иберийского полуострова отвоевывали у мавров Испанию и Португалию, они попутно ставили перед собой задачу вернуть в Европу утраченные знания греческих и арабских ученых. Благодаря усилиям переводчиков, неустанно трудившихся в Толедо и в других средоточиях образованности, научное наследие Востока обрело новое рождение на Западе.

Ал-хемея стала называться алхимией и спустя столетия получила название химии, одной из самых важных наук.

— Ученые-философы достигли выдающихся успехов в области химии, — рассказывал Миа Боустани. — Они изобрели кислоты, сплавы металлов и синтезировали новые химические элементы. Но на протяжении веков наибольшие усилия они прилагали к тому, чтобы найти одно вещество.

— Золото, — подсказала Миа.

— Конечно, его. Заманчивая идея получить золото не покидала головы самых благоразумных и трезвых химиков. В определенный момент своей карьеры каждый из них всецело отдавался идее, больше всего интересовавшей их патронов, халифов и имамов, — идее превращения металлов в золото.

Миа задумалась. Находясь в квартире Корбена, она просмотрела краткую биографию Джабира ибн Хайяна, которого позднее европейцы называли Гебером. Считалось, что непонятные письмена, которыми были написаны его труды, и породили слово «тарабарщина». Он умел изготавливать сильнодействующие кислоты, но, кроме того, много и с успехом работал над превращением металлов. Тогда Миа не обратила на это особого внимания, поскольку считала — это, как любил говорить Корбен, не имело отношения к находкам в лаборатории хакима.

— Вряд ли здесь дело в золоте.

— Почему?

— Я вам не все сказала, — поколебавшись, призналась она. — Мы считаем, за всем этим стоит один человек. Он… Он проводил кое-какие таинственные медицинские опыты.

— Над людьми? — помолчав, спросил Боустани.

— Да.

Боустани помолчал, очевидно, обдумывая информацию.

— В таком случае, вполне возможно, он интересуется именно «иксиром».

— Опять вы про «иксир»! Да что это значит?

— Это древнейшая мечта человека. Ей посвящен «Эпос о Гильгамеше», самый древний памятник письменности. — Историк явно наслаждался, не отвечая прямо на вопрос Миа.

За время короткого знакомства она привыкла к его манере поддразнивать. И хотя в принципе не имела ничего против, сейчас она потребовала более подробных объяснений.

Боустани рассказал, что для Авиценны и других ученых философов недостающей частью головоломки по превращению металлов в золото являлся катализатор, который регулировал бы правильное соотношение основных металлов. Древняя традиция заставляла их считать, что катализатор представляет собой сухой порошок. Греки называли его «ксерион», что значит сухой. На арабском это слово звучало как «аль-иксир». Спустя столетия европейцы назвали так и не найденный «аль-иксир» эликсиром. И поскольку ученых того времени считали философами, а сухой порошок, как полагали, происходил из земли, то его стали называть «философским камнем».

— Алхимики склонны были приписывать этому загадочному веществу самые разные свойства, — продолжал Боустани. — Помимо свойства служить катализатором для создания немыслимого богатства, полагали, что он обладает способностью излечивать от всех болезней и даже подарить его обладателю бессмертие. В конце концов алхимики поставили себе задачу найти эликсир, способный превращать металлы в золото и одновременно подарить человеку бессмертие.