Страница 62 из 118
Дело в том, что, как догадывается читатель, здесь находилась часть Славчовой дружины, к которой принадлежала и Вылкана. Исполин был сам Славчо, остальные двое — белимельцы.
С приходом Найдена, втайне водившего дружбу с юнаками, их стало пятеро.
Все уставились на него.
— Ну что, Найден? — спросил Славчо.
— Не хочет.
— Не хочет?
— Окаянный! — сказал Найден, кидая свой мешок в угол.
— Расскажи толком, — велел воевода.
Найден передал подробно свой разговор с Недю.
— Вот как? Грозится голову мою на кол своего плетня насадить? — переспросил Славчо, гневно сверкнув глазами.
Найден подтвердил.
— Где он теперь?
— Дома.
— Вылкана, оставь Владко. Все идем! — приказал Славчо.
Видимо, все были согласны с решением Славчо, о котором они заранее догадывались, и тотчас собрались идти за ним.
Вылкана отстранила ребенка.
Владко тревожно захныкал:
— Мама, мама!
— Побудь здесь, детка. Мама сейчас вернется. Мы сходим в гости к одному чорбаджии, — сказала ему Вылкана, вскидывая за спину, поверх короткой грубошерстной накидки, ружье.
Но так как Владко продолжал всхлипывать, она опять наклонилась к нему и несколько раз поцеловала его в голову. Потом вышла. Во дворе ее ждали товарищи.
Немного посовещались.
— Не нагрянуть ли к нему со стороны Стаменовых, Найден? — обратился Славчо к овчару, у которого тоже было ружье.
— Залезем от Стаменовых на каменную ограду и спустимся по груше к нему во двор.
— Ты перелезай первый.
— Да, я впереди: меня собаки знают, я их приманю…
— Жену его и ребят не трогать!
— Только самого.
— А с ним как?
— Прикончить — и дело с концом?..
— Нет, не надо.
— А как же?
— Чорбаджию предоставьте мне, — властно промолвил Славчо.
Пошептавшись еще немного в темноте, дружина двинулась дальше. Впереди шел Славчо, рядом с ним — Вылкана. За ними — трое остальных.
На спящем небе тихо мигали звезды. Вся природа уже предалась покою. Вокруг таинственными безмолвными чудищами высились темные силуэты ореховых и других деревьев.
Улица совершенно обезлюдела.
Слышались только шаги пятерых.
Минут через десять дружина остановилась у ограды Недю. Став ногой на плечо товарища, Найден ловко переметнулся к чорбаджии во двор.
Утром село было в страшном волнении.
Разнесся слух, что разбойники увели в лес чорбаджи Недю, — прямо из постели вытащили в чем был!
Никто не сомневался, что это дело рук Славчо.
Жители села искренно, от всей души радовались тому, что Славчо избавил их от мироеда.
Но что теперь будет? Как бы не нагрянули опять запти, не начали хватать, допрашивать, пускать по миру!
Час от часу в Бели-Меле росли тревога и страх.
Они достигли высшей точки, когда жители окончательно убедились, что не кто другой, а именно Славчо был ночью со своей дружиной у них на селе.
За селом, на берегу Огосты, оказался сдвинутым один из больших камней; под ним обнаружена только что вырытая глубокая ямка, а на куче выкинутой земли — рассыпанные меджидии и несколько лир.
Значит, вот где была закопана видинская казна, и только нынче ночью Славчо откопал ее!
Домочадцы Недю оглашали дом душераздирающим плачем.
Но плакали только в этом доме.
Всюду на селе исчезновение Недю вызвало живую радость.
— Уж коли попал в руки Славчо, живым не уйдет, — говорили селяне.
— Наконец-то! Так ему и надо. Поделом.
— Дай бог побольше сил таким юнакам, как Славчо. За что ни возьмется — в грязь лицом не ударит, молодец!
— Недю и впрямь зверь — хуже турка; Славчо его одного убрал, да это лучше, чем десятерых турок…
Эти и другие жестокие выражения злорадства не сулили чорбаджи Недю ничего хорошего…
Прошло довольно много времени, а судьба его оставалась неизвестной.
Сельский староста Бели-Мела сообщил об исчезновении Недю в Берковицу; опять приезжали запти, допрашивали, делали обыски и на селе и в окрестностях, но никаких следов пропавшего так и не обнаружили.
Наконец власти махнули рукой и прекратили розыски.
— Из-за паршивого гяура не стоит трудиться, — решили они.
В Петков день белимельцы вышли на гулянье.
На просторной площади перед домом Недю кружилось хоро — пестрая вереница девчат и молодок, парней и холостых мужчин, разодетых, нарядных. Наигрывали две волынки, и веселью белимельского молодого поколения не было границ.
Помимо танцующих, внутри круга и вне его толкалось множество любопытных, собравшихся поглазеть на разрумяненных пляской и ощущением счастья красивых девушек.
А на синем небе весело сияло солнце и, словно по весне, лило на землю свои благодатные, животворные лучи, рождая жизнерадостный трепет во всем, что способно их чувствовать, видеть, вбирать. Высокие вершины Стара-планины, тонущие в небесной лазури либо увенчанные серебристо-ватными облаками, резко обозначали на небосклоне свой величавый профиль. Поляны на горных склонах и седловинах, уже пожелтевшие, предавались страстной неге, обнаженные и вольные под сладостным сиянием чудного осеннего солнца. Ближе, у подножья Балкан, громоздились менее высокие хребты и кряжи с темно-зелеными грабовыми лесами, ярко позолоченными солнцем. Подернутые таинственной эфирно-прозрачной дымкой, они являли волшебную туманную картину. К северу от села голые холмы и пустынные высоты глядели в его сторону молчаливо, — можно сказать, печально: не зная шума и тени хотя бы маленького лесочка, они, словно лишенные наследства, с завистью смотрели на роскошные одежды, которыми покрыты другие. Ни малейшего трепета жизни. Только жалкая отара овец еле заметно ползала там, похожая скорей на камни.
А большое хоро перед домом чорбаджи Недю качалось все живей, веселей, опьяненней. Волынки умолкли, и хоровод движется под ритм песни. Девушки поют дружно, с увлечением: это новая песня, и каждому понятен ее смысл. И каждому она по нраву. Да, это была новая песня. Вот она: