Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 123



Прямо перед нами, оставляя за собой на фоне темного беззвездного неба тускло-огнистый прочерк, взлетает красная ракета. Она описывает над нами дугу и падает где-то позади. Ракета, ясно, немецкая. Но почему она выстрелена с такого близкого к нам расстояния? Не вышли ли мы между своих позиций ненароком на ничейную полосу? Немцы услышали и дали ракету…

— Стой! — говорю связному вполголоса. Но он, кажется, не слышит, продолжает идти. Прибавляю шагу, чтобы остановить, но в этот момент впереди, там, откуда взлетала ракета, хлопает гулкий в ночной тишине винтовочный выстрел. И оттуда же злобно рыкнул пулемет. Бросаюсь в траву, лицом касаюсь холодных стеблей, держащих на себе дождевую влагу. Пулемет смолкает. Вскакиваю. Где же связной? Кричать? Но на голос немцы сразу же откроют огонь. Может быть, ранило, убило беднягу? А может, он просто залег, как и я, чтобы уберечься от шальной пули? Искать связного сейчас трудно, почти невозможно. Подожду. Может быть, обнаружится сам.

Жду минуту, другую, третью, десятую… Связного все нет. Ничего не поделаешь, надо продолжать путь одному, найти батальонное КП, сообщить, что связной пропал.

Жду еще несколько минут. Кажется, я действительно на «нейтралке». Связной не сориентировался, как надо, а я, дурак, полностью понадеялся на него… Дальше ждать бессмысленно. Надо поворачивать обратно, к своим!

Согнувшись, чтобы быть менее заметным, иду в обратном направлении, стараясь ступать как можно тише. Худо будет, если немцы услышат мои шаги…

Делаю еще десяток, другой, сотню шагов. И камнем падаю на землю: по мне ударили, причем длинной очередью, из автомата. Это же по мне свои бьют. Я оказался меж двух огней! Кричу:

— Не стреляйте! Свой!

Отклика нет. Но и не стреляют. Поднимаюсь, уверенно иду навстречу настороженному молчанию.

Вот и окоп. В нем три или четыре бойца. Один из них сразу узнал меня: он был связным при штабе полка. Сердце мое окончательно становится на место: это тот самый батальон, в который я направлялся. Только шел я с тыла, а пришел с фронта, со стороны противника.

Чтоб не сбился еще раз, меня провожают до КП батальона. Объясняю комбату, какова цель моего визита к нему, говорю и о пропавшем связном.

— Дам указание поискать, — говорит комбат. — А насчет бдительности — это правильно, проверять надо. А то ведь погода какая чертова — и в двух шагах не видно ни черта, и на сон клонит.

Вдвоем с комбатом, завернувшись в плащ-палатки, проходим позициями, проверяем, как несут службу наблюдатели и дежурные пулеметчики, потом возвращаемся на батальонный командный пункт. Комбат приглашает меня к себе:

— Дождик малость переждете.

Скинув задубевшие от сырости плащ-палатки, отдыхаем в тесненьком блиндажике комбата, под жиденьким настилом, на который и бревен не нашлось. Слышно, как сверху по настилу шуршит разгулявшийся дождь. Толкуем о том, что же принесут нам ближайшие дни: продвинемся или останемся здесь?

Но в гостях хорошо, а дома мы нужнее. Пора возвращаться! Надо же еще доложить Берестову о результатах проверки.

Комбат предлагает мне другого связного — он доведет до КП полка. Но я отказываюсь: теперь сам хорошо сориентировался, дорогу найду.

Уже уходя, говорю комбату:

— А насчет пропавшего связного, как выяснится, позвоните обязательно! Это же чэпэ — солдат пропал! Да еще на «нейтралке».

— Позвоню, конечно! — заверяет комбат.

Чувствую, что комбат очень встревожен пропажей: что, если связной забрел к противнику? Готовый «язык», сам пришел! Срам на всю дивизию! Начнется разбирательство…

Распрощавшись с комбатом, накидываю на голову капюшон плащ-палатки и выхожу из блиндажа в темень, в сырость, во вкрадчивый шепот. Немного погодя снова прохожу мимо убитой упряжки. Все так же недвижно мчатся, вытянув шеи по прибитой дождем траве, разметав по ней гривы, мертвые белые кони. Словно светится во тьме промытое дождем бледное лицо убитого ездового. Сейчас он кажется еще моложе… Скольким таким молодым совершает сейчас последнее омовение дождь в этой ночной степи. Да и не только молодым…

Наконец-то добираюсь до КП полка. Захожу в пещерку, где находится Берестов. Часовой говорит, что начальник штаба только что заснул. Не к спеху, доложу утром. Надеюсь, Берестов не станет ругать меня за то, что не разбудил его. Правда, случилось происшествие — пропал связной. Но комбат ведь заверил меня: предпримет все меры, чтобы отыскать пропавшего, — он убежден, что тот не ушел к немцам.

Все-таки, может быть, разбудить Берестова, доложить о пропавшем связном?





Нет, не стану. Пусть поспит. А я пойду в свою пещеру.

В пещере тесно — набился в нее штабной люд, дождик загнал сюда всех любителей ночевать на свежем воздухе. С трудом нахожу себе место, заворачиваюсь в плащ-палатку, втискиваюсь между спящими. На мне все отсырело, брюки оттого, что шел по хлебному полю, промокли выше колен… Но все равно обсушиться негде. Ладно, прогреюсь собственным теплом! Первые несколько минут после того как я улегся, не дает покоя холод, с трудом удерживаюсь, чтобы не стучать зубами. Но постепенно согреваюсь и чувствую, как сон начинает бродить в моей голове. Вдруг слышу — меня зовут:

— Товарищ лейтенант! К телефону.

— Фу ты, черт! Только пригрелся…

Но ничего не поделаешь. Вместе с прибежавшим за мной телефонистом иду в соседнюю пещерку, где стоит аппарат. Беру трубку. Слышу голос комбата, с которым расстался недавно:

— Нашелся связной! Сам пришел, чуть не плачет: офицера, то есть вас, потерял после выстрела, испугался, думал — ранили или убили вас, искал, искал, на четвереньках все исползал…

Я вздыхаю с облегчением: все кончилось хорошо! Говорю комбату:

— Ну вот, он меня искал, я — его! Передайте этому узбеку — спасибо.

Чувствую, как комбат усмехается:

— Спасибо-то спасибо, но… За то, что потерял вас, взгреть его надо бы. А за то, что искал до последней возможности, действительно поблагодарить: старательный солдат!

Возвращаюсь в свою пещеру, втискиваюсь на прежнее место. Понемножку снова согреваюсь…

Глава 8

ПЕРВЫЙ САЛЮТ

Кутафино. — Танки уходят вперед. — Недолгая остановка. — Что случилось с Гастевым. — В освобожденной деревне. — Салют Москвы. — Яблоки. — Овражный фронт. — По пятам врага.

Сегодня — четвертое августа. А мы вступили в сражение девятнадцатого июля и с той поры почти не выходим из боя. В скольких местах мы побывали за это время, сколько позиций переменили! Кажется, прошли очень много. Однако это только кажется. Если измерить все наши маршруты за это время — не наберется, пожалуй, и сотни километров. Но разве километрами измеряется такой путь? Есть другая мера. За эти недели мы потеряли половину однополчан. Теперь каждому надо воевать за двоих.

Сейчас уже за нами село Кутафино, все того же Кромского района. Кутафино стоит на степной речке Кроме, на которой, восточнее расположен районный центр того же названия.

Участок для наступления на Кутафино был выделен нам небольшой: командование учло, что наши ряды поредели. Брали Кутафино силами не одного нашего полка, а всей дивизии.

Бой за Кутафино вчера, третьего августа, длился целый день. Будь у нас людей и артиллерии побольше, да помоги нам танки — мы, конечно, быстрее овладели бы этим селом. Но артиллерия и танки, наверное, нужнее где-то в другом месте.

Только к вечеру удалось сбить немцев с их позиций перед Кутафино.

Мы входим в село, когда уже наступила ночь: противник под прикрытием темноты отошел за Крому. В Кутафино нас не встретил никто: оно словно вымерло, ни одного жителя — сами они покинули свои дома или еще раньше оккупанты выселили всех?

До сих пор в памяти — белые безлюдные хаты, глядящие черными неживыми окнами, высокая громада церкви, мимо которой мы проходим, крутой спуск к реке, светлый песок отмели и темная спокойная вода.

Крому переходили бродом, отысканным нашими разведчиками: все мосты поблизости противник разрушил, отступая. Но переправа вброд была для нас не трудной: Крома за лето обмелела, там, где брод, чуть повыше колена: мы разувались, засучивали брюки — и айда.