Приговор судьи

— Так это и есть «зеркало»? — мой взгляд переметнулся с Лешего на Серебрянцева. ФСБ сделало свое дело, теперь слово было за наукой.

— Объект без сомнения искусственный и работает явно не так, как «зеркало»… По крайней мере, не так как-то «зеркало», что мы повстречали в Наро-Фоминске.

Ипатич стянул с носа свои запыленные очки и стал в спешке их протирать полой куртки. Он очень торопился, он не желал ничего пропустить, он спешил, словно серая стена могла вдруг исчезнуть, так и не позволив себя исследовать.

— Откуда известно, что не так? — я силился понять логику ученного.

— Люди оттуда не возвращались, Максим Григорьевич, понимаете? А «зеркало»… Оно ведь, как я понял, само по себе безопасно и выйти из него рано или поздно все равно можно. — Объясняя старик покачал головой. То ли он горевал о пропавших без вести, то ли осуждал меня за тугоумее.

— Опять же, мы не можем сказать точно, что тот туман под Харьковом и этот… — Андрюха кивнул в сторону бушевавшей невдалеке от нас серой вьюги. — Короче, что они одно и то же. Хотя очевидцы и утверждают, что внешнее сходство имеется… — Леший мельком указал на этого самого белобрысого очевидца с «укоротом» в руках, а затем продолжил: — Но ведь ведет туман себя совершенно по-разному.

— Мне кажется, что я бы смог все это объяснить, — Ипатич, наконец, вернул очки себе на нос и сквозь них гордо взглянул на нас с Загребельным.

— Даниил Ипатиевич, мы слушаем. Внимательно слушаем, — я немедленно потребовал объяснений.

— Следует всего лишь сравнить, — просто ответил ученый. — По словам Павла туман под Харьковом быстро двигался, внутри него перемещался объект или объекты, испускавшие интенсивное красное свечение. Сейчас мы наблюдаем стоящий на месте туман и такие же неподвижные, светящиеся красным устройства. Параллели здесь напрашиваются сами собой.

— Вы предполагаете, что эти фонари… они и создают провал в пространстве?

Меня, как закоренелого технаря заинтересовала чисто техническая сторона вопроса, ну, а вот Леший… Подполковник ФСБ узрел в словах ученого нечто совершенно иное:

— Кто-то создает два вида порталов. Одни сравнительно небольшие подвижные, другие гораздо более крупные, стационарные. Возникает вопрос: для чего это все нужно? — Загребельный призадумался, болезненно скривился и попытался сам ответить на свой вопрос: — Первое, что лично мне приходит в голову, так это ловушки.

— Ловушки? — переспросил Серебрянцев. — Кто-то защищает зоны, откуда стартует терраформация?

— А для чего нужны подвижные порталы? — со страхом и одновременно с надеждой в голосе спросил Пашка. Сейчас даже дураку стало бы понятно, что мальчишка думает о своем отце, о участи которая его постигла.

— Подвижные… — Загребельный еще больше потемнел лицом. — Понимаешь, Павлуша, ловушки, их ведь ставят не только для защиты. Бывают ловушки и для охоты.

Слова Лешего, хоть и были произнесены очень негромко, но все же возымели свое действие. Черное действие. Владыка зла будто подслушал их, понял, что люди проникли в его сокровенную тайну и яростно взревел от гнева. Правда, рев этот больше походил на раскат грома или взрыв, прозвучавший где-то за нашими спинами.

Крутанувшись на сто восемьдесят градусов, мы все как один вскинули оружие. Только вот стрелять оказалось не в кого. Все что открылось глазу, так это клубящееся огненное облако, которое поднималось над вереницей оплавленных тюремных корпусов.

— Вертолет! — Леший первым понял что произошло.

— Лиза! — с этим криком мы с Пашкой сорвались с места и по цепочке наших собственных, еще не до конца задутых ветром следов кинулись навстречу чудовищной, парализующей дыхание и сердце неизвестности.

Глава 3

Не помня себя от горя, позабыв об осторожности, я метался меж груд разогретого, искореженного взрывом металла. Куски вертолета оказались разбросаны в радиусе полусотни метров. Огня уже практически не было. Только дым, жирный смрадный дым, в котором угадывался тошнотворный, чудовищный привкус сожженной живой плоти. Я чуял его и глухо стонал, а может рычал от приступов нестерпимой боли. Господи, неужели дым — это все, что осталось от них… от нее?!

Имя Лизы я не смел произнести ни вслух, ни даже в мыслях. Казалось, что сделай я это, и ее смерть станет реальностью, свершившимся фактом. А так… Обманывая самого себя, я искал что то, а не кого-то. Что то, что поможет очнуться от страшного сна, сообщит, что все произошедшее это неправда, бред, жуткое наваждение. И вот тогда я вздохну с облегчением, упаду на колени перед своей возлюбленной, буду обнимать ее ноги и молить о прощении: за то, что не послушал, за то, что ушел. И несгибаемому полковнику Ветрову будет глубоко наплевать, что он унижается и ведет себя как настоящая тряпка. Пусть смотрят все, хоть целый мир. Клянусь, я сделаю так, я буду внимать ее словам и слушаться ее, как родную мать. Пусть только Лиза окажется жива!

Я все-таки произнес имя девушки, и был немедленно покаран за святотатство. На глаза вдруг попался кусок железа. Вообще-то прежде он именовался Снайперской винтовкой Драгунова образца 1963 года, однако теперь с оторванным прикладом и оптикой, разбитым цевьем и сплюснутой ствольной коробкой некогда грозное оружие приобрело вид старой, погнутой, да к тому же еще и изрядно закопченной рулевой тяги от какого-то древнего грузовика или трактора. Винтовка лежала придавленная сверху куском вертолетной лопасти, а рядом по черной пыли расплывалось какое-то тягучее бурое пятно, от которого поднимались струйки то ли пара, то ли дыма.

Ноги подкосились сами собой, и я медленно опустился на колени. Протянул дрожащую руку и сграбастал полную жменю горячего и липкого черного песка. Мне потребовалось где-то с полминуты, чтобы понять: нет, хвала всевышнему, это не кровь. Это какая-то техническая жидкость.

— Что у вас тут?

Хриплый бас Загребельного заставил меня медленно повернуться. Андрюха прибыл на место взрыва только теперь и притащил с собой тяжело дышащего, валящегося от усталости Серебрянцева.

— Ничего… — я обреченно покачал головой. — Никто не выжил.

— Тела нашли? — чекист уставился на покореженную СВД.

— Пока не нашли.

— Не может такого быть, — Леший не стал деликатничать, разводить сопли и жалеть своего старого друга. — Человеческое тело довольно прочная штука. Ее просто так не уничтожишь.

— По-разному бывает, — прошептал я, едва пропихнув ставший поперек горла комок.

— Вставай! Нечего тут рассиживаться!

Андрюха перекинул за спину свой АКС-74 и подцепил меня под руку. Я подчинился. Глупо и бессмысленно стоять на коленях перед пятном смазки… Или, что это еще такое?

Подполковника ФСБ, судя по всему, заинтересовался тем же самым вопросом. По крайней мере, он поднес мою, испачканную в бурую субстанцию ладонь к своему лицу и стал ее внимательно разглядывать. Я не сопротивлялся, так как ощущал себя… В том-то и дело, что вообще не ощущал. Никем и ничем. Я был вакуумом, одиночеством, бездонной бездной, в которой нет и не может быть ничего, кроме пустоты.

— Даниил Ипатиевич, — Загребельный оглянулся на младшего научного сотрудника и махнул тому рукой, — нужна ваша помощь.

Пожилой ученый тяжело поднялся с обломка вертолетного хвоста, на который упал сразу по приходу на место катастрофы, и поплелся к нам.

— Максим Григорьевич, мне очень жаль… — пролепетал он, оказавшись рядом.

— А ну, гляньте сюда, — Леший не дал старику продолжить и развернул к нему мою перемазанную в черно-бурой жиже ладонь. — Я уже заметил несколько пятен вот точно такой же дряни. А на руке у Максима она, кажется, еще и ползает.

Как не тяжело мне было сейчас, как не пусто и гулко в голове, но все же на «ползает» я среагировал. Поглядев на свою руку, я увидел, что бурая жидкость на ней и впрямь стала стекаться к центру ладони и там она, кажется, начинала загустевать. После себя она оставляла абсолютно сухую и чистую кожу, с которой легко осыпались черные песчинки. Процесс шел довольно быстро и уже секунд через пятнадцать-двадцать к моей руке оказался приклеен небольшой кусочек пластичного темно-коричневого вещества размером с двухрублевую монету.