Право на жизнь

Северьян крепче сжал руки.

— Решила насолить любимому папочке? Чтобы так сказать, жизнь медом не казалась?

Девица дернулась, бросив испепеляющий взгляд.

— Я наняла лучших бойцов Новгородцев, чтобы они устроили облаву. Так было надо, понимаешь! Объяснить моему отцу, что нельзя вылепить из девочки мальчика. Как бы не хотелось.

Северьян тяжело вздохнул.

— Теперь я понимаю, почему ты наняла этих беспомощных атлетов. Чтобы легче было отбить повозки. Но не понимаю, зачем ты согласилась взять нас.

— Кубат — опытный боец. Он бы заподозрил подвох, если бы я прогнала вас. Я не думала, что два хороших воина — такая проблема. Ошиблась, как видишь.

— Огорчилась, что мы не погибли с остальными, тварь? Что ж как видишь живы. Но ты не переживай, все равно на этом свете не задержишься.

Прелестница съежилась в комок.

— Ты что, хочешь убить меня?

— Из-за твоей дешевой прихоти погибли ни в чем неповинные люди. Может они и не были идеальными, а некоторые были и вовсе дрянными душонками, но кто ты такая, чтобы распоряжаться их жизнями? Избалованная наглая тварь, змея! Вместо того чтобы поговорить с отцом, решила сделать по своему.

— Но они же знали, на что шли! — Взвизгнула она. — Я не заставляла их соглашаться!

— Кубата ты тоже не заставляла… а он погиб, уверенный, что делает верное дело. Погиб, истыканный стрелами, но с улыбкой на устах… Ты умрешь без улыбки.

Прелестница попыталась вырваться, но из объятий Северьяна выбраться можно было единственным способом. Умереть. Хрустнули шейные позвонки, тело девицы обмякло. Северьян брезгливо откинул ее в сторону, стал перерывать вещи. Сумка лежала здесь, не тронутая, закрытая, как раз такой он ее и оставлял. А еще, на дне лежал тупой швыряльный нож и ятаган в ножнах. Ятаган Северьяна!

Данила видел, как от повозки скользнула серая тень, как приближаясь, приобрела очертания калики.

— Ну как, взял? — Шепнул Данила.

— Взял. Скорее отсюда, пока не началась паника.

Данила был неугомонен. Его интересовало все, и даже больше.

— А что с хозяйкой?

— Она предала всех. Это по ее воле случилось нападение. Все было подстроено специально, и мы вместе с охранниками были всего лишь живым мясом, так сказать наглядной картиной…

— Змея! — Данила сжал кулаки. — А что ты с ней сделал?

— Убил.

Данила сел от удивления. Нет, конечно можно убить мужчину в бою, или прирезать из ненависти. Но вот так запросто убить безоружную женщину он был не способен. Что-то сдерживало, не давало переступить черту. Он и сам не понимал, почему его так ужаснул поступок Северьяна. Слова, хриплые, несвоевременные, все же сорвались с языка.

— Ты… убил безоружную женщину? — Воскликнул воин.-

Я убил не женщину, я убил змею. — Ответил Северьян. Уж он-то был уверен в собственной правоте.

Глава 38.

Зеленый, открытый для солнца березняк сменился мрачным, как дождевая туча, темнолесьем. Здесь было сыро и прохладно. Под ногами чавкало, шамкало, хлюпало. Прыгали с кочки на кочку большие зеленые лягушки, злобно квакали, озираясь пустыми, бессмысленными глазами. Данила дергался от каждой, как от огня, видно каждый раз вспоминал Упырей. И было что вспомнить.

— Не дергайся, — успокоил его Северьян. — Здесь лягушки всего лишь лягушки. Чудеса кончились. Чуешь этот запах?

— Какой? — Удивился Данила.

— Морской! Мы уже у моря! — Крикнул убийца.

В воздухе витал солоноватый запах. Пахло рыбой, водорослями и еще Ящер знает чем. Данила никогда не видел моря. Он вообще считал Царьград чем-то недосягаемым, как баба-йога, или Кощей. И сейчас все еще не мог поверить. А когда услышал из-за деревьев странный рокочущий рев, и вовсе испугался.

— Ты чего? — Усмехнулся Северьян. — Это всего лишь волны. Море шалит…

Земля пошла под уклон. Путники уже не шли, а бежали. Бежать было легко, главное только не споткнуться, не навернуться на кочке. Иначе остальной путь придется катиться вниз головой. Деревья в страхе расступались перед людьми, и когда лес кончился, оба путника застыли от изумления.

Солнце медленно уплывало за виднокрай. Да какой там виднокрай. Казалось, что оно нырнуло в небесно синюю воду, только что-то не шипит. На воде ходили, переливаясь от багряного к нежно фиолетовому отблески солнечных лучей. Все небо отражается в воде, как в зеркале, только вода неспокойная, колыхается, всходит белыми пенными барашками. Что и говорить, любая стихия без труда довлеет над сознанием человека. Как приятно смотреть в огонь, который медленно, но неотвратимо переключает на себя все внимание, столь же завораживает и вода, когда безумные волны бьются о песчаный берег, а на горизонте, там, где небо сходится с водой, колышется мелкая рябь.

— Красотища-то какая! — Выдохнул Данила. — Стоило жить, чтобы это увидеть.

— Остуди свой пыл. Нам еще надо корабль найти. Не вплавь же…

— А почему бы и не вплавь? Вода то теплая… — Данила понял, что сказал глупость. Море — не речка. Его вплавь никак.

Песок белый, желтый, казавшийся золотым, трепетал под ногами. Данила даже боялся наступать на него, боясь испортить красоту. Но волны набегали, и тотчас же сглаживали человеческие следы.

На берегу ни кого не было. Ни единой живой души. Только шум волн, запах свежести и соли, которая прочищает легкие, заставляет дышать полной грудью.

— Вот и пришли, — выдохнул Северьян. — А дальше, интересно, куда?

— Вверх, по течению, — ляпнул невпопад Данила.

Какое здесь течение. Ни истока, ни устья, просто огромное озеро. И вода соленая, будто какой-то купец торговавший солью так и не доплыл до берега, затонул. А соль растворилась, и вода стала мерзкой и противной. Зато, какой красивой и чистой!

— Вверх так вверх, — усмехнулся убийца. — Только ты не отставай.

Они шли до самой ночи. Когда стало невмоготу, устроили привал, развели костер, благо лес рядом и дрова искать не надо. Северьян кривился, срубая ятаганом ветки. Такой клинок, а приходится использовать вместо топора. Но не тупым ножом же рубить. Им рубить и не получится, разве что пилить. Но Данила нож заныкал, не отдает. Пригодится, говорит.

Костер тихо потрескивал, набегали на берег волны. Мирные, беззлобные, сонные. И путников вскоре в сон потянуло. Приятно-то как, засыпать под шум морского прибоя. Северьян долго лежал, вперив взгляд в небо. Там, где пролегали владенья леса, стелился туман, густой, как молоко. Над морем же россыпью горели звезды и луна, круглая, точно тарелка отражалась в чистой воде.

— Все-таки это Вирий! — Изрек Данила и завалился на бок.

— Может ты и прав, — согласился Северьян.

Утром оба проснулись с дикими криками. Волны, спокойные и тихие ночью, с восходом будто взбесились, подкатывая к берегу все ближе и ближе. А одна волна, самая прыткая, разом накрыла обоих путников. Оттого они и вскочили, как ошпаренные.

— Вот, — молвил Северьян. — Вирий преподносит первые сюрпризы.

— Что-то мне это не нравится, — решительно заявил Данила, стуча зубами.

Путники двинулись в путь промокшие с ног до головы, но когда, наконец, выползло солнце, одежда сразу просохла, но соль на лице и теле так и осталась белыми разводами.

— Море морем, а пить хочется, — изрек Данила. — У нас воды почти не осталось. Я пробовал морскую пить, но от нее жажда лишь усиливается!

— Терпи, — сказал Северьян. — Уже недолго осталось.

К полудню забрели в маленькую крохотную деревушку. Там пара мужиков, из тех, что посообразительнее объяснила, что идти надо еще дальше, и то, можно и лопухнуться. Корабли нынче почти не бывают, лишь случайные стоят у берега, надеясь выловить богатых пассажиров. Только таковых все меньше и меньше становится.

К вечеру они увидели на воде четыре черных тени. Подошли поближе, узнали в тенях корабли. Были они небольшие, перекособоченные, но на воде все-таки держались, что само по себе уже было не плохо. Порт был небольшой, но и не слишком маленький. Прямо рядом с ним расположилась довольно большая весь, домов двадцать и даже корчма. Для таких захолустий это более чем удивительно. На кораблях не было видно ни единой живой души, потому путники решили отложить выбивание мест до утра. А тут еще так гостеприимно светили окна корчмы.