Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 100

КИРИЛЛ РАДИЩЕВПоэмаМатери Кирилла,Софье Михайловне Радищевой,посвящаю Война промчалась огненной грозою, Геройские прославив имена. О подвиге Космодемьянской Зои Узнал весь мир и помнят времена, И не она одна – другие дети Бессмертный отзвук для себя нашли В писателе, художнике, поэте, Но за пределами родной земли Вам никогда никто не говорил О мальчике по имени Кирилл. Мы помним ужас тех годов жестоких, На родине сердца слились в одно. Здесь — в одиночку гибнуть суждено, И тем труднее верность одиноких. Она тверда, как заостренный меч, Ее заветы мужественно строги. Благословен, кто смог ее сберечь И не сойти с намеченной дороги! О нем так мало: месяц, день и год, Названье лагеря, потом – забвенье. В Германии был выведен в расход Сержант французского Сопротивленья Кирилл Радищев… Дальше рвется нить. Пришла пора стихами свет пролить, Быть может – в книге, может быть – в журнале, На эту жизнь, на эту смерть в тюрьме. Они бесславно спрятаны во тьме, Но я хочу, чтобы вы правду знали! 1 Городам, колхозам, школам, селам Посылаю мой простой рассказ О парижском мальчике веселом С васильками темно-синих глаз. Смоляные пряди из-под шапки, Лоб открытый и бесстрашный взгляд… Он играл, как все мальчишки, в бабки И шалил, как все они шалят. Только странная жила забота В наплывавшей на него тоске, Только он украдкой имя чье-то На снегу чертил и на песке. Сидя в классе на последней парте, Он, не поднимая головы, Мог часами изучать на карте «Путь от Петербурга до Москвы». Доля эмигрантов – доля нищих На задворках европейских бар, Но ребенок знал, что он – Радищев, А с последней буквы – «Вещий дар». Озаренный этим вещим даром, Понимал он с колыбельных лет, Что ему повесили недаром На стене прадедовский портрет. Приготовив вечером уроки, Он любил смотреть издалека, Прежде чем заснуть, на лоб высокий, На седые букли у виска, На орлиное лицо героя, Узнавая в нем черты свои, И открылось бытие второе В будничном, привычном бытии. Детство, осененное портретом! Детство жарких чаяний, мечты… Стал Кирилл в двенадцать лет поэтом, С музою радищевской на «ты». Он понять стремился мир огромный, Но, вникая в мудрость школьных книг, Выше всех ценил наш гений кровный. Несравненный русский наш язык. А когда подрос, большой и смелый, То задумчивый, то озорной, Знойно, по-цыгански, загорелый, Девушке он снился не одной. Но певала мать, и песня в душу, Как цветок нетленный, залегла: Про высокий берег, про Катюшу, Про степного сизого орла… 2 Париж молчит. Париж уснул. Идет немецкий караул, Стучит во мраке каблуками… И темнота, и тишина… И все же ночь пьяным-пьяна, Ночь, процветает кабаками. Над входом – черное сукно, За входом – свечи и вино, Лакеев быстрое скольженье, И лучшая из всех минут, Которую зовут и ждут, – Минута головокруженья. Они пришли сюда втроем. Им нравится играть с огнем: Для виду взяв по рюмке водки, Они усвоили устав, Друг другу тайно передав Распоряжения и сводки. Кругом – мундиры, блеск погон, Речь иностранная и звон Бокалов с пеною Моэта. За тостом, вперебивку, тост: – Чтоб перешли такой-то мост Семь эшелонов в час рассвета! – Смерть партизанам! Всех стереть! Развеять вражескую сеть, Что в спину бьет без передышки… – В углу смеются: до зари Тот мост взорвут вот эти три Еще безусые мальчишки. Вот эти три, что, сидя в ряд, По-русски громко говорят, Смеясь, разыгрывают пьяных: – Ха-ха! – и галстук на боку, Но по-солдатски, начеку, Трезвы, револьверы в карманах. Часы спешат, часы бегут, Часы разведчику не лгут, Минут едва-едва осталось… Втроем встают. Втроем ушли. А скрипка всхлипнула вдали, Как будто с сыном мать прощалась. – Не отставай, иди скорей! – Но слишком много здесь дверей, Все в черных сукнах, все похожи. Где выход?.. За которой вход?.. – Налево! Вправо! Вот он, вот!.. – Спешили, спорили, и что же? Навстречу, перерезав путь, Два офицера. Прямо в грудь Толкнули, хлопнули по спинам: – Ты здесь хозяин или я? А ну-ка, русская свинья, Посторонись и дай пройти нам. Тебе давно пора понять: Россию мы, за пядью пядь, С лица земли почти что стерли. Нам пыл ее дано пресечь, А ей навек в болото лечь С мечом германским в мертвом горле. Пока ты цел, пока ты жив, Долой с дороги, грязный скиф, Когда проходит победитель… Кирилл молчал. А перед ним Качался, сквозь сигарный дым. Забрызганный шампанским китель С крестом железным. Закипев, Бичом хлестнул по сердцу гнев. Взведен курок. Сухой щелчок Сукно зеленое обжег, Но пуля тела не задела. Оскален бранью вражий рот… Соломинкой в круговорот Судьба, сорвавшись, полетела. И вот нежданно никого И ничего вокруг него, В далеких залах суматоха, А здесь пустая тишина. Лишь из-под черного сукна Лакей бормочет: – Дело плохо. Ведь это… это сам майор… Бегите через задний двор, Никто вас ночью не разыщет!.. – Товарищей и след простыл, Как в воду канули. Но был Один на тысячу Радищев. И он сказал: – Я виноват, Что промахнулся. Я солдат И должен отвечать за промах… * В стекле зеркал обратный бег Стенных часов в глубокий снег, В далекий век… О вихрь знакомых Событий, слов, видений, дум… Сбежались люди. Крики, шум, И лязг наручников, и снова Всё, что случится, было встарь: Тюрьма, решетка, ночь, фонарь И сонный оклик часового.