Страница 26 из 100
* * * Далека Россия, далека, И пяти недель как не бывало. Но при мне остались три дружка, Чтобы я не слишком тосковала. Был проспект Петровский весь в огнях Желтых листьев. И они шуршали. Комната… Портреты на стенах, А на ширме веера и шали. И была одна из лучших встреч, Но ее словами не обрамить, Суждено до смерти мне беречь Медвежонка, данного на память. Вылитый а пузырчатом стекле, Зеленее, чем лесная хвоя, Он сидит на письменном столе, Коротая вечера со мною. И прижился к нам второй дружок, Но не для забав, не для потехи, А на счастье маленький божок В вологодском вырезан орехе. Гладила его зимой пурга, Стал он как из белого коралла. Этот добрый гений очага Мне подарен девушкой с Урала. Третий мой товарищ – та свирель, Что извечно спутница поэта. Из каких она пришла земель? Что в нее, черешневую, впето? Пел Шевченко, пели кобзари, Наклонялись ивы над прудами. Ты гори, заря моя, гори, Проходи вишневыми садами, Говори со мною, говори Соловьиным голосом свирели… В этот час ночные фонари Над Невой еще вчера горели… В этот час проспект Петровский тих, Снег лежит коврами белой пены, Но цепочкой след шагов моих Прямо к Дому ветеранов сцены. От ворот направо – поворот, И тропинка вытоптана змейкой. Там лежит в земле который год Та, что называлась Чародейкой. А над ней к концу крадется век, В северных цветах, во льду хрустальном… Савина! Шесть букв. Три слога… Снег Занавесом реет театральным… Реет снег в окне пустом моем, Шелестя, баюкая и бредя. Пой, моя свирель! Споем вдвоем Песню для стеклянного медведя: – «Жил да был…» И я жила-была… Память не бледнее, не короче. Там на белый город ночь легла. Там постель моя готова к Ночи. 1969 РАЗГОВОР – Много мы в мире видели (Где не перебывали!): Розовый лотос Индии, Альпы и Гималаи, Башни, соборы, глетчеры… Древний и вечно новый, Рим выходил навстречу нам, Бронзовый и лиловый… Стрелой от берега к берегу Чудо железобетона: В ожерельях огней Америка Укачала мост Вашингтона… Путь наш цветными нитями По земному шару струится… Но почему молчите вы? Что вам ночами снится?.. – Я знала мостик бревенчатый В речном стрекозином блеске, И ландыши, как бубенчики, В березовом перелеске. Я знала поля безбрежные С волнистою желтою рожью, Пустые дороги снежные И снежное бездорожье… Там лед скрипел под полозьями В бескрайной степи туманной… – Мы помним созвездья гроздьями Над пальмовою Гаваной, Когда мексиканской осенью Не водо-, а звездопады. Вы видели эти россыпи, Сверкания и каскады?.. – Многие звезды помню я, Но для чего мы спорим? Нет в небесах огромнее Звезд, чем над Черным морем… – Что вас хватает за душу В скромном таком наброске? Степи, туман да ландыши? Мостики да березки? – А то, что глубь черноземная, Наши моря и суши Вскормили собою скромные, Большие русские души, И только под теми звездами, Без ходульных речей о чуде, Чудесные люди созданы – Русские люди! 1969 БЕРЕЗА Я сжилась с березой, как с родной. Не в Москве она растет, а в Берне. От нее прохладен летний зной, Золотисто-зелен час вечерний, А когда спускается туман, Вся она плывет, в тумане рея, Будто оживает Левитан В зимней Третьяковской галерее… Но сейчас, вернувшись из Москвы, С русским снегом в волосах и в платье, Не могу иначе, как на «вы», Дерево знакомое назвать я: – Здравствуйте, береза… Добрый день (Только добрый ли? Кто мне ответит?) – От березы на лужайке тень, И ее раскачивает ветер. 1968 РОДИНЕ Дай мне снова видеть край далекий, Купола бревенчатых церквей И зарю румяную, как щеки Сероглазой матери моей. Дай лицом прильнуть к твоим колосьям В час, когда над полем гаснет день И гармони спорят с лаем песьим У околиц сонных деревень. Дай почувствовать твой дождь и сырость, Грусть твоих курящихся болот, Дай погладить гриб, что за ночь вырос, И цветок, что к вечеру умрет. Бродят вдалеке глухие грозы, Теплым ветром вздрагивает ночь. Так встречает Мать, смеясь сквозь слезы, Навсегда вернувшуюся дочь.