Страница 25 из 100
* * * Скованы волненьем мысль и слово. Не хватает силы передать, Что такое – потерять и снова Встретить и обнять родную мать. Только позже, четко и не вкратце, Я смогу о ней заговорить. Надо насмотреться, надышаться, Переволноваться, пережить. И нахлынут вдруг слова такие, Что откроют всем лицо свое. А сейчас я назову Ее Еле слышным шепотом: «Россия»… С несравненным именем вдвоем, Сердце к сердцу, слушаю сквозь слезы, Как шумят московские березы Под всеочищающим дождем. 1968 ДВЕ ДЕВУШКИ … А над Москвой-рекой закат зеленый… О, как чисты в России вечера! Две девушки, Светлана и Алена, Со мною шли по улице вчера, Два имени с картины Васнецова… Читающий стихи мои, пойми, – Есть столько в этих девушках родного, Что быть бы им моими дочерьми. Как будто мы давно бродили вместе Под вековой кремлевскою стеной! Не перед нами ли на Лобном месте Упала голова Лопухиной? Не я ли укрывала в подворотне Вот этих двух, когда гудел пожар. От яростных коней казачьей сотни И много раньше от орды татар? Но мы пенять не смеем, не умеем, Мы знаем: поздно и пора домой… Нам это все навеяно музеем, Фантастикой картин и полутьмой. Подходит ночь. Ни звука, ни движенья Погасло небо, и черна вода. Прощаемся: – До перевоплощенья!.. Когда-нибудь… А если никогда?.. Но ни за что не сможет нас оставить Нежданно промелькнувшая в тиши Далекая и смутная прапамять Дарованной троим одной души. 1968 * * * Целым места ласкала и грела, За окном куполами горела. На Москве ли реке, на Неве ли, Протекли все четыре недели, И летели мне листья на плечи От вечернего Замоскворечья. Каждой тенью на небе, всем небом. Каждым ливнем, и ветром, и хлебом. Каждой темной кремлевскою елью И осеннею, первой метелью Одарила меня, осветила И за долгие годы простила. Вырываются птицы из клети, Возвращаются к матери лети. Наша с Ней мимолетная встреча, Это – встречи навечной предтеча. 1968 УТРО ОТЪЕЗДА Рассвет, проснувшись, еле-еле Посеребрил мою постель, А над Москвой вилась метель, Хотя кусты не облетели. Хотя березы в сизой мгле Червонных листьев не роняли, Но низко кланялись земле И снегу ветками махали. И даль, и Кремль, и купола, Завороженные, притихли. Была по-зимнему бела Москва в своем бесшумном вихре. Таким запомню я навек Вторичное прощанье с нею… И падал, падал, падал снег, В окне туманном леденея. 1968 ПИСЬМО ДРУГУСветлане Соложенкиной Я знала только понаслышке, Что есть за тридевять земель Кипучей нефти колыбель И огнедышащие вышки. И странно мне, что там, в Баку, Под месяцем из красной меди Уснули вьюги на боку, Как безобидные медведи. Средневековый городок, Где я живу, привычен вьюгам. Они в уют своих берлог Спешат зимою друг за другом, Метут сугробы, к окнам льнут, Ворчат и распевают в трубах. Им хорошо живется тут В пушистых белоснежных шубах. Но есть, как видно, и у вьюг Свои причуды, пыл и норов, И вот они летят на юг, Как будто мало им просторов Для игр на скатах ледников, Где вечность крепкий лед ковала, Где бродят тени облаков Над вихрем горного обвала. Но нет! Им хочется туда, На Каспий, в край больших загадок. Влечет их черная вода, Вся в нефтяных разводах радуг. Влечет закрытое окно, Под лампой круг неяркий света, И женское лицо – одно На тысячи – лицо поэта. Запечатлеть ее черты, Глаза внимательные, руку… Вздохнув, назвать ее на «ты» И унести с собой в разлуку… Спасибо, вьюги! Неспроста, В обратном не пропав полете, Вы принесли мне два листа На скромном книжном переплете. Уснули ветры. Воздух чист. Медвежьи тени на сугробе. Весенний лист! Осенний лист! Как мы на вас похожи обе. Как мы звучим друг другу в лад, И сколько звезд открыто нами! Ее восход и мой закат Перекликаются стихами. Ствол из одной земли возник, Единым пропитался соком, И Родина для нас – родник В его значении высоком. Вот почему мне так близки (Сошлись ли наши дали в сдвиге?) И два листа, и все листки Подаренной мне чудом книги. Не знаю, кем я нареку Сквозящую за каждой строчкой, Ту большеглазую в Баку – Сестрою младшей или дочкой? 1968