Голос рассудка

— Да. И, как выяснилось, правильно делала. Нам нельзя продолжать наши отношения!

Дик надолго замолчал. А когда заговорил вновь, голос его был полон горького недоумения.

— Ты уверена, что этого хочешь? — глаза Дика, казалось, старались заглянуть ей в самую душу.

— Да, — ответила Долли. — Буря прошла, и мне пора уходить.

Больше она ничего не смогла выговорить: слезы сжимали горло. Да и какой смысл в тысячный раз пытаться что-то объяснить... Долли сама произнесла себе приговор. Она собрала одежду и, тихо прикрыв за собой дверь, ушла.

9

На следующее утро Дороти проснулась как-то сразу, миновав сладкую фазу полуяви-полусна. Проснулась с ясным сознанием происшедшего несчастья. Ей не хотелось вставать, не хотелось начинать день с привычной утренней пробежки... Ей вообще не хотелось начинать день! В комнате было очень тихо... Видимо, эта необычная тишина и разбудила ее. Перед глазами встал прошедший вечер — с такими подробностями, что Долли покраснела от стыда за себя. Как можно так низко пасть! Никогда раньше она не считала себя распутной женщиной, и теперь доброй репутации может прийти конец...

Ужаснее всего было то, что эти воспоминания, заставляющие ее краснеть, вызывали во всем теле сладостный трепет. Казалось, тело живет отдельной от сознания жизнью. В то время как разум твердил ей: «стыдись!», тело предательски наполнялось желанием, каждой своей клеточкой требуя Дика! Увы, это утро было далеко не первым, когда тело оказывалось не в ладах с разумом. И вот прошедшей ночью она сдалась... Долли чувствовала, как рушатся ее представления о самой себе.

Все-таки надо было вставать. Долли отправилась в ванную и, взглянув в зеркало, не увидела в нем той женщины, которую привыкла видеть много лет подряд. Взъерошенные буйные кудри, томный взгляд из-под полуопущенных век, приоткрытые губы, припухшие от поцелуев... Из зеркала на нее смотрела чувственная, страстная женщина, желавшая любить и быть любимой, только что испытавшая наслаждение, которое может дать только любимый мужчина.

Нужно срочно начать что-то делать, иначе она сойдет с ума. Долли плеснула в лицо холодной воды, желая смыть испугавшее ее выражение, почистила зубы, натянула спортивную майку и поспешила в холл, постучав по дороге в комнаты детей.

— Всем вставать! Оладьи и сосиски уже на подходе!

Долли открыла посудомоечную машину и мысленно поблагодарила Кэрол за то, что она помыла посуду после вчерашнего сладкого пира. Действуя энергично, даже слишком, Долли принялась разгружать машину: убрала стаканы на верхние полки, тарелки сложила горкой. С грохотом поставила на место кастрюли. Создаваемый шум, как ни странно, успокоил ее. Оказывается, шумотерапия — весьма эффективная вещь, сказала она себе. По крайней мере, с посудой можно управляться как вздумается — не то что с заблудшим в грехе воображением! Да, со своим чересчур богатым воображением... Оно, проклятое, и стало первопричиной всех обрушившихся на нее бед! И вторая причина — она слишком понадеялась на себя. А ведь должна была сразу понять, как опасно флиртовать с таким привлекательным мужчиной, как Дик Флеминг. Нельзя быть такой наивной! Чтобы заглушить боль в груди, Долли с силой хлопнула дверцей. Она влюбилась! Это все же случилось. Нужно смотреть правде в глаза. Теперь остается беспристрастно окинуть мысленным взором происшедшее, чтобы оценить масштабы катастрофы. Что ж, следует с прискорбием признать: положение унизительное. Она совершила роковую ошибку — позволила себе отчаянно и безрассудно полюбить мужчину, который никогда не станет ее мужем...

Когда остатки посуды были убраны в шкаф, в холле послышались шаги. Кэрол в цветной пижаме, с накрученными на мягкие бигуди волосами остановилась посреди кухни, протирая заспанные глаза.

— Что за переполох?

Долли виновато посмотрела на дочь.

— Я решила выместить на посуде всю накопившуюся агрессивность и злость.

Дочь взглянула на открытую дверцу посудомойки.

— О, ты уже успела расставить все по полкам!

— Совершенно верно. А заодно попыталась разложить по полочкам свои собственные чувства.

Долли вынула из холодильника связку сосисок и швырнула на стол. Затем водрузила на плиту кастрюлю с таким грохотом, кто Кэрол воззрилась на нее в изумлении. Она поняла, что мама не шутит. Но подобное проявление эмоций было так не похоже на Долли! В глубине души девочка считала, что в мамином возрасте вообще уже невозможно испытывать сколько-нибудь сильных эмоций... Она достала из холодильника пакет с соком и стала наливать в стакан.

— Что случилось? Неужели это все из-за Дика Флеминга? — Внезапно Кэрол осенила догадка. Глаза ее загорелись. — Он сделал тебе предложение? Правда?

Кэрол замерла в ожидании ответа, и сок полился через край стакана на стол.

— Ты с ума сошла! — ответила мать резче, чем ей хотелось. — Дик Флеминг никогда не станет связывать себя обязательствами. Ему нравится жизнь холостяка! — Долли со злостью воткнула вилку в сосиску и отправила всю связку в кастрюлю с кипящей водой. — Он любит свою свободу сильнее, чем... вареных крабов, черепаховый суп и домашние ириски, вместе взятые!

— Мама, как ты можешь так говорить?! По-моему, Дик... настоящий принц!

— Дурочка! Не хочется лишать тебя иллюзий в столь нежном возрасте, но твой принц — всего лишь самый обыкновенный мужчина.

К сожалению, эти слова не казались убедительными самой Долли. Проблема в том, решила она, что я слишком романтична. И к тому же имела глупость поверить в то, что выдуманный принц воплотится в плоть и кровь и женится на мне...

— Но, мама, — настаивала Кэрол, — мне кажется, он действительно тебя любит! Я уверена!

Долли молчала, удивленная категоричностью дочери. Просто Кэрол пошла в нее и навыдумывала бог знает что... Но даже если в ее утверждении есть доля правды, это мало что меняет, решила Долли. У меня трое детей. А он не хочет иметь даже своих... и не собирается скрывать этого: он же вполне ясно объяснил, как относится к чужим отпрыскам! А если он не любит моих детей, то и мне не подходит. Долли подавила вздох. Она никогда не решится открыть детям правду о том, что Дик не любит ни Кэрол, ни Клода, ни Китти. Это оставило бы неизгладимую рану в их душах: ведь все они успели так привязаться к нему... Надо придумать что-нибудь другое.

— Если он и любит меня, то тщательно это скрывает. По крайней мере — от меня. Нет, доченька, ты все это выдумала. И вообще, я больше не хочу о нем думать!

Нет, что-то не слишком удачно у нее получается. Долли набрала в грудь побольше воздуха и выпалила единым духом:

— Я решила с ним больше не встречаться!

Воцарилась напряженная тишина, которую внезапно нарушил высокий печальный голосок Китти:

— С кем, мама? С кем ты решила больше не встречаться?

Долли обернулась и оказалась лицом к лицу с малышкой, притащившей на кухню одноухого плюшевого медвежонка. Клод протиснулся в дверь за спиной сестры и уселся на табурет.

— Бьюсь об заклад, — язвительно заметил он, — мама имела в виду твоего ободранного медведя.

Долли фыркнула:

— Клод, перестань! Не слушай его, доченька: ты же знаешь, как мы все любим твоего дружка. Налей соку и садись за стол.

— Мама, кого ты не хочешь видеть?

— Китти, тебе что, не о чем больше говорить?

Девочка добавила молока в овсяные хлопья и отправила полную ложку в рот. Но это не означало, что она решила оставить мать в покое.

— Ну, кого?! Скажи!

Решившись наконец, Долли провозгласила:

— Мистера Дика Флеминга.

Все трое разом притихли. Дети выглядели расстроенными, можно было подумать, что это сообщение лишило их дара речи.

Кэрол, узнавшая новость раньше других, заговорила первой.

— Мама, как ты можешь так говорить?! Сначала ты позволила мистеру Флемингу стать почти членом нашей семьи, а потом даешь ему от ворот поворот без всяких на то причин!

Долли упрямо сжала губы.