Наследница трона

В животе у Оргрима заурчало. Он выглянул в крошечное окно. Праздник Яблок уже начался. Король был голоден! Нетерпеливо посмотрел на королеву и блестящего рыцаря. Они говорили и говорили. Хотя говорить было почти что не о чем! Они говорили на южном диалекте, который Оргрим понимал с трудом. Что-то вроде того, что в бою они все время держались за одну цепь. И поймали при этом серебряного льва. Он не совсем разобрал. Они говорили слишком быстро. Потом они говорили о мертвых серебряных львах. Оргрим и не знал, что королева — заядлая охотница.

Наконец они, похоже, наговорились.

— На послезавтра брат Жоакино обещал нам перемирие, — сказала Гисхильда. Она казалась очень взволнованной. — Они не станут препятствовать уходу беженцев и жителей города. Гептархи также желают, чтобы население Фирнстайна покинуло поле боя прежде, чем начнется обстрел.

Олловейн коротко поблагодарил рыцаря.

Гисхильда вывела гостя на улицу, где его ждал эскорт.

— Как можно называть братом заклятого врага? — сказал Оргрим. — Они все ненормальные, эти люди. И королева в том числе.

— Они воспитывались вместе. Даже война не в силах разорвать эти узы.

— Весьма странный образ мышления! Тот, кто приходит в мою страну с мечом в руках, собираясь отнять ее у меня, тот враг мне! И не важно, что мы там вместе раньше делали.

Оргрим видел в окно, как королева прощалась с рыцарем долгим рукопожатием. Аппанасиос и его банда четвероногих головорезов возвращались с вылазки. Выглядели они сильно помятыми. Еще один безумец! Церковники собрали слишком много войск вокруг города, чтобы отваживаться на подобные вещи!

— Ты рассказывал королеве о своих планах, эльф?

— Нет. До сих пор о них знаем только мы двое. И Сахандан. Смирт привел лутиншу. Она очень одаренная. Она откроет звезду альвов.

Оргрим кивнул.

— Я так и подумал, что ты не попросишь о помощи в своем грязном деле ни единого эльфа. А Гисхильда? Разве ты не должен был сказать ей…

— Нет. Она думает, что мы отведем ее людей в Нахтцинну. Лучше оставить ее в неведении. Если бы она знала правду, то, вероятно, стала бы колебаться. Да и я думаю, что большинство людей побоялись бы идти в Альвенмарк. Они очень суеверны.

— Можно посмотреть на это с такой точки зрения, что ты уводишь у Гисхильды пару тысяч ее подданных. Радости от этого не будет. Как только они окажутся в безопасности, то поймут, что ты привел их не в Нахтцинну.

Олловейн улыбнулся.

— Никто из них никогда прежде не видел Нахтцинну. Мы приведем их на неприветливую, холодную землю. Они ведь именно таким образом и представляют себе твое княжество на севере. Если я скажу им, что они прибыли в Нахтцинну, то они поверят.

Все это Оргриму не нравилось. Он оставил бы Олловейна в покое, ведь, в конце концов, они заключили пакт. Но от всего этого у короля болела голова.

— Эмерелль заметит. Сканга говорит, что чувствует, когда много существ проходят тропами альвов.

— Но в твоем королевстве у нее нет власти.

Оргрим вздохнул. Голод исчез, словно его и не было. Все это слишком запутанно! Он пожалел, что так глубоко увяз в этих эльфийских интригах.

— Надеюсь, королева вспомнит о том, что не имеет власти в моей стране.

— Да что она сделает? — протянул Олловейн. — Отошлет сынов и дочерей человеческих обратно? Тут больше нет места для них. Все, кто находится здесь, сделали выбор не в пользу Тьюреда. Для них нет иного пути. Я помог им в принятии тяжелого решения. Как ты думаешь, стоит ли им ждать милостей от нового правителя?

— А стоит ли им ждать милости от Эмерелль? — возразил тролль. — Ты ведь знаешь ее лучше, чем кто-либо другой.

— Эмерелль не осмелится вмешиваться в твои дела.

Тролль сжал кулаки, затем медленно разжал. Сканга предупреждала его, чтобы он не шел на эту сделку. Но ему нравилось бодаться с королевой. И если сыны человеческие останутся здесь, то могут рассчитывать только на смерть. Он бросил взгляд на улицу. Пока они еще танцуют и веселятся. Но это пляска смерти.

На Январском утесе

Жиль прислушался к шороху дождя, барабанившего по крыше палатки. Он покинул Хоннигсвальд, не привлекая к себе особого внимания. Его сердце стучало так сильно, что было даже больно. В левой руке он чувствовал легкую колющую боль. Сегодня лейб-медик его еще не осматривал. Наверное, было глупо настаивать на том, чтобы подняться на гору на своих двоих.

Лейла, его личный гвардеец, не спускала с него глаз. Она недолюбливала его худощавого рыжеволосого лейб-медика. Вероятно, она давно уже раскусила подлог, несмотря на бороду и длинные, старательно выкрашенные волосы.

— Сними брезент! — приказал он фехтовальщице. — Я хочу видеть это.

— Вас могут обнаружить, господин.

— Нет, я так не думаю. Полевые командиры разбили дюжины таких палаток, как эта. И поверь мне, сегодня они будут заниматься совершенно другими вещами, а не поисками человека, который, как предполагается, еще находится в… Как там называется эта дыра?

— Хоннигсвальд, — произнес лейб-медик.

— Да. Хоннигсвальд! Который, как полагают, еще находится в Хоннигсвальде. Я хочу своими глазами посмотреть, как это происходит.

Лейла повиновалась приказу. Палатка стояла на середине утеса, сразу над группой деревьев. На значительном расстоянии от дороги, по которой пойдут беженцы.

Жиль испытывал возвышенное чувство, подобное тому, когда его, самого младшего князя Церкви, удостоили сана гептарха. С тех пор прошло более тридцати лет. А сегодня — такой день, о котором будут говорить еще три столетия спустя. С тех пор как он понял, что стоит за странными убийствами некоторых предводителей Нового Рыцарства, он принялся планировать этот день. Эльфы думают, что смогут помешать ему исцелиться! Эти стрелы с именами… Неприкрытая угроза! Сначала это озадачило его. Но потом стало ясно, что они искали и убивали тех, кто, как и Оноре, обладал силой чудесного исцеления. Они хотят помешать тому, чтобы он, Жиль де Монткальм, самый могущественный из гептархов, был избавлен от мучительного страдания. Они хотят, чтобы он самым жалким образом подох. Но он обманул их! Так же как его близкий друг, брат Шарль, который был некогда эрц-регентом Друсны, обманул эльфов и шестерых остальных гептархов, похоронив в Анискансе со всеми почестями подложную принцессу Гисхильду.

Они спрятали Оноре и инсценировали его смерть. А поскольку братья по ордену ненавидели бывшего примарха, то никто не задавал вопросов. Но не нужно терять бдительность. Оноре слишком ценен! В отношении того, что касается его чудесной силы исцеления, он не солгал. В этой дикой, пропитанной языческой магией земле Господь благословил его, исцелив Жиля от ежедневных страданий. Убрал небольшую подагру, пришедшую с возрастом. Впрочем, болезнь была исцелена неглубоко. Им нужно было ждать этого дня.

Жиль приказал подать подзорную трубу. Она просто отвратительна, эта столица язычников. Лишена какой бы то ни было элегантности. В предместьях дома построены из дерева. Одна большая навозная куча. Она не стоит того, чтобы проливать много крови. И тем не менее они думают, что именно этот город и является целью похода.

В лесах по другую строну Январского утеса стояли наготове двадцать эскадронов всадников. И пять лучших полков пикинеров и аркебузиров тоже прятались там. Еще несколько отрядов выступило из Хоннигсвальда этой ночью. Фьорд был перекрыт маленьким флотом, состоящий из галер. Все было продумано.

Жиль окинул взглядом крепостные сооружения язычников. Они потратили немало сил на то, чтобы окопаться. Это нужно признать. Он смотрел на жалкий поток беженцев, тронувшихся в путь. Из-за пелены дождя, проливавшегося над фьордом, он видел нечетко. Почему они свернули с дороги?

Неподалеку от городских стен вспыхнул яркий свет.

Лейб-медик выругался.

— Что там происходит? Ты сказал, что здесь, на утесе, между стоящими камнями, и находятся магические врата! — Жиль привстал в кресле. Настроил подзорную трубу. — Они входят под светящуюся арку, переливающуюся всеми цветами радуги, и исчезают.