Страница 56 из 64
«Чего он меня задирает? Что ему надо?» — мучительно думал Черепов, удовольствуясь пищей святого Антония и убегая в номер от разъяренного Частникова. Рука невольно потянулась в карман за ордером на арест, но детектив переборол невольное желание: «Что я ему предъявлю в суде? У меня нет веских улик! Его задиристость в лучшем случае квалифицируют как мелкое хулиганство. Оскорбление классика детективной литературы стахановцем и „ширпотребом“ — вообще неподсудно. В худшем случае Частников отделается штрафом, а убийцы Чернилова продолжат отдых на свободе».
Лишь в номере он вспомнил, что за весь ужин (или обед?) ни разу не посмотрел в глаза Ничайкиной. А мог бы — глаза были под носом. Прочла ли она записку? Приготовила ли самогон на продажу? — и тут зазвонил телефон! Черепов растерялся и опешил не на шутку: откуда? Но аппарат стоял на столе, как ни в чем не бывало, и периодически требовал, чтобы к нему подошли. Детектив мог поклясться честью оперативника, что раньше телефона не видел или не замечал. Но клясться было некому, и боевого знамени под рукой не было. Он хотел сказать «алло», как начинающий разговор, но из глотки вырвалось лишь «а-а-а!». И, перебивая его бессмысленные восклицания, в трубке раздался гневный голос Частникова:
— Разве народ, воспитанный на Анжелике и Мегрэ, — не быдло?
Голос ошпарил ухо детектива, и без того подогретое дедуктивными мыслями. Он отбросил трубку, аппарат шмякнулся об пол, а Черепов полетел на кровать и затих в раздумьях.
«Что ж он так, бедный, переживает, что мучается и укромного места себе не находит? Ну не нравятся детективы — и не читай на здоровье, отложи в сторонку и займись чем-нибудь. Мне, к примеру, тоже не нравится, что людей без неведомой мне причины убивают, но я же не звоню всем подряд. Я тихонечко преследую тех, кто мне не нравится, а вы, товарищ Частников, меня отвлекаете. Нехорошо». Прочитав в мыслях нотацию известному прозаику, детектив поднял дневник, заброшенный со злости на бабку Марфу в дальний угол, и наткнулся на самую первую запись: «Встретил следователя Черепова. Настоящий труженик угро, даже по ночам изобличает преступников. Такой хороший и простой человек — хоть сейчас пиши с него книгу!» Детектив хватанул эти строки, как лекарство. Закравшиеся было вопросы: «Откуда его знал Чернилов? Где они встречались? И почему после этой встречи Чернилов завел дневник?» — Черепов выбросил из головы до свободной минуты. А сейчас все в нем бурлило, клокотало, требовало найти и передать судьям — что? — детектив пока и сам толком не знал. Он выпрыгнул в коридор, полностью готовый к подвигам, и увидел, что уже началась программа «Время» и Частисветова, кутаясь в шаль, коротает за просмотром собственное время. Черепов тут же присел рядом.
— А вы, оказывается, обыкновенный бабник, — с грустью заметила Частисветова. Вчера со мной заигрывали, сегодня от Ничайкиной вылетели. Какая программа на завтра? Могу подсказать стабильные варианты.
— А вы, оказывается, того… бисексуальны и хлебобулочны, — бестактно парировал Черепов.
— Дурак! — закончила разговор Частисветова. — Кретин! — И ушла в свой номер.
«Может, и дурак, может, и кретин, а только ведь правду в глаза сказал, а правду не спрячешь, вылезет она, голубушка, пристыдит и, глядишь, образумит!» — утешился Черепов и в одиночку досмотрел программу, вспоминая, что бисексуальна-то Ничайкина, а за иссиня-черной красавицей в отставке никто вроде худого не замечал, но это-то и казалось самым страшным: нет худа, нет и добра.
Опять пришлось прихватить «Актуальное интервью», уже ненавистное своей монотонностью, но обязательное с точки зрения политпросвещения.
Черепов вернулся в номер, погасил свет и вышел на балкон, чтобы наблюдать и подмечать уличные несуразности. В тот же миг какая-то тень внизу отделилась от дерева и побежала через парк. Черепов выхватил фонарик. Попав под луч, тень обернулась мужчиной в черном плаще со свертком под мышкой. Детектив погасил фонарь и вернулся в номер размышлять над увиденным: «Стоит спускаться вниз или не стоит?» Пораскинув мозгами, Черепов решил: стоит. Во-первых, так и не объявился труп Чернигова; следовательно, пора самому выходить на поиск. Во-вторых, окурок Частникова все еще лежал на газоне пристально не изученным. В-третьих, требовал проведения следственный эксперимент над Чуждой, подсказанный днем Чудачкавой.
Черепов запер номер на три оборота, присыпал порог мукой и… упал, стукнувшись затылком и набив еще одну шишку — четвертую за день. Краем глаза Черепов успел заметить, что сбил его с ног пулей промчавшийся Чеймберс. «От инопланетян он спасается, что ли? Или за ними гонится?» — подумал Черепов и, пока думал, совсем забыл, что ему надо было догнать Чеймберса, заломить левую или правую руку и выдавить хоть какое-нибудь признание, столь необходимое в деле сыска.
Кряхтя и проклиная научную фантастику, детектив спустился вниз и не обнаружил Чуждой на привычном месте. Он порылся на ее столе в корреспонденции и нашел телеграмму, адресованную Фантомасу. Оценив юмор товарища полковника, Черепов сунул телеграмму в карман и вышел на улицу. Дождя не было, следовательно, ничто не могло омрачить поиски трупа. Но сначала детектив занялся окурком Частникова. Через пять минут он уже собрал под окнами две пригоршни, рассортировал на парапете и, подумав еще минут пять, углубился в парк, бросив материал следствия на произвол дворника.
Конечно же фонарик он — разиня! — умудрился забыть и в карманах обнаружил лишь затвердевшую с утра горбушку.
— Звезды, звезды, хотите хлеба? — предложил детектив.
Звезды отвечали бессмысленным мерцанием. Детектив запустил в них горбушкой и обругал забытый фонарь матом.
Не один раз проклял Черепов свою злополучную забывчивость, копошась в кустах можжевельника и лавровишни, карабкаясь на дубы и с верхних ветвей осматривая окрестности пристально, переползая лужи и трясясь от холода, но два часа поисков не дали ничего путного без фонарика, лишь несколько костей, винных пробок и пестрых фантиков, да еще пятку детектив порезал осколком стекла, провалившись в яму. Кости были явно не черниловские, во всяком случае Черепов представлял их в другом виде. Кости и пробки детектив выбросил без сожаления, а вот фантики приберег для следственного эксперимента. Еще через час Черепов решил прекратить поиски, но, как всегда, отчаянная мысль прокралась в мозг нежданной-негаданной фразой из учебника судебной медицины: «Известно, что трупы, разлагаясь, выделяют фосфор и в темноте светятся». — «Ну вот, не зря учился, — похвалил он себя, хотя не помнил, чтобы он где-нибудь учился. — Надо теперь не ползать, а ходить и искать в парке свет».
Как раз вдали что-то мерцало, блестело, переливалось и фосфоресцировало. Черепов припустил к источнику света и, еще не дойдя, стал чертыхаться и проклинать тропинку, которая привела его к уличному фонарю. Быстро позвав дедукцию, Черепов сделал молниеносный вывод: «Убийцы тоже могли попасться грамотные и прочитать, что трупы в темноте светятся, умышленно закопать или бросить неживого Чернилова рядом с фонарем, будто пьяного. Следовательно, искать следы надо под фонарями». Детектив рухнул на карачки и тщательно осмотрел и обнюхал почву — ничего обнадеживающего. У второго фонаря — только слабый запах мочи. Зато под третьим его ждал труп Чернилова собственной персоной. Сразу, конечно, детектив не опознал Чернилова: труп лежал на животе и вонял хуже помойки. «Еще бы! Два дня преет, — подумал детектив. — Как его могли не заметить! Вот люди! Небось специально обходили, чтоб в свидетелях не оказаться». И, превозмогая брезгливость, скрупулезно исследовал все, что попалось на глаза и под руки. Ничего не найдя, он не расстроился: труп оправдал все издержки и потраченное время своим присутствием. Одно смущало: внутри трупа что-то неритмично постукивало, вроде испортившейся часовой мины. Черепов взвалил тело на спину и потащил к шоссе, по дороге раздумывая: «Куда? В морг к мордовороту — нельзя, он ударит меня наотмашь по уцелевшим зубам. В милицию? А если они с Батоном заодно, моют друг другу руки под одним крантиком?» — но скоро выдохся, бросил труп под пальмой и пошел ловить автотранспорт. С удостоверением в протянутой руке он остановил первую же машину, которая, впрочем, объявилась через час с лишком, и велел водителю ехать к пальме, а сам прыгнул в кузов. И тут оторопь взяла детектива — труп исчез, превратился в какую-то бордовую лужицу бордового цвета, причем не крови — какая кровь польется из двухдневного трупа! — а скорее — щей, заправленных портвейном. Черепов послушал, как умеет ругаться матом шофер, погулял на всякий случай среди пальм по аллее, заметил, что они высажены в шахматном порядке, и, не открыв ни одной тайны, не совершив ни одного героического поступка, взмолился: «Ветер, ветер, ты могуч, а я слаб от бесконечной борьбы. Ветер, брось гонять стаи туч, лучше поймай банду преступников!» — но ветер в ответ затих, и расстроенный Черепов побрел в Дом творчества.