Танец с драконами

— Светлейший государь послал его на юг — тревожить Ланнистеров и их друзей.

Эту ложь он отрепетировал, пока грёб к Сестрину Городку. Рано или поздно мир узнает, что Салладор Саан бросил Станниса Баратеона, оставив его без флота, но эта весть будет исходить не из уст Давоса Сиворта.

Лорд Годрик помешал рагу:

— И что, этот старый пират Саан отправил тебя к берегу вплавь?

— Я добрался до берега в шлюпке, милорд.

Салладор Саан дождался, пока по левому борту «Валирийки» не покажется огонь Ночного Светоча, и только тогда посадил Давоса в шлюпку. По крайней мере, на это их старой дружбы хватило. Лиссенийцы, конечно, охотно взяли бы его с собой на юг, но Давос отказался. Станнису был нужен Виман Мандерли, и это дело он доверил Давосу. Он не может предать доверия своего короля, сказал он Салле.

— Тьфу, — бросил в ответ пиратский вожак, — тебя погубят его почетные поручения, старина. Он тебя просто убьет.

— Мне никогда не доводилось принимать под своей крышей Десницу короля, — сказал лорд Годрик. — Любопытно, заплатит ли Станнис за тебя выкуп?

«Вот и мне интересно, заплатит ли?»

Станнис даровал Давосу земли, титулы и должности, но будет ли он выкупать золотом жизнь своего Лукового Рыцаря? «У него нет золота. Если бы оно было, Салла остался бы с ним».

— Милорд, если вам угодно об этом спросить, вы найдете его в Чёрном Замке.

Борелл прорычал:

— И Бес тоже в Черном Замке?

— Бес? — Давос подумал, что ослышался. — Он ведь в Королевской гавани, его приговорили к смерти за убийство племянника.

— Стена узнает обо всем последней, как говаривал мой отец… Карлик сбежал. Он проскользнул сквозь решетку темницы и голыми руками разорвал своего отца на части. Стражники видели, как он убегает — весь красный от макушки до пят, точно искупался в крови. Королева обещала сделать лордом любого, кто его убьёт.

Давос слушал и не верил:

— Вы хотите сказать, что Тайвин Ланнистер убит?

— Да, своим собственным сыном, — лорд глотнул пива. — Когда мы были на Сёстрах королями, мы не оставляли карликов в живых. Мы бросали их в море в жертву богам. Септоны, благочестивые олухи, заставили нас отказаться от этого обычая. Зачем еще богам придавать человеку подобный облик, если не в знак того, что он чудовище?

«Лорд Тайвин мертв. Это все меняет».

— Милорд, позвольте мне отправить ворона на Стену. Светлейший государь захочет узнать о смерти лорда Тайвина.

— Он узнает, но не от меня. И не от тебя, пока ты под моей дырявой крышей. Я никому не предоставлю повода говорить, что словом или делом помог Станнису. Сандерленды ввязали Сестёр в два восстания Блэкфайров, за что нам всем пришлось горько поплатиться.

Лорд Годрик махнул вилкой в сторону кресла:

— Садись, сир, пока тебя не свалило. В моём чертоге холодно, темно и сыро, но гостеприимностью я не обделен. Мы отыщем тебе сухую одежду, но для начала тебе надо поесть.

Он крикнул, и в чертог заглянула женщина.

— У нас гость, надо его накормить. Принеси хлеба, пива и рагу.

Пиво было тёмным, хлеб чёрным, рагу белым, как сливки, и подано внутри чёрствого каравая, из которого вынули мякиш. В рагу попадались лук, морковь, ячмень, белая и жёлтая репа, а еще устрицы, кусочки трески, крабьего мяса — и всё это плавало в жирной сливочно-масляной подливе. Это было кушанье того сорта, что согревает до самых костей — то, что надо в промозглую ночь. Давос благодарно зачерпнул еду ложкой.

— Случалось уже пробовать сестринское рагу?

— Да, милорд, — то же самое блюдо подавали на Трёх Сёстрах повсюду, во всех постоялых дворах и трактирах.

— Мое рагу лучшее из того, что ты мог пробовать раньше. Его готовит Гелла, дочь моей дочери. Ты женат, луковый рыцарь?

— Да, милорд.

— Жалко. Гелла не замужем. Из неказистых женщин выходят самые лучшие жёны. Там в рагу три вида крабов: красные, паучьи и крабы-завоеватели. Я не ем паучьих крабов ни в каком виде, кроме как в сестринском рагу. При этом чувствую себя наполовину каннибалом, — милорд указал на штандарт, висевший над холодным темным очагом. Там был изображен паучий краб — белый на серо-зелёном поле. — До нас дошли слухи, что Станнис сжег своего Десницу.

«Прежнего Десницу». Мелисандра отдала Алестера Флорента своему богу на Драконьем Камне, чтобы наворожить тот самый ветер, что доставил их на север. Лорд Флорент молчал и крепился, пока люди королевы привязывали его к столбу, и он сохранял достоинство, насколько его вообще может сохранять полуголый человек. Но когда пламя лизнуло его ноги, он начал кричать — и, если верить красной женщине, его крики гнали их до самого Восточного Дозора у Моря. Для Давоса этот ветер был просто невыносим. Ему казалось, что он пахнет горелой плотью, а в его свисте в корабельных снастях слышались вопли боли.

«На его месте мог быть я», — подумал Давос.

— Я не сгорел, — заверил он лорда Годрика, — хотя в Восточном Дозоре чуть было не превратился в ледышку.

— Уж такова Стена.

Женщина принесла им свежий каравай хлеба — горячий, только из печи. Давос, сам того не желая, уставился на её руку.

— Да, у неё та же родовая примета, что и у всех Бореллов на протяжении последних пяти тысяч лет. Это дочь моей дочери, но не та, что готовит рагу, — он разломил каравай пополам и протянул краюху Давосу. — Ешь, это хороший хлеб.

Так оно и было, хотя Давоса устроила бы и чёрствая корка. Поданный хлеб означал, что в этих стенах его приняли как гостя — хотя бы на одну ночь. У лордов Трёх Сестёр была самая скверная репутация, и сквернее всего она была у Годрика Борелла, лорда Сладкой Сестры, Защитника Сестрина Городка, Властителя Волнолома и Хранителя Ночного Светоча… Но даже лорды, промышляющие грабежом на разбитых судах, чтят законы гостеприимства.

«По крайней мере, я увижу рассвет, — сказал себе Давос. — Я принял его хлеб и соль».

Правда, рагу оказалось не только солёным, но у него был и иной странный привкус.

— Уж не шафран ли это? — шафран стоил дороже золота, и Давос до сих пор пробовал его лишь однажды, на Драконьем Камне, когда на пиру король Роберт послал ему половину рыбины.

— Он самый, из Кварта. И перец тоже, — лорд Годрик взял щепотку и посыпал содержимое своей хлебной тарелки. — Нет ничего лучше молотого чёрного перца из Волантиса. Бери сколько хочешь, если тебя тянет на перчёное. У меня этого добра сорок сундуков. Я уж не говорю про гвоздику и мускатный орех, и про фунт шафрана тоже. Я забрал его у одной черноглазой девицы, — он расхохотался. Давос заметил, что у лорда Сладкой Сестры еще сохранились все зубы, хотя большинство из них пожелтело, а один в верхнем ряду почернел и почти полностью сгнил. — Она направлялась в Браавос, но буря занесла её в залив Челюстей и разбила о мои скалы. Как видишь, ты не единственный подарок, который мне приподнесли бури. Наше море коварно и жестоко.

«Но не коварнее людей», — подумал Давос. Предки лорда Годрика были королями-пиратами до тех пор, пока их не завоевали Старки огнём и мечом. С тех пор сестринцы оставили пиратство Салладору Саану и ему подобным и принялись грабить разбитые корабли. Сигнальные огни, горевшие на побережье Трёх Сестёр, должны были предупреждать суда о мелях и рифах, указывая кораблям верный путь. Но в штормовые или туманные ночи кое-кто из сестринцев зажигал ложные огни, направляющие неосторожных капитанов на погибель.

— Бури оказали тебе услугу, выкинув к моим дверям, — сказал лорд Годрик. — В Белой Гавани тебя ожидал бы куда более холодный прием. Ты опоздал, сир. Лорд Виман намерен преклонить колено, и отнюдь не перед Станнисом, — он глотнул пива. — Мандерли по сути своей не северяне. Они перекочевали на Север не более, чем девять веков назад, прихватив с собой своё золото и своих богов. Они были великими лордами на Мандере, пока не зарвались настолько, что зелёные руки Гарднеров дали им тумака. Волчий король отобрал у них золото, но наделил землёй и позволил чтить своих богов, — хозяин зачерпнул рагу ломтем хлеба. — Если Станнис думает, что пузан сядет в одну лодку с оленем, он жестоко ошибается. Двенадцать дней тому назад в Сестрин Городок для пополнения запасов воды заходила «Львиная звезда». Знаешь этот корабль? Багряные паруса и золотой лев на носу. А на борту толпа Фреев, направляющихся в Белую Гавань.