Танец с драконами

— Фреи? — уж чего-чего, а этого Давос не ожидал. — Мы слышали, что Фреи убили сына лорда Вимана.

— Да, — согласился лорд Годрик, — и пузан так разгневался, что принес обет жить на одном хлебе и вине, пока не отомстит. Но до исхода того же дня он снова начал пихать себе в рот пироги и устрицы. Между Сёстрами и Белой Гаванью все время ходят корабли. Мы продаем им крабов, рыбу и козий сыр, а они снабжают нас лесом, шерстью и шкурами. И от всех я слышу, что его лордство разжирел пуще прежнего — вот чего стоят все его обеты. Слова — ветер, а ветры, которые Мандерли пускает ртом, значат не больше, чем те, что он пускает задом, — лорд Годрик отломил себе ещё хлеба, чтобы макнуть в подливу. — Фреи привезли жирному дурню мешок костей. Это называется любезностью — вручить отцу кости его сына. Если бы это был мой сын, я бы тоже ответил любезностью и отблагодарил Фреев, перевешав их всех с выпущенными кишками на воротах. Но пузан для этого слишком благороден, — он сунул хлеб в рот, прожевал и проглотил. — Фреи у меня поужинали. Один из них сидел как раз там, где сейчас сидишь ты. Представился как «Рейегар» — я чуть было ему в лицо не расхохотался. Он потерял жену и собирается раздобыть себе новую в Белой Гавани. Вороны так туда-сюда и снуют. Лорд Виман и лорд Уолдер заключили соглашение и хотят скрепить его браком.

Давос почувствовал себя так, словно лорд Годрик только что саданул ему под дых. «Если это правда, то мой король пропал».

Станнис отчаянно нуждался в Белой Гавани. Если Винтерфелл был сердцем Севера, то Белая Гавань была его вратами. Устье реки вот уже столетия не замерзало даже в самые лютые зимы — сейчас, когда зима была близко, это значило очень многое. Много значило и серебро. У Ланнистеров было всё золото Кастерли Рок, а женитьбой oни добыли себе и богатства Хайгардена. Казна же Станниса была истощена.

«По крайней мере, я должен попытаться. Вдруг найдется способ расстроить этот брак».

— Мне надо попасть в Белую Гавань, — сказал он. — Милорд, умоляю, помогите мне!

Лорд Годрик приступил к самой хлебной посудине, разламывая своими ручищами размякший от подливы хлеб на куски.

— Я не люблю северян, — заявил он. — Мейстер говорит, что две тысячи лет назад Старки Изнасиловали Сестёр. Но Сестрин Городок ничего не забыл. До этого мы были свободными людьми, и у нас правили свои короли. Потом нам пришлось склонить колено перед Долиной, чтобы выгнать северян вон. Волк и сокол дрались за наши земли тысячу лет, пока не обглодали весь жир и мясо с костей этих бедных островов. Что же до твоего короля Станниса, то когда он был у Роберта мастером над кораблями, он без моего разрешения прислал флот в гавань и вынудил меня повесить с десяток моих добрых друзей. Людей вроде тебя, кстати. Он даже грозился повесить меня самого, если какой-нибудь корабль выбросит на скалы из-за того, что Ночной Светоч невовремя погас. И мне пришлось всё это проглотить, — он съел кусок хлебной посудины. — Теперь Станнис, поджав хвост, приполз на Север. Так скажи мне, почему я должен хоть в чём-то ему помогать?

«Потому что он твой законный король, — подумал Давос. — Потому что он сильный и справедливый человек, единственный, кто может восстановить государство и защитить его от нависшей на севере угрозы. Потому что у него есть волшебный меч, сияющий солнечным светом». Эти слова застряли у него в горле, потому что ни одно из них не могло поколебать лорда Сладкой Сестры, и ни на пядь не приближало его к Белой Гавани. «Какого ответа он ждет? Я должен пообещать ему золото, которого у нас нет? Знатного мужа для дочери его дочери? Земли, звания, титулы?» Алестер Флорент пытался сыграть в эту игру, и король за это сжег его.

— Десница, кажется, проглотил язык и потерял вкус и к рагу, и к действительности, — лорд Годрик утер рот.

— Лев мёртв, — медленно произнес Давос. — Вот ваша действительность. Тайвин Ланнистер мертв.

— Ну и что?

— Кто сейчас правит в Королевской Гавани? Не Томмен, он ещё слишком мал. Значит, Сир Киван?

Свет свечей отражался в чёрных глазах лорда Годрика.

— Будь оно так, ты был бы в цепях. Правит королева.

Давос понял: «Он сомневается. Он не хочет оказаться на стороне проигравшего».

— Станнис держал Штормовой предел против Тиреллов и Редвинов. Он отнял Драконий Камень у последних Таргариенов. Он разбил Железный флот у Светлого острова. Королю-ребенку его не одолеть.

— Но у этого короля-ребенка есть все богатства Кастерли Рок и вся мощь Хайгардена. За него стоят Болтоны и Фреи, — лорд Годрик потер подбородок. — Тем не менее, в этом мире нет ничего неизбежного, кроме зимы. Нед Старк сказал это моему отцу в этом самом чертоге.

— Нед Старк был здесь?

— В самом начале восстания Роберта. Безумный Король потребовал от Орлиного гнезда выдать Старка, но Джон Аррен отказался повиноваться. Чаячий Город, впрочем, остался верен трону. Потому-то, чтобы попасть к себе домой и созвать знамёна, Старку пришлось пересечь горы у Перстов и найти рыбака, который согласился бы перевезти его через Челюсти. Они попали в бурю и рыбак утонул, но его дочка доставила Старка на Сёстры, прежде чем их лодка пошла ко дну. Говорят, он оставил её с кошельком серебра и бастардом в утробе. Она назвала сына Джоном Сноу, в честь Джона Аррена.

Что бы там ни было, когда лорд Эддард попал в Сестрин Городок, мой отец сидел там, где сижу я. Наш мейстер умолял отца выдать голову Старка Эйерису. Нам бы досталась знатная награда — Безумный Король был щедр, когда кому-то удавалось его порадовать. Однако к тому времени мы знали, что Джон Аррен взял Чаячий Город. Роберт первым взобрался на стену и лично убил Марка Графтона. «Этот Баратеон не знает страха, — сказал я, — он сражается как король». Мейстер посмеялся надо мной и сказал, что принц Рейегар неизбежно подавит это восстание. Вот тогда Нед Старк и ответил: «В этом мире нет ничего неизбежного, кроме зимы. Мы можем потерять наши головы, это верно, но что будет, если мы победим?». И мой отец позволил ему продолжить свой путь с головой на плечах. «Если ты проиграешь, — предупредил Старка мой отец, — тебя здесь никогда не было».

— Как и меня, — закончил Давос Сиворт.

ДЖОН

Король за Стеной предстал перед всеми с накинутой на шею петлёй из пеньковой верёвки и связанными руками.

Другой конец верёвки был обмотан вокруг луки седла сира Годри Фарринга. На Убийце Гигантов и его коне красовались посеребрённые стальные доспехи с чернением. На Мансе Налётчике не было ничего, кроме лёгкой туники, едва прикрывавшей закоченевшие от холода голые ноги.

«Им следовало оставить ему плащ, — подумал Джон, — тот самый, что вышила алым шёлком какая-то одичалая».

Не удивительно, что Стена плакала.

— Манс знает Зачарованный лес лучше любого следопыта, — Джон предпринял последнюю попытку убедить его величество Станниса, что Король за Стеной полезнее им живым, чем мертвым. — Он знает Тормунда Великанью Смерть. Он сражался с Иными. У него был рог Джорамуна, но он не стал в него трубить и не разрушил Стену, хотя мог это сделать.

Но Станнис и бровью не повёл, оставаясь глух к доводам Джона. Закон гласит предельно ясно: расплата за дезертирство — смерть.

Стоявшая под плачущей Стеной леди Мелисандра воздела к небу бледные руки:

— Мы все совершаем выбор, — провозгласила она. — Каждый из нас — мужчины и женщины, старики и молодые, знать и простолюдины. — Вместе с королём она наблюдала за происходящим с возведённого над ямой деревянного помоста. Звук её голоса навеял Джону мысли об анисе, мускате и гвоздике. — Мы выбираем свет или тьму. Добро или зло. Истинного бога или ложного.

Налетевший ветер нещадно трепал посеребрённые сединой каштановые волосы Манса. Король за Стеной откинул их с лица связанными руками и улыбнулся. Но тут он увидел клетку, и мужество изменило ему. Люди королевы сделали её из нарубленных в Зачарованном лесу деревьев. Для решётки они связали и переплели между собой не только зелёные гибкие прутья, но и истекающие смолой лапы сосен, и даже белые, словно кость, ветви чардрева. А потом они подвесили клетку высоко над ямой, набитой дровами, листьями и хворостом.