Танец с драконами

— Да. Изменник. Мятежник. Перебежчик.

Последнее его задело:

— Перебежчиком я никогда не был, милорд. Я человек короля.

— Это если Станнис — король, — суровые чёрные глаза лорда изучающее смотрели на Давоса. — Большинство рыцарей, высадившись на моих берегах, ищет меня в моих чертогах, а не в «Китовом брюхе». Это место — притон контрабандистов. Никак ты взялся за старое, Луковый Рыцарь?

— Нет, милорд. Мне нужно было попасть в Белую гавань. Король отправил меня с посланием к тамошнему лорду.

— Тогда ты попал не туда и не к тому лорду, — Годрика Борелла это позабавило. — Это Сестрин Городок на Сладкой Сестре.

— Я знаю.

В Сестрином Городке и в помине не было ничего сладкого — это был мерзкий городишко — грязный, мелкий и запущенный, пропахший свиным навозом и гниющей рыбой. Давосу он врезался в память ещё в старые годы. Три Сестры уже несколько веков были излюбленным прибежищем контрабандистов, а до того служили логовом пиратов. Улицы Сестрина Городка поверх грязи были вымощены досками, дома — сплошь мазанки, крытые соломой. На Висельных Воротах вечно болтались повешенные с торчащими наружу потрохами.

— Не сомневаюсь, что здесь у тебя есть друзья, — заявил лорд. — У каждого контрабандиста есть приятели на Сёстрах. Некоторые из них и мои друзья тоже, а кто мне не друг, того я вешаю. Я оставляю их задыхаться в петле с болтающимися между колен собственными кишками, — сверкнувшая за окнами молния снова озарила зал, два мгновения спустя прогрохотал гром. — Если ты плыл в Белую Гавань, то как оказался в Сестрином Городке? Что привело тебя сюда?

«Приказ короля и предательство друга», — мог бы сказать Давос. Но вместо этого он ответил:

— Бури.

От Стены отплыли двадцать девять кораблей. Давос бы сильно удивился, если хотя бы половина из них осталась на плаву. На протяжении всего пути вдоль берега их преследовали чёрное небо, злые ветры и проливные дожди. Галеры «Оледо» и «Сын Старухи» налетели на скалы у Скагоса, острова единорогов и людоедов, где не решался высаживаться даже сам Слепой Бастард. Большой когг «Саатос Саан» пошел ко дну у Серых Скал.

— Станнис за это заплатит, — бушевал Салладор Саан. — Он заплатит за них звонкой монетой, за каждый корабль!

Словно какой-то злой бог вытрясал из них плату за лёгкое путешествие на север, когда постоянный южный ветер легко донес их от Драконьего Камня до Стены. Очередной бурей с «Обильного урожая» сорвало всю оснастку, так что Салле пришлось вести его на буксире. Десятью лигами севернее Вдовьего Дозора море, в который уже раз разбушевавшись, швырнуло «Урожай» на одну из галер, что вели его на буксире, и потопило оба корабля. Остальной лиссенийский флот разметало по всему Узкому морю — некоторые капитаны добрались до каких-то портов, других так больше никогда и не видели.

— Салладор Нищий, вот кем меня сделал твой король, — жаловался Салладор Саан Давосу, когда остатки его флота тащились по заливу Челюстей. — Салладор Разбитый. Где мои корабли? И где моё золото? Где всё золото, что мне обещали!

Когда Давос опять попытался убедить лиссенийца, что тот получит свою плату, Салла взорвался.

— Когда, когда? Завтра? Через месяц? Когда вернётся красная комета?! Он обещает мне золото и драгоценности, всё время обещает, но этого золота я в глаза не вижу! Он дал мне свое слово, да, королевское слово, даже заверенное письменно. Но будет ли Салладор Саан сыт королевским словом? Сможет ли утолить свою жажду пергаментами и восковыми печатями? Сможет ли уложить обещания в постель и трахать их до визга?

Давос пытался убедить Саана сохранить верность Станнису. Если Салла бросит короля и его дело, говорил он, то потеряет всякую надежду получить всё то золото, что ему задолжали. В конце концов, король Томмен, одержав победу, вряд ли будет оплачивать долги своего побежденного дяди. Поэтому единственная надежда Саллы — это оставаться на стороне Станниса до тех пор, пока тот не отвоюет Железный Трон. Иначе он не увидит ни медяка из обещанных денег. Ему надо просто потерпеть.

Возможно, какой-нибудь лорд с хорошо подвешенным языком и уболтал бы лиссенийского пирата, но Давос был всего лишь Луковым Рыцарем, и его слова заставили Саллу взбелениться пуще прежнего.

— Я терпел на Драконьем Камне, — говорил он, — когда красная женщина жгла деревянных богов и орущих людей. Я терпел весь долгий путь до Стены. Я терпел холод в Восточном Дозоре — мёрз и терпел, терпел и мёрз. Но сейчас я говорю «тьфу». Тьфу на твое терпение, и тьфу на твоего короля! Мои люди голодны. Они хотят ещё раз трахнуть своих жён и пересчитать сыновей, хотят увидеть Ступени и любимые сады Лисса. А вот чего они точно не хотят, так это льда, бурь и пустых обещаний! Тут на Севере слишком холодно, и становится все холоднее.

«Я знал, что этот день придет, — говорил себе Давос. — Я любил старого плута, но, слава богам, у меня никогда не хватало глупости ему доверять».

— Бури, — лорд Годрик выговорил это слово так нежно, как другой произнес бы имя любимой. — На Сёстрах бури считали священными задолго до прихода андалов. В старину мы поклонялись другим богам: Владычице Волн и Владыке Небес. Каждый раз, когда они делят ложе, поднимается буря.

Он подался вперед:

— Короли всегда смотрели на Сёстры сквозь пальцы — да и что им до нас? Мы бедны и незначительны. Но вот теперь бури швырнули в мои руки тебя.

«Меня в ваши руки швырнул друг», — подумал Давос.

Лорд Годрик повернулся к капитану стражи:

— Оставь меня с этим человеком. Помни, его здесь никогда не было.

— Не было, милорд. Никогда, — капитан ушёл, оставив на ковре влажные следы сапог. Под полом билось в скалы под замком, волновалось и рокотало море. Дверь захлопнулась со звуком, напомнившим грохот далекого грома, и тут же, словно в ответ, за окнами сверкнула зарница.

— Милорд, — сказал Давос, — если вы отправите меня в Белую гавань, светлейший государь сочтет это дружеским участием.

— Я могу отправить тебя в Белую гавань, — согласился лорд. — Или в мою личную преисподнюю — там, где постуже и помокрее.

«Сестрин Городок сам по себе преисподняя», — Давос изначально боялся худшего. Три Сестры всегда были ветреными сучками, верными только самим себе. Считалось, что они служат Арренам из Долины, но власть Орлиного гнезда над островами была в лучшем случае незначительной.

— Если Сандерленд узнает о том, что ты в моих руках, то немедленно потребует тебя выдать.

Борелл правил Сладкой, Лонгторп — Длинной, а Торрент — Малой Сестрой, и все трое служили Тристону Сандерленду, лорду Трёх Сестер.

— Он продаст тебя королеве за горшок ланнистерского золота. Ведь бедняге нужен каждый дракон — у него семь сыновей, и все должны стать рыцарями, — лорд снова взял деревянную вилку и принялся за мясо. — Я проклинал богов, которые дарили мне только дочерей, пока не услышал, как Тристон убивается из-за стоимости боевых коней. Знал бы ты, сколько рыбы надо выловить и продать, чтобы купить приличные кольчугу и латы.

«И у меня было семь сыновей, но четверо из них сгорели».

— Лорд Сандерленд присягнул на верность Долине, — сказал Давос. — По закону он должен передать меня леди Аррен.

Лучше уж к ней, чем к Ланнистерам, решил он. Пусть она и не принимала участия в Войне пяти королей, Лиза Аррен была дочерью Риверрана и родной теткой Молодого Волка.

— Лиза Аррен мертва, — сказал лорд Годрик, — убита каким-то певцом. Долиной правит лорд Мизинец. Где пираты? — внезапно сменил он тему.

Давос не ответил, и лорд постучал ложкой по столу:

— Где лиссенийцы? Торрент с Малой Сестры видел их паруса, а до него их видели Флинты во Вдовьем дозоре. Оранжевые, зеленые и розовые паруса. Салладор Саан. Где он?

— В море.

Салладор сейчас идет вокруг Перстов, следуя в Узкое море — он возвращается на Ступени с теми несколькими кораблями, что у него остались. Возможно, он прибавит к ним еще несколько, если наткнется в море на каких-нибудь подходящих купцов. «Немного попиратствует, чтобы скоротать дорогу».