Страница 19 из 41
- Открыли Америку! Я и сам это прекрасно знаю. Зачем было ради этого приходить? Я знаю даже то, чего они не знают – мы не будем платить им еще минимум три месяца.
- Но они пообещали нас выселить.
- А вот это просто глупо. Кто тогда заплатит им за 6 месяцев? Пушкин?
- Какой Пушкин, Антонио?
- Ну, это какой-то странный человек, который всем платит за квартиру и выносит мусор. К сожалению, он делает это только в России.
- Антонио, но, все-таки, что делать с хозяевами квартиры? С этими негодяями, которые не ценят, что мы убираем их квартиру, поливаем их цветы…
- Ну, положим, квартиру ты в последний раз убирала, еще когда мы жили на другой квартире, а цветы ты бы лучше не поливала…
- Кто же знал, что у них в этой бутылке уксус? И потом, они же не сказали, чем поливать. Если бы я была дура, я бы сразу полила их уксусом, а не через два дня по ошибке.
- А давай расскажем полиции, что они хранят в нашей квартире марихуану, и их посадят.
- Но это же твоя марихуана. И, потом, полиция придет и конфискует.
- Вот еще! Я перепрячу ее в другое место.
- Но тогда полиции не за что будет их арестовывать.
- Н-да, замкнутый круг, как всегда. Лягу поспать, во сне мне всегда приходят прекрасные мысли. Как Менделееву.
- А кто это?
- Это какой-то человек, который спал, а ему на голову периодически падала какая-то таблица со стены. И он что-то придумал.
- Что придумал – передвинуть кровать или перевесить таблицу?
- Не помню.
- Или как не платить за квартиру?
- Неважно. Спи, сейчас что-нибудь придумаем.
117.
- Антонио!
- Да, Мария.
- А давай поедем на экстремальный отдых. Будем сплавляться с водопада, прыгать с парашютом, спускаться на доске с гор…
- Знаешь что, Мария, экстремальнее, чем наша последняя поездка к твоей маме ничего не может быть. Ты поссорилась с ней в первую же минуту, и вы два часа ругались, пока я не решил вмешаться.
- Вот тут-то все и началось. Просто ты не должен был сразу пытаться убить маму топором.
- Сразу! Сначала я пытался ее задушить, но она спустила на меня доберманов, и мне пришлось их загрызть. Потом появились твои родственники и привязали меня к кровати, и я потратил минимум полчаса на то, чтобы перетереть веревку щетиной. И даже после этого я не сразу побежал за топором, а сначала побросал всех родственников в колодец.
- Да, хорошо, что мама успела выпрыгнуть из окна. Сломала два ребра и ногу, но все равно сумела уползти в курятник и затеряться там среди кур. А вот зачем ты выпрыгнул в окно…
- Я гнался за ней.
- Но это же было через четыре часа.
- Да? А вот этого я не помню. Видимо, в эти четыре часа я занимался чем-то очень важным. Ты не помнишь, чем?
- Ты пил текилу, матерился и ломал руками стаканы.
- Ну, вот.
- А потом ты пытался сдаться властям, кричал, что хочешь быть узником совести и согласен, чтобы тебя обменяли на ящик текилы.
- Знаешь, Мария, а я сейчас неожиданно понял, что мы таки хорошо отдохнули – есть что вспомнить. Может, опять поедем к твоей маме?
- Давай лучше к твоей. С ней интереснее – она моложе и быстрее бегает.
118.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Я хочу поговорить с тобой без свидетелей.
- Хорошо, Мария, сейчас я выйду, и ты сможешь начать говорить.
- Но я же хочу поговорить с тобой.
- Тогда я стану свидетелем этого разговора. Определись, Мария, чего ты хочешь.
- Я хочу поговорить с тобой…
- Так…
- Но чтобы этого никто не слышал…
- Ага. Это бред, Мария. Как минимум я это услышу. Не говоря уже о тебе.
- А что же делать, Антонио?
- Давай заткнем себе уши, и никто ничего не услышит.
- А зачем тогда вообще что-то говорить?
- Ну, или так – я выйду, ты поговоришь со мной, а потом все мне расскажешь – как прошел разговор и о чем он был.
- Прекрасно, Антонио, иди… Ой, подожди… Я забыла, что я хотела тебе сказать.
- Мария!
- Вспомнила! Я хотела сказать, что я хочу с тобой поговорить.
- Так, Мария, я все придумал. Закрой глаза и никуда отсюда не уходи. Где-то тут была моя любимая чугунная сковородка.
119.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Давай играть в «съедобное – несъедобное».
- Вот еще! Мы уже играли в это на прошлой неделе, когда я съел курицу, которую ты приготовила, а потом три часа жалел об этом в туалете. Так вот она была съедобная или нет?
- Я же тебе уже говорила, что я просто размораживала ее в микроволновке, а ты схватил и съел. И вообще, я про другое. Я буду называть слова, а ты будешь говорить, съедобное это, или нет.
- Мария, ты дура. Слово не может быть съедобным. Разве что в качестве духовной пищи. Но тогда оно должно быть очень духовным… например «святоапостольский».
- Что это, Антонио?
- Это что-то очень духовное… хотя и абсолютно непонятное.
- Подожди, Антонио, не надо так сложно. Вот, смотри – яблоко! Говори, съедобное или несъедобное.
- Несъедобное.
- Ну, Антонио, ты же сразу проиграл!
- Ничего подобного! Мы же с тобой вместе рвали яблоки в саду этого негодяя Касильяса, вспомни, какие они были – жесткие, кислые и червивые. И что, они после этого съедобные?
- Ну, хорошо. Тогда… чашка!
- Съедобное.
- А вот теперь ты точно проиграл.
- Нет, я не проиграл. Смотри. (Грызет).
- Н-да, ты меня убедил. Тогда… телефон… ой, нет, не надо… телевизор… тем более, не надо… А, вот – хомячок! Ну, наш хомячок Густаво.
- Зря ты это сказала, Мария. Бедный Густаво, я так его любил. (Грызет). О, оказывается, я его и так люблю.
- Господи, Антонио, наш хомячок!… С другой стороны, теперь его можно не кормить.
- Да, а весь корм съем я!!! (Грызет).
- Антонио, что с тобой?!
- У меня серьезно разыгрался аппетит. Пойду в комнату к нашему сыну, у этого негодяя были канарейки…
120.
- Антонио! Антонио!
- А! Что случилось, Мария?
- Антонио, мне срочно нужно это знать – сколько в одном часе километров?
- Ну, это же даже дети знают – шестьдесят… Что? Мария, ты что, дура? Откуда в часе километры?
- Как же, помнишь, тебя оштрафовали за то, что ты ехал со скоростью 120 км в час. Значит в часе в этот момент было 120 километров.
- Да, ты права, Мария. С другой стороны, от нашего дома до дачи 70 километров, а мы по пробкам доезжаем до нее за час. Значит, в часе бывает еще 70 километров. Н-да… но одно я знаю твердо: в миле полтора километра.
- А тогда сколько в миле часов?
- Смотря каких – настенных или наручных… Короче говоря, все в мире относительно. Ты же сама была продавщицей и знаешь, что в килограмме бывает то 900, то 800 граммов. Это все придумал Эйнштейн в своей теории относительности.
- Вот, негодяй, лучше бы придумал клюкву в сахаре!
- Но ее же уже придумали.
- Ну и что? Ее же все равно всегда не хватает. Так что ее можно было бы придумать и второй, и третий раз.
- Ладно, спи, Мария, и пусть тебе приснится, сколько в миле граммов.
121.
- Мария, Мария!
- Что с тобой, Антонио, почему ты такой встревоженный?
- Я только что слышал ужасную вещь. В Мексике появились ядовитые кактусы. Их укус смертелен!
- Какой ужас, Антонио! Подожди, кактусы же не кусаются.
- Ну, да!… Да? Вообще-то не кусаются, но если уж укусят, то пиши пропало.
- Написала. А в середине «а» или «о»?
- Что?
- Ты же сказал «пиши «пропало». Я написала, только я не знаю, через «о» или через «а».
- Мы столько лет вместе, Мария, но есть в тебе что-то, чему я не перестаю удивляться. Короче, я записался в отряд по уничтожению кактусов. Дай мне тридцать песо, и я пойду.
- А почему так много?