Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 42

— Я тебе так благодарна! Вообще, конечно, мне не легко. Леон — очень жесткий человек. Иногда он говорит очень неприятные вещи прямо мне в лицо, кто бы ни был рядом, просто чтобы себя показать, какой он безжалостный. И все же есть моменты, когда я его ничуть не осуждаю.

— Ну, человек такого склада, как он, и должен быть с железным характером. Но я думаю, что он к тому же еще и рисуется этим. Что же именно он тебе говорил?

Кэтрин попыталась рассказать ему, но, когда Хью нахмурился, она вдруг стала оправдывать свекра:

— Видишь ли, я понимаю, что Тимоти кажется ему слишком благонравным и просто боящимся взяться за что-то новое. Ты ведь знаешь, как мы жили в Лондоне, Хью. Он должен был тихо вести себя дома, должен был учиться, как переходить через улицу, не ходить по траве в парках, снимать сырую обувь… О, миллион всего! Вот он и вырос таким осторожным, вежливым мальчиком. А Леон надеялся увидеть крепкого, лихого маленького разбойника, похожего на него в детстве.

Хью улыбнулся:

— Уж очень похоже на преувеличение.

— Ничуть. Я не успела пробыть в доме и пяти минут, как Леон начал говорить о чудесном будущем, которого он хочет для Тимоти, и о безжалостном воспитании, которое подготовит его к этому будущему. Если Тимоти плачет, он воспринимает это как личное оскорбление. Он ничего не знает о маленьких детях!

— Потому что никогда не воспитывал Юарта, — сказал Хью. — Мне почему-то даже жаль его.

— Подожди, пока не узнаешь его как следует. Это просто громила, любящий запугивать.

— Но, Боже ты мой, ведь, наверное, можно как-то объяснить ему, что он не сможет сразу заменить мальчику мать. Ведь ему только четыре года.

— Вот это я и повторяю ему, но получается, что вроде бы он мог ездить верхом, плавать, лазить на высоченные деревья и управлять яхтой чуть ли не до четырехлетнего возраста. Иногда мне удается затормозить самые опасные его проекты. Но сегодня за завтраком он опять начал свое. Он задумал везти Тимоти на юношеские соревнования по боксу. Бедняжка вообще не хотел никуда ехать с дедой. — Она грустно улыбалась. — Знаешь, Хью, мне так ненавистна вся это суматоха вокруг него. Я бы хотела, чтобы он был просто счастливым маленьким мальчиком, о котором не думают все время, чтобы он чувствовал себя свободным и мог бы естественно развиваться.

— Подумаем, что мы сможем сделать. — Он опять расстегнул воротник рубашки и продолжал осторожно: — Конечно, ты знаешь, что есть один способ положить всему этому конец. Я знаю, как ты была привязана к Юарту, даже после того, как он так обманул тебя, снова вернувшись к своим гонкам, но… — он подергал свой галстук. — Ну что ж, ведь теперь прошло уже больше года, а ведь еще год до этого вы с ним… — он запнулся, потом заговорил торопливо: — Леону пришлось бы здорово сбавить тон, если бы ты снова вышла замуж.

— Это довольно отдаленная возможность.

— Почему? — он смотрел прямо на нее. — Ты еще девочкой так нравилась мне, и я был бы счастлив жить с тобой и Тимоти. Я человек неприхотливый и каждый месяц откладываю деньги. Сейчас у меня достаточно, чтобы обосноваться и жить в собственном доме. Конечно, я не тороплю тебя.

Она взяла его руку и крепко сжала.

— Ты самый милый из всех, кого я знаю, — сказала она смущенно, — Но это не решение. Мы с тобой любим друг друга, но это не та любовь, которая ведет к женитьбе. Мы с тобой та пара, которая может расставаться и встречаться опять через год и чувствовать все то же. Любовники не бывают такими, там все по-другому. Это прекрасное предложение, Хью, но я не могу его принять.

— Не глупи и не торопись. Если я сейчас побаивался немного, это потому, что я никогда в жизни не делал предложений и знал, как ты сначала отнесешься к этому. Но взглянем на вещи здраво, дорогая. Я, конечно, не из тех молодцов, которые могут вскружить голову женщине — но тебе это не надо, наверное? Когда ты была моложе, ну тогда понятно — чтобы рыцарь в броне без страха и упрека, чтобы у тебя глаза сияли на него как звезды, и все прочее. Но с тех пор ты здорово повзрослела. Ты уже не та, что была в двадцать один год. Да в те годы я бы и не решился заговорить с тобой на эту тему.

— Хью, пожалуйста… — сказала она, огорчаясь за него. — Я даже не хочу думать об этом. Я бы так мечтала, чтобы ты женился, — помнишь, я тебе писала в одном из моих первых писем в Гонконг. Но я… ну, просто я не гожусь тебе в жены. У нас нет тех чувств.

— У меня есть.





Она резко покачала головой:

— Нет, ты только думаешь, что есть, потому что я сейчас в таком непонятном положении, а замужество вызволило бы меня из него. Если бы я оставалась в доме с родными, ты бы не приехал туда и не стал бы делать мне предложения.

Он упрямо сказал:

— Сейчас, наверное, нет, но когда-нибудь это обязательно бы произошло, если ты была бы еще свободна.

— Ну, вот видишь? — она неуверенно улыбнулась ему: — Уж если влюблен, то ты не будешь ждать, пока дадут отпуск, чтобы поехать и сделать предложение. Ты напишешь письмо, пошлешь телеграмму, мало ли еще как… Но добьешься ответа. В любви невозможно ждать, невозможно терпеть, пока не получишь ответа. Понимаешь?

Он вздохнул и медленно проговорил:

— Я очень хорошо понимаю одно: ты моложе меня на целых двенадцать лет, и видно, ничто, кроме совершенно невероятной любви, не заставит тебя снова выйти замуж. Я думал, того, что я тебе могу предложить, будет достаточно, но я ошибался. — Он выдавил улыбку: — Я думаю, что я так тебя люблю из-за того, что ты отличаешься от всех девушек, которых я знал. Ты такая красивая, такие изумительные волосы. Знаешь, иметь такую троюродную сестру — веселую и умницу — так приятно. Я думаю, что я на самом деле такой человек, который должен бы жениться на какой-нибудь славной незаметной девушке, которая меня окружит домашним уютом. Беда в том, что я и сам такой, но никогда даже не гляжу на женщин, если они ничем не отличаются от других. Знаешь, — уныло продолжал он, — заядлыми холостяками иногда бывают не по убеждению. Часто бывает так, что в период, когда они очень бы хотели жениться, есть и женщины, склонные к этому, но которые не выдерживают никакого сравнения с идеалом.

— Идеал редко существует в реальности, — тихо сказала она. — Да он обычно и холоден, и далек. Если бы я выбирала тебе жену, я бы нашла веселую девушку, чтобы она вся искрилась и знала бы, чем тебя заинтересовать. И совсем бы не была совершенством. И потому, что ты таков, как есть, ты бы еще больше любил ее за ее недостатки… — она остановилась и засмеялась: — Ну, у меня фантазия разыгралась. Это потому, что я тут в полной изоляции. Ну, давай пока больше об этом не говорить. Хотя бы некоторое время. Расскажи мне о Гонконге.

Но он мог очень мало рассказать о своей жизни на Востоке. Хью Мэнпинг был одним из тех англичан, которые сохраняют свой уклад жизни в любых экзотических условиях. Да, Гонконг очень интересен — очень большой деловой город, но для тех, кто любит развлечения, можно найти их на все вкусы. Да, он член клуба, но бывает там не часто; дом фирмы находится на горе, и ему нравится проводить вечера там. Конечно, у него есть друзья. Нет, на экскурсии не ездил — довольно насмотрелся на виды с парома в Каулун и обратно. Кэтрин старалась заставить его вспомнить побольше, когда появился Тимоти. Не отрывая глаз, она смотрела, как он идет к ним — маленький мальчик в чистой белой рубашке и темных шортах, волосы зачесаны набок, сбоку кудрявятся.

Хью удивленно сказал:

— Он такой большой! На фото в твоем письме он казался гораздо меньше. Здравствуй, Тимоти! Ты меня помнишь?

— Вы дядя Хью, — сказал Тимоти. — Мы смотрели на вашу фотографию недавно.

— Ну, все-таки можешь удивиться, что я вдруг здесь.

— Дети никогда не удивляются, — заметила Кэтрин. — Пожми руку дяде Хью, милый. Он приехал в Понтрие отдыхать. Мы все вместе будем ездить на пикники.

Тимоти пожал ему руку, не сводя глаз с широких плеч Хью.

— А вы ездите на лошадях?

— Нет. Играю в гольф — для меня это максимум.